— На выход! — снова услышала Катя уже знакомую команду, но она ведь только что с допроса, она все уже признала, чего еще им от нее нужно?! К ней пришли? Неужели он все-таки о ней вспомнил…

Но это был не он. Незнакомый ухмыляющийся тип, развалившийся на стуле в комнате для свиданий. Еще один обвинитель — Катя уже наизусть выучила это мерзкое выражение их надменных морд. Она села напротив, уронив голову на сложенные ладони, и просто завыла, не в силах выдержать всего, что на нее свалилось…

— А что так сразу, милая? — сочувственно смотрел Валерка на это жалкое создание. — Мы даже не познакомились!

— Чего еще вам надо?.. — скулила полностью раздавленная Катя. — Я все уже сказала, я больше не могу! Я просто умереть хочу, вы это понимаете?!..

— Ну, как вариант.

Она даже немного затихла, настолько спокойно это прозвучало, и совсем не изменилось презрительное выражение его лица и холодных, будто ледяных, ярко-синих сощуренных глаз.

— Кто вы?.. — с трудом выдавила из себя Катя, глядя на Валерку с выражением какого-то первобытного ужаса.

Он даже черт ее лица различить не мог, так она опухла и поплыла от непрерывных рыданий. Нехило ее раскорежило… А ведь всего-то двое суток ее прессовали. И вовсе не сильно, чисто в рамках… Профессионально работают местные ребята, уважение им от Валерки и немного сверху от обговоренной суммы. Москва знает, кого подключить для качественной отработки схемы. За такую работу и заплатить не жалко, хотя дорого, конечно, вышло. В Киеве было бы проще, но здесь Валерка на чужой территории, с кадрами нужными не знаком, и экономия здесь неуместна.

— Кто я, Катерина? — улыбнулся он ей. — Твоя последняя надежда на свободу.

— На свободу?.. — изумленно повторила Катя.

Нет, Валерка не зверь, хотя вариант с самоубийством в камере от осознания тяжести собственной вины до сих пор рассматривал, как вполне пригодный. Особенно когда представлял себе, как некий сопливый Петенька разъезжает по Киеву на его родной машине. Однако, по всему видать, Катюха сейчас согласится на что угодно, и здесь обойдется без крайностей. От великой любви подлечили ее основательно. Валеркину «Вольво» она и так отработает, без лишних затрат. Ведь ее труп будет стоить гораздо дороже, чем закрытие всего делопроизводства.

— Именно, деточка, именно, — подтвердил Валерка ее смутную надежду. — Но тут уж от тебя зависит…

— Я все сделаю! — преданно глядя в глаза, выкрикнула Катя. — Я все подпишу, что надо! Пожалуйста, скажите, что…

— Да не тарахти ты. Нетерпеливая ты какая-то, Катерина. Для начала напишем одну бумажку. Чистосердечное, так сказать! — подсунул ей Валерка лежащий на столе лист.

— Да я уже все признала, все эти протоколы ваши подписала!..

— Я читал, читал, Катюша, ты не беспокойся. Там были некоторые неточности. Теперь я продиктую, чтоб все красиво. И чтобы было что вспомнить, если тебя вдруг ни с того ни с сего потянет на родину.

***

Валерки долго нет, но Людмила больше переживает за Даню, который носится со Светкой на руках по квартире, явно не находя себе места. Вбегая в кухню, он запихивает в рот что-нибудь съедобное — первое попавшее в поле его зрения — и исчезает в коридоре снова. Людка десять раз говорила, чтобы он хотя бы оставил в покое ребенка, но он вцепился в свое сокровище мертвой хваткой.

А за своего мужа Люда готова перед кем угодно поручиться. Уходя, он был полностью уверен в успехе, а если Валерка в чем-то уверен, то, хочешь не хочешь, поверишь в это и ты. Только вот Даня вечно во всем сомневается и предпочитает сам завалить дело, нежели доверить его кому-то еще.

И когда Людкин супруг наконец появился, она сразу поняла, что все хорошо. Зато Данечка так и не научился определять по Валеркиному виду, притворяется его отец недовольным или расстроен на самом деле, иначе не подскочил бы к нему с таким озабоченным видом.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Данил тяжело вздыхающего отца, который медленно снимал туфли, опираясь руками о стену прихожей. — Ты все-таки ходил к ней домой?

— Ага. На хату, можно сказать.

— И что, папа? Что-то не в порядке опять, да?!

