Пока что хемагальцы и итхвисцы ездят друг к другу дальней дорогой, хотя нас разделяют всего каких-то шесть километров. Мы, хемагальцы, сначала добираемся до Мотехили, а потом по дороге Херга — Итхвиси едем в Итхвиси. Аналогичным путем попадают к нам и итхвисцы. Сейчас для транспортировки итхвисского и хемагальского винограда между нашими деревнями прокладывают новую, короткую дорогу, и скоро мы окажемся очень близко друг к другу. Инициатором этого строительства является Константинэ Какубери. Однажды Реваз Чапичадзе в шутку сказал ему, мол, товарищ Константинэ, вы проводите эту дорогу, чтобы не простаивал итхвисский винный завод. Вы, вероятно, уверены, что в Хемагали будут собирать столько винограда, что потребуется его механизированная доставка, потому что на собственном горбу крестьяне его не перетаскают. Какубери много смеялся, а потом упрекнул Реваза: «Какой ты человек, Реваз, не мог не припомнить мне давнишний грех…»

…В тот день вся деревня была на стадионе.

— Обязательно приведи учителей, — попросил меня Звиад. — Я для вас готовлю сюрприз, но пока это секрет.

А мне давно известен секрет Звиада: он создал две женские футбольные команды и тайно тренирует их на окраине деревни, на лужайке около Сатевелы. Я знаю даже названия этих команд: команда работников дирекции совхоза и лаборатории называется «Мечта», а команда девочек-старшеклассниц — «Ласточка». И до начала матча между итхвисской «Лозой» и нашей «Сатевелой» Звиад устраивает встречу этих молодежных команд.

Да, все Хемагали на стадионе. Ни один ребенок, ни один старик или старуха не остались дома. Я сижу рядом с Кесарией и Гуласпиром. Приехали и поклонники футбола из Херги. Итхвисцев понаехало полным-полно, — мол, и мы ничем не хуже хемагальцев, на пятидесяти машинах прибыли.

На стадионе был настоящий праздник. Когда включили радио, в репродукторе раздался бас Звиада. Сначала он обратился к гостям с приветствием, конечно от имени хемагальцев.

— Очень хорошо, — сказал он, — что в нашей деревне физическая культура стала такой популярной. — Он сказал много лестных слов в адрес итхвисцев, физкультурников из Итхвиси, итхвисского стадиона и зрителей.

И наконец, сюрприз.

— В странах Европы, — сказал Звиад, — в Англии, Италии, во Франции, Венгрии и Чехословакии, в странах Латинской Америки и многих других в футбол давно уже играют и женщины. Причем играют красиво и технично. Они принимают участие в розыгрыше первенств и кубков своих стран. А было ли когда-нибудь, чтобы грузинские женщины и девушки отставали от представительниц прекрасного пола других стран? Наоборот, они всегда являли собой пример для подражания со стороны иноплеменниц. Скромные, разумные, самоотверженные, они всегда были хорошими наездницами, умели стрелять из лука и отличались еще многими другими достоинствами… Мы, хемагальцы, уже создали свои женские футбольные команды и теперь вызываем на соревнование итхвисцев. Чтобы не быть голословными, мы сейчас докажем, что это свершившийся факт. До начала встречи команд «Лоза» и «Сатевела» состоится товарищеский, так сказать, показательный матч между нашими женскими командами «Мечта» и «Ласточка».

Репродуктор умолк, и на стадионе в судейской форме появился Звиад Диасамидзе. Остановившись в центре поля, он свистнул, и на поле выбежали футболистки «Мечты» и «Ласточки». Команды выстроились, приветствовали друг друга, судья бросил жребий, и игра началась… До конца матча не утихали аплодисменты и одобрительные возгласы зрителей…

На мельнице у меня была оставлена кукуруза на помол, и поэтому со стадиона я зашла на мельницу, чтобы взять муку. Конечно, дядя Ростом тоже был на футболе, но не сказал об этом, так что мою кукурузу только начали молоть. Я знаю, что дяде Ростому не нравится женский футбол, и он сердился на весь белый свет. Он быстро смолол мою кукурузу, я взяла свою муку и не спеша пошла домой.

На полянке для посиделок мне захотелось отдохнуть. Как всегда, в лучах заходящего солнца играл всеми цветами радуги Санисле.

Расстелив на траве платок, я села и стала смотреть на горы.

Вдруг я услышала чьи-то шаги и, оглянувшись, увидела шедшего ко мне Реваза Чапичадзе.

