Круко семенил за ним хвостом.

— Яга велела мазь забрать. Мазать рану дважды на дню, — костлявые пальцы сунули Дарену в карман деревянную баночку. — Ты, это, если ещё заглянешь, кролика… кролика принесёшь?

— Принесу, — бросил царевич, даже не глядя на упыря.

Меч отыскался в углу за печью.

— Я его начистил и наточил, — гордо заявил Круко и, улыбаясь, почесал бороду. — А то он лешим смердел — страх.

— Спасибо! — Дарен торопливо пристёгивал оружие к поясу.

— Ты про кролика только не забудь… Будет лучшая благодарность мне.

— Не забуду, деда.

— Деда, — хмыкнул Круко, но поправлять не стал. Свистнул и взмахнул рукой.

С деревянной балки под потолком слетела галка и уселась на предплечье Круко. На шее у птицы висел золотой бубенец.

— Яга пошептала над пташкой. Отведёт тебя к Рогнеде. Знай только, не отставай.

Яга громко всхрапнула на печи и перевернулась на бок. Дарен благодарно улыбнулся и заторопился к выходу. Едва он открыл дверь, галка выпорхнула из избы и скрылась в тумане. Чертыхнувшись, Дарен бросился следом.

— Счастливого пути! — крикнул за спиной Круко. — Заходи! С кроликом! Да и без тоже… заходи.

Конец фразы потонул в тумане. Хлипкие мостки натужно всхлипывали от каждого шага, грозя не выдержать несущегося сломя голову царевича.

Конь щипал травку в берёзовой роще, где Дарен его и оставил. Каким-то чудом его не утащили волки и не свалила непогода. Или всё дело было в Макоши, что хранила от бед каждого, кто забредал эти места в благими помыслами. А уж конь точно не желал никому зла.

Дарен вспрыгнул в седло, галку он не видел, но краем уха слышал удаляющийся звон бубенца. Ударил пятками коня и помчался на звук.

***

Рогнеда разогнула спину, упёрлась кулаками в поясницу и прогнулась назад. Блаженно выдохнула, слушая хруст позвонков. Воздух паром вырывался изо рта и превращался в холод. Пальцы задеревенели, и она спрятала ладони под серый шерстяной платок, обвязанный вокруг талии.

Магию Рогнеда всё ещё берегла, чтобы раны поскорее зажили окончательно и перестали мучать тупой, ноющей болью.

Наклонилась обратно к земле и выдернула ещё пару морковок, стряхнула с них грязь и бросила в корзинку у ног, которая уже была наполовину заполнена.

Надежда на соседней грядке срезала капусту. Ждана общипывала рыжий куст облепихи. Рогнеда с грустью вернулась к своей грядке, которая и не думала заканчиваться. Подумать только, она и работает на огороде, как крестьянка. Делает всё, что скажет Варвара, будто всегда только так и было. И Рогнеда была не против. Хоть весь огород перекопать, лишь бы сон спокойствия не заканчивался.

Пальцы вгрызлись в холодную землю, крепко ухватились за морковь и вытянули наружу. Рогнеда могла стать царицей или всю оставшуюся жизнь дёргать морковь на этом огороде. Выбор казался очевидным, но она сомневалась.

Рогнеда жила у Варвары уже почти неделю, и изо всех сил старалась не думать о предстоящем возвращении в Даргород. Хотела как можно дольше остаться в этой мирной дрёме. Ещё немного задержаться во сне, в котором не нужно ни с кем сражаться, ничего отвоёвывать. Не нужно лгать, извиваться и прятаться за лестью и улыбками.

Но Рогнеда понимала, что не принадлежит этому миру. Понимала, что рано или поздно придётся проснуться и отправиться назад, в место, которое она никогда не назовёт домом, потому что попросту не знает, что такое дом.

— Как закончишь, отнеси корзину в погреб, — бросила Надежда, проходя мимо с тремя большушими кочанами капусты в худых руках. — И поторопись, а то не успеешь к закату. Прислать тебе мальчишек в помощь?

Она стала заметно холоднее с того ужина, когда Рогнеда задавала вопросы о Руте. Настороженная, словно собака, почуявшая исходящую от Рогнеды опасность, она глядела искоса, вжав голову в плечи.

— Нет, справлюсь сама, — буркнула Рогнеда в ответ. Постаралась добавить в голос дружелюбия, но вышло всё равно отрывисто и резко.

Надежда в ответ кивнула, поджав губы, и заспешила прочь.