— Да! — вскинул голову отец и, бросив папку на тумбочку, стал метаться по прихожей, хватаясь за голову и заламывая руки. — Все пропало! Уезжаю! Где мой чемодан, где веревка?! И мыла, мыла мне дайте! Это конец!..

Данил уже понял, конечно, что папа изображает своего сыночка накануне вечером, и не мог сдержать смеха, слушая его драматичные пассажи. Теперь он видел, что отец очень доволен, раз решил над Данилом поиздеваться.

— Ладно, хорош маленьких обижать! — повеселевшим голосом сказал Данил. — Рассказывай лучше.

— На! — подняв папку, Валерка сунул ее Данилу под нос. — Папаша, отдай ребенка! — он взял проснувшуюся Светку и, прижимая к себе, пошел в коридор. — Все, моя хорошая. Дедушка уже тебя купил, купил, не плачь! Уйди, бабка, — отвернулся он от подошедшей со счастливой улыбочкой Людки. — Идем отсюда, а то ходят тут всякие старушки, детей пугают.

Данил вошел в комнату, когда Валерка уже переодевался, положив Свету на диван. Даня держал деньги в одной руке и добровольное Катькино признание — в другой.

— Это что?.. — потерянно спросил он у отца. — Ты все же решил забрать у нее бабки? Ну ладно, а это? — перевел он взгляд на исписанный листок.

— Это страховое свидетельство, сыночка, — объяснил отец, подмигивая махающей руками внучке. — От непредвиденных случаев. Ну и доплата к нему на раздачу долгов.

— Да как она могла на себя такое написать?! Это же срок, реально! Да ты у меня… да ты просто красавец!

Разве нужно еще что-нибудь Валерке, кроме этих крепких родных объятий? Даня умеет быть благодарным. Всегда умел. Он мог ничего не говорить, а просто смотреть на тебя вот так — в полный размер своих лучистых серых глаз — и просто тебе улыбаться, чтобы ты почувствовал эту благодарность и еще кое-что гораздо большее: то, о чем дети обычно не говорят своим родителям, да и зачем? Все и без слов понятно.

***

Данил чуть ли не на руках вынес Катюху из здания суда. Это лучшая мамочка на свете! Без запинки отвечая на все вопросы судьи, она отказалась и от Давыдова, и от своего ребенка сразу, безоговорочно и наотрез, моментально соглашаясь на любые условия. Она будто репетировала все эти дни: так четко, без запинки произносила все ответы, словно зазубренный урок, явно наводя судью на подозрения относительно своей способности к мышлению. Она вообще не задумывалась, отречения реально отскакивали от ее зубов.

На саму судью она при этом почти не смотрела, зато постоянно косилась на мирно сидящего в уголке Валерия Борисовича, который мило ей улыбался, одобрительно кивал и постукивал пальцами по кожаной папке, лежащей у него на коленях. Было видно, что он здесь — главный Катькин экзаменатор. Он же и отдал Кате эту папку с ее новыми документами сразу, как только они оказались в холле здания, показав тем самым, что Катюша заслужила «отлично». Он ни слова ей не сказал — просто сунул папку в руки и, повернувшись к счастливому Данилу, стал поздравлять его с безоговорочной победой, вновь выслушивая каскад ответных восторгов и благодарностей за проведенную на высочайшем уровне работу.

Катя бросилась оттуда со всех ног, спеша оказаться на улице и убедиться, что все реально, она свободна и улетает из этой страны навсегда! На суд ее привез милицейский воронок и ждал у входа со двора на случай, если бы она что-нибудь не так сделала. Ну уж нет, хватит с нее этой семейки и связанного с ними ужаса. Она хочет забыть последний год как страшный сон и никогда больше, никогда о нем не вспоминать!

Данил краем глаза увидел, как рванула Катька куда-то, но наблюдать за ней Данилу было уже неинтересно. Кати больше нет у Данила в жизни, и у него достаточно дел, о которых он теперь с удовольствием будет думать!

***

Дома все было готово к великому празднику в честь развода Давыдова и в честь теперь уже только ему принадлежащей доченьки. Хотя, конечно, не только ему. Все собравшиеся сегодня за этими сдвинутыми вместе столами были активными участниками затеянного Данилом предприятия. Без них он бы не обошелся. Без них вообще ничего бы не получилось. Они как будто родили ему дочь все вместе, и они тоже это чувствовали. Каждый из них в той или иной мере приближал день, когда все уже позади, когда твоя радость бьет через край, и ты едва сдерживаешь слезы, глядя на родные улыбающиеся лица…