Меня это почему-то не удивило.

Реваз подошел и сел рядом со мной на траве.

— Ты на стадионе была, Эка? — выждав какое-то время, спросил он.

Я ничего не ответила.

— Странная красота, — сказал Реваз, показывая рукой в сторону хребта Санисле.

— Эти слова…

— Возможно, — перебил меня Реваз, — я всем говорю это… Когда у меня выдается свободное время, в такие вот вечера я прихожу сюда и подолгу сижу и смотрю на горы. Приглядись внимательнее — край хребта серебрится, чуть ниже он уже какого-то другого цвета, а еще ниже изумрудный. Это действительно странно.

Пауза.

— Между нами все кончено! — холодно сказала я и посмотрела Ревазу в глаза, думая: только бы не покраснеть.

— Что должно быть кончено? — удивленно переспросил Реваз, глядя на меня проницательным взглядом, а потом вдруг усмехнулся.

Пауза.

— А все-таки? Что кончено? — снова спросил он.

Я внимательно посмотрела на него, и мне он показался далеким и чужим. Впервые в жизни Реваз показался мне чужим. Мне стало грустно, и сердце сжалось от боли. Я всегда был сам по себе, а ты сама по себе, было написано на его лице. Потом выражение лица Реваза изменилось, и оно стало любящим, ласковым и печальным. С губ сбежала насмешливая улыбка, и грустным голосом он сказал:

— Ведь ты, Эка, жила в забытой богом деревне, была совсем одинокая, и вот приехал я, старше тебя, но еще молодой, и ты дала сердцу волю. Я сразу же это почувствовал, Эка!

Я, про себя: «Да, это правда. Я словно заново родилась, стала мечтательницей, а у мечты-то такие легкие и сильные крылья, и она унесла меня далеко, даже слишком далеко».

Молча сидим мы, и я все так же внимательно смотрю в лицо Ревазу, ласковое и любимое, и мне снова слышится его грустный голос:

— Я думал, что со временем у тебя, Эка, это пройдет, но ошибся. Ты еще сильнее привязалась ко мне и полюбила меня, а я испугался и отступил…

Я, про себя: «Это тоже правда. Постепенно я поняла, что моя мечта несбыточна, и все-таки любила тебя: когда объясняла урок, я видела перед глазами тебя, когда я шла на мельницу, ты шел рядом со мной, и до того, как заснуть, я подолгу шепталась с тобой… Теперь уже это все в прошлом, и между нами все кончено…»

Не произнося ни слова, сидели мы на траве, глядя на горы Санисле в лучах заходящего солнца.

Едва солнце скрылось за горами, как подул прохладный ветерок, мне стало холодно, и я встала. Поднялся и Реваз.

— До свидания, — сказала я и, взяв свою поклажу под мышку, ушла.

— До свидания, — сказал Реваз.

С легким сердцем направилась я к дому. У меня словно гора с плеч свалилась и грусти как не бывало.

Оглянувшись, я увидела, что Реваз быстро уходил в противоположную сторону.

VII

Сегодня начались летние каникулы.

А завтра я поеду в Тбилиси…

Я никому не сказала, что собираюсь в Тбилиси, и вам говорить не хотела, но, видно, радость скрывать трудно.

В Хергу я поеду первым рейсом автобуса, в шесть часов утра. Правда, иногда он опаздывает, но завтра этого не случится, и он уйдет точно по расписанию. Автобус помчится с такой скоростью, что пассажирам покажется, что они летят.

Я ничего не скажу шоферу, но он по моему виду поймет, что я спешу по делу и что у меня от радости сердце не на месте. И он заставит свой автобус нестись на предельной скорости, а испуганные пассажиры из уважения ко мне ничего шоферу не скажут и будут делать вид, что такая езда для них дело обычное, что автобус всегда так летит из Хемагали в Хергу.

Когда кончится Сатевельское ущелье, мы проедем Мотехили и выберемся на прямую дорогу, шофер еще раз посмотрит на меня и прибавит скорость.

В Хергу мы приедем рано, и я, волнуясь, начну ходить по перрону вокзала в ожидании поезда, и вот увидите, поезд Кутаиси — Тбилиси прибудет на хергский вокзал раньше положенного времени. Как только я сяду в поезд, электровоз даст сигнал и тронется с места. Какое там тронется, он рванется вперед и помчится на всех парах. Наверняка машинист, увидев, что я нервно хожу по перрону, догадается, что я очень спешу, и заставит свой поезд лететь стрелой.