Рис вспомнил целую армейскую бригаду, которая находилась в аэропорту Багдада, готовая отправиться домой после года в стране, только для того, чтобы ее развернули, чтобы сражаться еще четыре месяца. Некоторые даже уже благополучно вернулись в Штаты и были вынуждены вернуться в трясину, которой был Ирак. Жало смертей в течение тех долгих месяцев, должно быть, было исключительно тяжело переносить. Рис старался не думать о том, как семьи военнослужащих, погибших в бою, относились к современной борьбе в колыбели цивилизации.
В то последнее возвращение Рис попросил такси высадить его в конце квартала, чтобы не испортить сюрприз для Люси, и изо всех сил старался не бежать по тротуару к своему дому. Он написал Лорен, что почти дома, когда в темноте подкрадывался к главным воротам. Прежде чем постучать, он заглянул через витражную часть двери и увидел Люси, свернувшуюся калачиком с Лорен на диване и смотрящую то, что неизбежно было фильмом Диснея. Он сделал паузу и позволил своим глазам затуманиться от эмоций, глядя сквозь цветное стекло на двух людей, которых он любил больше всего на свете: свою семью.
Лорен гладила волосы Люси и посмотрела в сторону двери, поймав взгляд мужа и улыбнувшись самой красивой улыбкой, которую он когда-либо видел. Боже, она была великолепна. Затем он увидел, как она что-то прошептала на ухо Люси и указала на дверь. Люси вскочила с дивана с глазами, широкими, как блюдца, и улыбкой, способной растопить ледник, устремившись к двери так быстро, как только могли нести ее юные ножки, крепко сжимая в маленькой ручке плюшевую зеленую лягушку. Распахнув дверь, Рис опустился на колено, Люси на полной скорости бросилась в его протянутые руки и удержала его с сила, которой обладают только дети, обнимающие своих родителей, все время повторяющие “Дада, дада” снова и снова, как будто это единственное слово, которое она знала. Рис распознал эту силу такой, какой она была: безусловной любовью ребенка. Стоя с Люси на руках, Рис вошел в дом и встретил свою потрясающую жену на полпути через гостиную, они трое крепко держали друг друга, слезы радости текли свободно. “Добро пожаловать домой, любовь моя”, - прошептала Лорен. “Мы скучали по тебе”.
Позже той ночью Рис прочитал Люси ее любимую сказку, где дикие твари, разыгрывая дурацкие танцы диких тварей, чтобы убедиться, что это не было слишком страшно для его дочери, и спел ее любимую колыбельную “Тише, малышка.” Когда он закончил словами “ты все равно будешь самой милой малышкой в городе”, глаза Люси закрылись, погружаясь в невинный сон юности. Рис подоткнул вокруг нее одеяло, улыбнулся своему маленькому ангелу и поцеловал ее в лоб. Затем он убедился, что ночник включен в розетку, прежде чем осторожно и бесшумно закрыть за собой дверь и на цыпочках пройти по коридору, чтобы присоединиться к Лорен на кухне за давно просроченным бокалом вина, прежде чем отвести ее наверх, в постель.
Сворачивая с главной дороги в свой район, Рис был вырван из задумчивости, его сердце ухнуло в грудь, слабый отблеск аварийных огней на верхушках деревьев заставил волосы на затылке встать дыбом. Огни становились ярче, когда он приближался к своему повороту, и когда патрульная машина повернула налево, у него кровь застыла в жилах. Вместо живописного пригородного пейзажа, о котором он мечтал на протяжении всего срока службы, его глазам предстали яростные вспышки красных и синих огней, исходящие, казалось, от каждой полицейской машины, пожарной машины и скорой помощи в Коронадо. Машины скорой помощи были беспорядочно разбросаны перед его домом, а офицер в форме натягивал желтую ленту “полицейская линия” по периметру его ухоженного двора, чтобы сборище соседей не затоптало место происшествия. Рациональный центр его мозга точно знал, что это значит, но эмоции вынудили его немедленно все отрицать. С его семьей должно было быть все в порядке; они были всем, что у него осталось.
