Большая волна, ударившись в борт, на миг превратилась в прозрачный навес над маленькой палубой, который, рухнув вниз, окатил их прохладной соленой водой. В последний момент Данил успел наклониться над Элиной, подставляя спину под мощный водный каскад.

— Ай! — вскрикнула Эля, пряча лицо у него на груди.

— Вот блин! — выпрямился Данил, — Ну… черт!

Он был мокрый насквозь. Рубашка, брюки — все прилипло к телу. С волос стекала вода, и он только беспомощно разводил руками.

Эле тоже досталось. Они вошли в салон вместе с несколькими такими же неудачниками, наглядно демонстрируя сидящим там пассажирам, что те абсолютно правы, предпочитая оставаться в закрытом помещении. Эле и так было холодно, а теперь — вообще зуб на зуб не попадал. Она посмотрела на своего спутника. У несчастного Давыдова трясся подбородок, а руки были покрыты мелкими пупырышками. Он тоже совсем замерз.

Хлопая себя по плечам, Данил первым из вышедших пассажиров подбежал к свободному такси и открыл Эле заднюю дверцу, усевшись рядом с ней. Она начинала смеяться, стоило ей только взглянуть на эту трясущуюся сосульку.

Когда Данил, улыбаясь, вышел из машины, он оставил на сиденье мокрый отпечаток, что еще больше Элю рассмешило. В тот момент мимо проходила какая-то девица, показавшаяся Данилу знакомой, и он повернул голову ей вслед. Эля тоже уже вышла, и этот взгляд заметно поубавил ей хорошего настроения.

Девушка обернулась на звук хлопающей двери, и Данил ее узнал: это была Ирина, подруга Анжелы. Они поздоровались, Ира окинула оценивающим взглядом промокшую Элину и, презрительно хмыкнув, проследовала дальше.

Эля ясно представила себе, что именно подумала эта надменная красотка, глядя на ее жалкий вид, и что подумал Данил, сравнив Элю с такой яркой девушкой. Уже идя по дворику, она не сомневалась, что сейчас он, быстренько с ней распрощавшись, вероятнее всего, пойдет согреваться с подобной красавицей, которые то и дело строят ему глазки. Прямо перед входом она обернулась:

— Пойдем! Погреешься хоть, — и вошла внутрь, оставив дверь распахнутой настежь.

Он же знал, что не должен был идти! Но ему и правда было холодно. Ему интересно было посмотреть, как она живет, да и просто хотелось побыть с ней еще.

— Ну и где ты там застрял? — Эля включила свет в тесном коридорчике, и Данил вошел в этот деревянный сарай. Изнутри он оказался гораздо приличнее, чем снаружи. Это был обычный сельский дом с побеленными известью стенами.

— На первом этаже хозяйка живет. Нам — на второй, — сообщила Эля, свернув вправо на деревянную лесенку.

— А… она не будет возражать? — поинтересовался опытный Давыдов.

— Ей-то что? Ей вообще все до фени! Сидит себе в каморке своей и квасит целыми днями. Я ее даже не вижу.

Они уже стояли в уютной, оклеенной дешевыми обоями комнатушке с низкой деревянной кроватью, маленьким столиком и двустворчатым шкафом напротив окна.

У Эли было очень чисто, скромно и совсем не так, как бывает дома. Нигде ничего не висит и не валяется, будто в только что отремонтированной комнате общежития. Только на тумбочке возле ее кровати разбросаны мелкие вещицы типа расчески, маникюрных принадлежностей и резинок для волос.

Чтобы разрядить неловкое молчание, Эля произнесла без всякого выражения:

— Пойду принесу воды. У меня есть кипятильник — хоть кофе попьем. Разденься, если хочешь, и замотайся в покрывало.

Она не поднимала глаз и уже жалела, что привела его сюда, в свои роскошные апартаменты. Теперь он точно подумает, что она какая-то оборванка. Ну зачем она его сюда притащила? Что он здесь будет делать? Ладно, ей тоже надо переодеться. Она повернулась, стараясь не смотреть на Данила, и открыла шкаф. Ну не будет же она при нем доставать с полки нижнее белье! Эля взяла свой легкий халат и закрыла дверцу шкафа.

— А у тебя совсем неплохо! — сказал Данил, видя, что она как-то потухла.

— Да? А мне вот совсем не нравится! — ответила она тем же безразличным, отчужденным тоном и вышла за дверь.

