— Баллон!

Водитель затормозил. Этого не хватало! Чен не удивился: японские жандармы и китайская дорожная полиция — мастера на подобные штуки. Любыми способами, любыми средствами задерживают проезжих шоферов, вымогают деньги. Теперь «зелененькой» не отделаешься, присосались пиявки!

Петухов сразу понял, что произошло.

— Вот так номер, чтоб ты помер, — колесо просадили! Угораздило на железку напороться.

— Действовать по обстановке, предупредил Данченко. — Спокойно!

— Ничего страшного. Чен поставит запаску. Пять минут — и вся любовь.

Запасного колеса не оказалось, достав из-под сиденья насос, Чен накачивал порванную камеру. Гогочущие жандармы направились к грузовику, но появился начальник поста в шинели с меховым воротником, с блестящей парадной саблей.

Унтер, вытянувшись в струнку, доложил о случившемся, умолчав о шутке, которую сыграл с шофером. Офицер надменно глядел поверх плоской унтерской фуражки, стекла роговых очков грозно поблескивали: жандармы тотчас стали серьезными, унтер, желая развлечь начальство, вкрадчиво сообщил, что в машине находится юная красотка европейка. Жиденькие бровки-гусенички офицера поползли вверх.

— Красавица управляет грузовиком? Что вы мелете, Синдо!

— Девушка всего лишь пассажирка, господин лейтенант. Машина принадлежит какому-то китайцу.

Изнывающий от скуки офицер смягчился:

— Проводите ее ко мне. А грязного змеееда допросите.

— Будет исполнено. Осмелюсь доложить, господин лейтенант, автомобиль задержали сами боги, — как нарочно, лопнула шина.

— Счастливое стечение обстоятельств, — снизошел до полуулыбки заинтригованный офицер.

Довольный унтер поспешил к грузовику.

— Самурай сюда правится, — доложил Говорухин.

Данченко приник к отверстию в пологе.

— Петухов, наблюдай в своем секторе, Станислав, предупредите Чена.

Не обращая внимания на возившегося с насосом шофера, унтер подошел к кабине, отворил дверцу.

— Господин начальник поста почтительно просит пожаловать к нему. Почтительно!

Предчувствуя недоброе, Таня съежилась; поняв, что ей недоступен смысл сказанного, унтер повторил то же самое Чену, китаец, запинаясь, перевел. Таня захлопнула дверцу.

— Нет, нет. Не пойду!

Теперь перевод не требовался, решительный вид девушки красноречиво свидетельствовал о ее реакции. Унтер расстегнул кобуру пистолета.

— Не вынуждайте меня применять силу, упрямая красотка. Переводи, немытая собака!

Чен выполнил приказ, Лещинский шепотом разъяснил требования японца пограничникам, Петухов, давно державший унтера на мушке, взглянул на старшину.

— Этого нельзя допустить, — шептал Лещинский. — Сделайте что-нибудь.

Данченко медлил, унтеру надоело ждать, рывком распахнув дверцу, он вытащил Таню из машины, взвыл и затряс прокушенной рукой. Оттолкнув японца, девушка юркнула в кабину; услышав вопль непосредственного начальства, жандармы бросились к машине, двое схватили Чена, остальные выволокли из кабины девушку. Таня отчаянно вырывалась. Лещинский и Петухов шагнули к заднему борту, намереваясь выпрыгнуть из кузова, Данченко преградил им путь: назад!

«Почему друзья медлят, почему не приходят на выручку», — думала Таня. Она не взывала о помощи, надеясь, что ее в конце концов отпустят, а спрятавшихся в машине не заметят. Обессилев, Таня прекратила сопротивление, и жандармы отпустили ее. Поправив сбившуюся шапочку, девушка застегнула пальто, подобрала оторванную пуговицу.

— Не смейте ко мне прикасаться! Я пожалуюсь на вас!

Чен перевел, японцы визгливо захохотали, кривоногий унтер приложил к козырьку вспухшие пальцы.

— Следуй за мной, бешеная кошка!

Таню повели в караульное помещение. Жандармы ввалились следом: интересно, справится господин лейтенант с непокорной девчонкой? Снаружи остался один регулировщик, он стоял на обочине дороги, поджидая приближающуюся пароконную повозку.

Откинув брезент, Данченко обрушился на Чена:

— Чего рот разинул? Качай!

— Вы понимаете, что сейчас произойдет?