Оставив патрульную машину посреди улицы, Рис побежал к входной двери своего дома. Он прошел примерно половину своей лужайки, когда полицейские заметили его и начали кричать, чтобы он остановился. Первым, кто добрался до него, был прыщавый патрульный офицер, который выглядел моложе, чем дети, пришедшие на BUD / S. Он стоял так, как будто только значок на его груди мог остановить скорость и инерцию более крупного мужчины. Паника появилась в его глазах, когда Рис опустил плечо и отправил его в полет через изгородь. Второй офицер достал свой пистолет, но не был готов чтобы воспользоваться им, и быстро обнаружил, что это вне его досягаемости. Невидимый детектив схватил Риса сзади в медвежьи объятия и получил перелом ключицы за свои неприятности, когда его плечо ударилось о тротуар. В рукопашную ввязывалось все больше и больше офицеров, и вскоре все адреналиновые умения Риса, подпитываемые яростью, были преодолены огромной массой тел. Пока офицеры пытались взять под контроль его руки, кто-то брызнул ему в лицо из перцового баллончика, который воспламенил его чувства. Наручники уже были плотно сомкнуты вокруг его запястий, когда самый молодой офицер, который отдышался и выкарабкался из окружения, отомстил, ударив распростертое тело Риса в лицо своими черными ботинками военного образца.
Лейтенант схватил младшего офицера, а четверо патрульных выволокли Риса на улицу и усадили на заднее сиденье работающей на холостом ходу "Краун Виктории". Избитый, облитый перцовым аэрозолем и лишенный возможности узнать о судьбе своей жены и дочери, Рис внезапно был потрясен событиями прошлой недели. Он потерял братьев "Морских котиков", которыми поклялся руководить, его не допустили на их похороны, сделали козлом отпущения из-за бюрократии, которая помогла решить их судьбы, потерял еще одного товарища по команде из-за предполагаемого самоубийства, и теперь он столкнулся с возможностью того, что двое людей, которых он любил больше всего на свете, тоже ушли . Лежа на боку со скованными за спиной руками, он начал неудержимо рыдать. Переполняющие эмоции в сочетании с эффектом перцового баллончика превратили закаленного воина в дрожащее месиво. Его тело тряслось, он учащенно дышал, слезы и слизь стекали по его лицу на сиденье патрульной машины. Ему больше нечего было отдавать и нечего терять.
ГЛАВА 11
В ОТЛИЧИЕ ОТ МАНИПУЛЯТИВНОГО допрос, которому он подвергся со стороны следователей морской полиции в Баграме, вопросы, заданные местными детективами, не были обвинительными. Это вещественное доказательство ясно показало, что это не был поступок ревнивого мужа или парня, стремящегося избавиться от ответственности, которую возложила на него жизнь. Полностью автоматическая стрельба, о которой сообщили соседи, прояснила хронологию вторжения в дом и последующих убийств, а его алиби в Бальбоа было твердым, как скала. Следователи поговорили с его командиром еще до того, как допросили его, и уже были знакомы с тем, как Рис провел день.
Рис сидел без эмоций, пока детективы описывали ему ужасные преступления, которые потрясли бы его безмятежное сообщество. Трое-четверо мужчин, несомненно, вооруженных автоматами АКМс, судя по стальным гильзам 7,62x39 мм, которыми было завалено место происшествия, начали стрелять по дому, когда они приблизились к входной двери. Они взломали его и продолжили стрелять, прокладывая себе путь по комнатам дома, разбрасывая патроны без разбора на ходу. Его жена была найдена лицом вниз в шкафу в спальне, прикрывая тело маленькой Люси своим собственным, когда она делала свой последний вдох. Похоже, что она ранила по крайней мере одного из стрелков из пистолета, который она поспешно схватила из небольшого оружейного сейфа рядом с кроватью. В шкафу была 9-миллиметровая латунь и кровавый след, который вел из дома. Раны Лорен указывали на то, что она была ранена в руки, защищаясь, прежде чем она двинулась, чтобы прикрыть свою дочь, и была убита выстрелами из винтовки с близкого расстояния, которые унесли жизни обоих. Магазин на тридцать патронов, похоже, был разряжен в Лорен в упор. Смерть была бы более или менее мгновенной от множественных попаданий в ее жизненно важные органы.