Давыдов тоже был в крайнем замешательстве: зачем он сюда приперся? Он не должен ее трогать… пока. А может, и вообще не должен. Хорошо, он и не будет. Он что-нибудь ей расскажет, они попьют кофе, а потом он уйдет. Но его вещи не высохнут… Тогда он уйдет утром: он переночует где-нибудь на полу, или они проболтают всю ночь. В любом случае, терпеть эти мокрые тряпки больше невозможно!

Данил разделся, развесив рубашку на дверце шкафа, брюки — на спинке стула, и, моментально согревшись, принялся изучать предметы, лежащие на тумбочке. Его удивила расческа Эли: обыкновенная металлическая «щетка», но только какая-то позолоченная, с цветной розочкой на обратной стороне и крошечными черными шариками на концах шипов. Он положил ее на тумбочку, подошел к шкафу и приоткрыл дверцу. Тонкое дорогое белье на верхней полке. Давыдов заглянул за другую створку: ничего себе гардеробчик! Плотный пестрый ряд отлично сшитых нарядов, большинство из которых с лейблами известных фирм на воротниках. Да она вовсе не так проста, как ее спартанское жилище…

Эля вошла в комнату:

— Смотри, есть кое-что получше!

Она повернулась к нему, держа в одной руке стаканы, а в другой — бутылку вина. Несколько секунд они смотрели друг на друга, не находя, что сказать. Эля была совсем другой в этом светло-голубом свободном халате, завязанном на узкой талии и с небрежно запахнутым воротом. Ее смуглая кожа просто вызывающе контрастировала с небесным цветом мягко струящейся вокруг нее ткани. Данил в жизни не видел одежды более возбуждающей, чем эта тряпка, закрывающая почти все ее тело. Он опустил глаза. Он должен взять себя в руки…

Но взять себя в руки пытался не только Давыдов. Взглянув на его глянцевый обнаженный торс, Эля судорожно глотнула. Ей захотелось потрогать эту гладкую, геометрически правильную спину с угловато торчащими плечами, эту рельефную грудь с разложенной по выпирающим ключицам золотой цепочкой. Она тоже отвела глаза, и она не будет возражать, если он к ней немного попристает. Пускай даже он опять потом обидится. Эля села возле него и поставила на стол стаканы.

Данил снова начинал на себя злиться. Пока ее нет, он очень умный: все правильно и все хорошо. Но стоит только ей перед ним появиться, и все его планы летят к черту. Она снова решила поиздеваться: глоточек винца — как раз то, чего ему сейчас не хватает.

— Где ты это взяла? — Давыдов забрал у нее бутылку и взглянул на этикетку.

— В буфете у хозяйки, — спокойно ответила Эля.

— А ты знаешь, что воровать нехорошо?

— А я и не украла. Я, скажем, одолжила!

— Так это надо будет вернуть?

— Ну да. Мы же не выпьем все!

Данил засмеялся и стал открывать бутылку. Этой малышке нельзя давать в долг! Он налил вино в стаканы. Эля сидела на низкой кровати, ее острые колени находились на уровне груди. Данил поставил на кровать согнутую ногу, закрывая тем самым вид порядком приподнявшегося покрывала, и, почти совсем отвернувшись, стал прихлебывать вино.

Эля же была просто в недоумении: он что, уже расстроился? Что-то рановато сегодня! Он ведь даже к ней не прикоснулся, он вообще сидит к ней спиной и лакает себе из стаканчика, чертов алкоголик!

Она быстро выпила вино. Нет, так не пойдет, нужно как-нибудь о себе напомнить, а то, кажется, он вообще забыл, что она тоже здесь находится. Элина удивилась, как быстро она размякла от совсем небольшой порции спиртного. Она снова начинала улыбаться как идиотка, ее уши горели, ей было хорошо, тепло, и заметно прибавилось храбрости. Она придумала, как его встряхнуть!

— Давай налью еще! — предложила Эля, взяв бутылку, и, когда он обернулся, стала менять местами свои ноги, открывая колено в разрезе халата.

Все. Это уже было слишком — Давыдов больше не отворачивался. Он смотрел, как держит она стакан в своей бархатной руке и подносит его к губам. Теперь он видел только эту маленькую красную губку, вытянувшуюся по прозрачному стеклу. Было уже совершенно ясно, что на месте ее граненого стакана сейчас появится кое-кто другой.