Расквитаться с грядкой к закату Рогнеда не успела, и последние морковки выдёргивала уже при свете луны, скорее на ощупь, чем правда разбирая что-то в чёрной земле. Никто не торопил её, не звал в дом, и Рогнеда была этому искренне рада. Ей хотелось подумать, глубоко погрузиться в собственные мысли, понять, что происходит и что теперь делать.

Но в голове было предательски пусто. Нет, не пусто. Рогнеда отчётливо слышала жужжание мыслей, далёкое и тихое, словно музыка сонного улья. Ровный гул пчёл, спрятанных от неё за тонкими восковыми стенами, достаточно прочными, чтобы не позволить ей пробиться внутрь.

Рогнеда зло цокнула языком и подхватила наполненную доверху корзину. Одна пчела мысли сама выпорхнула из улья и зазвучала громко и отчётливо. Пчелой оказалась увитая туманом Долины Духов Яга, которая с ехидной улыбкой вопрошала: «Чего ты хочешь? По-настоящему».

Рогнеда тряхнула головой, отгоняя воспоминание. Последнее, чего ей хотелось сейчас, слышать ехидный голос старой ведьмы.

Рогнеда развернулась, чтобы направиться в сторону дома и наткнулась на маленькую светлую фигуру. Вскрикнула, отшатнулась и чуть не выронила корзину.

— Писать, — протянула фигура, и Рогнеда с трудом узнала Руту в длинной, до самых пят, белой сорочке.

— Ты чего тут делаешь одна? — зашипела она, стараясь успокоить дыхание. — Иди в дом.

— Писать хочу, — прохныкала Рута, вытирая лицо рукавом, раза в полтора длиннее её ручонок. — Я будила Ждану. А Ждана сказала, большие девочки ходят ночью сами. А я большая. Я пошла. Маму будить не стала. Я большая! Но заблуди-илась.

— Я-то чем тебе помогу? — Рогнеда попыталась пройти мимо, но Рута ухватила её за юбку.

— Отведи.

Рогнеда вздохнула и махнула рукой вдаль огорода, в сторону маленькой деревянной постройки.

— Пописать, или что там тебе надо, можно там.

— Мне страшно, — пискнула Рута. — Пойдём со мной.

— Так ты же уже большая?

— Дя.

— Так и иди сама.

— Ну, пожа-а-алуйста! — Рута потянула её за собой.

Рогнеда снова вздохнула. Тяжелее прежнего и перехватила корзинку поудобнее.

— Ладно, только быстро.

Рута закивала, но юбки не отпустила, так и семенила следом, сжимая ткань в цепких пальчиках.

— Я думала, что тебя сон-травой пичкают, и ты по ночам никуда не ходишь, — сказала Рогнеда первое, что пришло в голову. С детьми она обращаться не умела, а тишину заполнить очень хотелось.

— Пичкают?

— Ну, да, чтобы ты в чудище не превращалась.

— Я в чудище не превращаюсь, — засмеялась Рута, но не очень уверенно.

— Превращаешься, конечно. Ты же волколак.

— Я не волколак, — Рута отпустила юбку и остановилась. — Я не чудище.

Рогнеда обернулась.

— А кто тогда?

— Я не чудище, — повторила Рута, глядя на Рогнеду огромными, широко распахнутыми глазами. — Я не чудище! Я не чудище!

Она прижала руки к груди, таращилась и всё повторяла и повторяла, как заведённая: «Я не чудище. Я не чудище».

По спине пробежал нехороший холодок, Рогнеда натянула улыбку и поторопилась её успокоить. Присела на корточки и потрепала по макушке, как это делала Варвара. Рука тряслась.

— Не чудище. Всё хорошо.

— Я не чудище! Я не чудище!

— Ты не…

Рогнеда заткнулась. Ужас стиснул голосовые связки и комом встал поперёк горла.

Рута менялась. Русые волосы покрылись чем-то склизким и прилипли к ладони. Рогнеда отдёрнула руку. Вместе с волосами. Кожа Руты покрывалась кровавыми трещинами, медленно сползала с лица и с отвратительным влажным звуком шлёпалась на землю.

Рогнеда захрипела, не в силах кричать, и повалилась на землю, стараясь одновременно отползти подальше и стряхнуть с руки налипшие пряди. Под сползающими ошмётками Руты проглядывала серая кожа, покрытая короткой чёрной шерстью. Глаза покраснели и воспалились, а челюсти и конечности начали вытягиваться и удлиняться.