— Догадываюсь. Твое дело работать, а наше… — Данченко вылез из кузова. — Ждите меня здесь.

— Я с тобой, Петр, — попросил Петухов.

— Один управлюсь, — неслышно ступая, старшина подошел сзади к регулировщику, раздался тяжелый удар, японец повалился, как сбитый обухом бык.

Забрав его винтовку, Данченко вернулся к машине, и вовремя: наверху послышались крики.

Все произошло мгновенно, жандармы, сгрудившиеся у лестницы, ведущей на второй этаж, не успев понять происходящего, оглушенные и безоружные, валялись на полу под дулами пистолетов. Лещинский бросился к лестнице, его опередил Петухов, взбежал по ступенькам. Увы, дверь заперта, предусмотрительный лейтенант на всякий случай обезопасил себя от любопытствующих подчиненных.

Петухов нажал плечом — не тут-то было. Ломать? Он замахнулся прикладом, но не ударил: офицер всполошится, откроет стрельбу, может ранить Таню.

— Застрял, Кинстинтин?

Петухов показал Говорухину кулак и деликатно постучал согнутым пальцем в дверь. Распаленный офицер не расслышал, а быть может, не захотел отвлекаться от столь волнующего занятия. Пограничник постучал громче, в ответ послышался рев. «Послал к японской матери», — обозлился Петухов и хватил дверь сапогом. Разъяренный офицер, выхаркивая ругань, распахнул дверь и налетел на пулю. Пуля ударила в лоб, японец рухнул на пол. Петухов перешагнул через убитого, перепуганная Таня, оправляя разорванную кофточку, жалась в углу.

— Персональный привет, — сказал Петухов. — Рандеву окончено. Давай-ка вниз, Татьяна. В темпе!

Девушка скатилась по лестнице, ее подхватил Лещинский.

— Успокойся, Танюша, все позади. Но каков мерзавец!

Девушка зарыдала.

— Чисто сработано, Петухов, — похвалил Данченко. — Пимен, подывысь, що на улице.

— Правильно, как бы Чен не сбежал. Починит свою таратайку и даст деру.

— Господин Чен Ю-Лан честный человек. — Таня вытерла слезы кружевным платочком.

— Проверь, Говорухин. Чен мог слышать выстрел… Увидишь на шоссе какой-либо транспорт, прыгай в кювет.

— Надо спешить, — сказал Лещинский. — Вот-вот нагрянут жандармы, кажется, у них скоро смена.

— В доме обороняться способнее, — возразил Данченко. — Гляньте, не сигналит ли Говорухин.

Лещинский вышел на воздух и услышал резкий свист — Говорухин призывно махал рукой.

— Нас зовут, — доложил Лещинский. — Наверно, машина уже на ходу.

— Добре. Вы с Таней ступайте, мы догоним. Пимен пусть остается там.

Лещинский и девушка ушли, Петухов пнул сапогом распластавшегося на полу унтера, унтер громко икнул.

— Что с этими гавриками делать? Отправить в рай без пересадки?

Данченко не успел ответить, дверь отворилась, вошел, пьяно путая ногами, регулировщик, шатаясь, оторопело уставился на безвестных, странно одетых людей. Плоское лицо японца вытягивалось, как резиновое. Данченко направил на него пистолет, жандарм покорно лег на пол.

— Очухался все-таки. Крепкий мужик.

— Что делать с жандармами? — повторил Петухов. — Патроны жалко…

— Ты на фронте пленных стрелял? Оставим их здесь. Свяжем.

— Чем? Где взять веревку?

— Нарисуй.

Выругавшись, Петухов взбежал по лестнице, обшарил кабинет жандармского начальника, снял с трупа ремень, спустился вниз, выдернул ремни у перепуганных жандармов, крепко стянул им руки.

— А ноги нечем!

Данченко сорвал со стены телефонный провод, но и его не хватило. Последним связали унтера, предварительно располосовав его болотный мундирчик. Тщедушного японца, оставшегося в бязевой нательной рубахе и чудом держащейся на круглой голове фуражке, била крупная дрожь.

— Быстрее, старшина!

— Успеем. Потуже стяну, щоб не распеленался.

— Да не возись ты с ним! От него и так уже редькой пахнет.

— А ты не нюхай, — Перевернув жандармов лицом вниз, Данченко болезненно морщился, потирая бок.

— И все же лучше бы шлепнуть, — настаивал Петухов. — Наведут самураи погоню. Ты, Петр, ступай, а я останусь ненадолго.