— Рад видеть вас, Господин Хо. Позвольте представить командира особого отряда господина Горчакова, — произнес Жихарев.

Китаец в платке протянул руку, растопыренные пальцы дрожали, под ногтями траурная кайма. Горчаков слегка поклонился. Китаец осклабился:

— Не бойся, хозяин. Проказы нет. Со мной можешь здороваться, а вот с ним, — он указал на верзилу, — не обязательно.

— Береженого бог бережет, — пробормотал Горчаков. — Вы знаете, что нам предстоит. Задача ясна?

— Нам заплатили. Сделаем, что прикажете.

— Хорошо. Сколько у вас людей?

— Мне заплатили за пятьдесят голов. Надо больше — пожалуйста. Готовьте деньги. Хунхузов в Китае как звезд на небе.

— Вооружение?

— Мало-мало… Винтовки, пистолеты, ручные пулеметы.

— Возьмете несколько ящиков гранат. Лещинский, запишите.

— Не надо, хозяин. Гранаты — пу шанго^[84]. Хунхуз нож любит.

— Боишься, Хо, твои молодцы подорвутся? — усмехнулся Жихарев.

— Мало-мало боюсь.

Обговорив детали, расстались. Господин Хо птицей слетел с крыльца. Безносый телохранитель подал ему стремя. Всадники, перемахнув шлагбаум, карьером вылетели на дорогу. Потрясенный Лещинский смотрел им вслед.

— Ну, мальчик резвый, кудрявый, влюбленный, впечатление составили?

— Это же самые настоящие бандиты!

— Ну и что же, наивное дитя? Не все ли равно кому бить красную сволочь?

— Деклассированные элементы. Люмпены…

Горчаков рассердился: маменькин сынок вообразил войну чем-то вроде парада — звенят шпоры, блестят ордена, сабли. Оборотная сторона медали ему неизвестна. И понятно: молод, в гражданскую был ребенком, а Горчаков уже командовал батальоном.

— Если вас не устраивает подобное общество, еще не поздно отказаться!

— Вам не дает так со мной разговаривать даже право командира! — вспыхнул Лещинский.

Горчаков махнул рукой — неврастеник.

— Собирайтесь, господа, — вмешался Жихарев. — Мы еще не со всеми познакомились. Поблизости находится подразделение…

— Не слишком ли вы щедры, господин полковник? Задачи у нас ограниченные, зачем столько людей? Это затруднит отрыв от преследователей, проникновение в тыл, маскировку.

— Ошибаетесь, князь. Эти люди пригодятся. Они местные, хорошо знают район, не раз бывали там, рейдировали, участвовали во многих акциях на границе. У всех родня в селах и хуторах…

— А драться они умеют? — допытывался Горчаков.

— Можете не сомневаться.

До начала операции оставались считанные дни. Горчаков уточнял план, согласовывал его с представителем японского командования, подолгу просиживал над крупномасштабной картой района, знакомился с разведданными, поступавшими из штаба Квантунской армии, читал донесения прикордонной агентуры. Просматривая разведсводки, хмурился: данные весьма приблизительные, но, что поделаешь, других нет. Приезжал Маеда Сигеру, был сух, деловит, немногословен, потребовал заявку на боеприпасы и вскоре отбыл.

Группе предстояло передислоцироваться в крепость Тун-Ян-Мо. Горчаков выпросил у Жихарева двухдневный отпуск и уехал в Харбин, ощущая неясную тревогу. Последнее время ему казалось, что Ми угрожает опасность.

Дома он выспался, переоделся и поехал в ресторан. Размышляя о скорой встрече с Ми, рассеянно просматривал меню.

— Значит, так, любезный. Салат из медуз^[85] с креветками. Коричневый соус. Бульон с тешей калуги, трепанги жареные с курицей, гляссе.

Официант исчез. К столу подошел Кудзуки в отлично сшитом светлом костюме. Горчаков обрадовался: не придется идти на явку. Одно это слово вызывало отвращение, противен был и луноликий Сигеру; хорошо, что полковник пришел один.

— Разрешите составить компанию? — Кудзуки сел, вытянул ноги, оперся на трость.

Горчаков залюбовался вещицей — рукоятка слоновой кости, тонкая резьба.

— Премиленькая, не правда ли, князь? Под старину, но сделана со вкусом. И досталась задешево.

— Красивая трость. Жаль, кость желтовата.

— Это не дефект. Цвет слоновой кости в определенной степени зависит от географических условий. Это несомненно индийский слон, у африканских бивни белые.

— Вот как?! Не знал.

— Индийские — азиаты, потому и желты, — подмигнул Кудзуки.

Сегодня он не походил на сухого, сдержанного офицера, перед Горчаковым сидел общительный, приятный интеллигент. Горчаков охотно поддержал шутливый тон японца.

— Надо полагать, полковник, африканские слоны тоже скоро пожелтеют. Ваша армия успешно продвигается вперед, побеждает…

— Африканские слоны могут жить спокойно, не тревожась за свои бивни. Им ничто не угрожает — данный континент в сфере интересов наших друзей-союзников.

— Насколько мне известно, — продолжал Горчаков, — интересы ваших друзей сейчас распространились на территорию, которая давно разжигает аппетиты императорской армии. Немцы на Волге. Не столкнутся ли ваши интересы?

— Россия велика. Поделимся.

Горчакова передернуло от такого откровения.

— Между прочим, полковник, это моя родина. И мне не безразлична ее судьба.

Кудзуки не обиделся.

— Ваша?! Нет, дорогой, она еще не ваша, вам только предстоит ее освободить. А уж потом как-нибудь договоримся: в тесноте, да не в обиде…

Горчаков мрачно молчал. Кудзуки потягивал ледяной оранжад^[86].

— Рапорт о результатах операции составите в двух экземплярах: генералу Пашкевичу и нам, разумеется, не ставя его об этом в известность. Все ценные сведения, которые удастся получить, и прочие интересные, на ваш взгляд, данные — в первую очередь нам. И без фокусов, поручик. Мы ваши друзья, а друзьям открывают сердце и душу. Нелегко об этом говорить, но я обязан предупредить вас: запомните, что я вам сейчас скажу. При малейшей недобросовестности, просчете с вашей стороны или иных, не отвечающих духу и букве нашего соглашения действиях за вас ответят другие. Поэтому будьте благоразумны, мы вам полностью доверяем, постарайтесь отплатить нам добром. Затребованное вами оружие, боеприпасы, снаряжение уже отправлено в крепость. Командование пограничных частей предупреждено. Все готово, князь. С богом!

Кудзуки попрощался и ушел, опираясь на трость. Горчаков задумчиво рисовал на скатерти замысловатый узор: «За ваш просчет ответят другие»…

Расплатившись, он вышел из ресторана. Надо что-то купить. Духи? Зонтик? Нет, нужен подарок иного рода — солидный, дорогой. Пройдоха Конфуций, помнится, предлагал свои услуги, правда, он тогда был в неловком положении, возможно, просто болтал. Впрочем, едва ли, коммерсанты не бросают слов на ветер в любой ситуации.

Полуденный зной еще не схлынул, и «Бамбуковый рай» был почти пуст. В дальнем углу Конфуций и пожилой китаец в скромной одежде ели палочками рис. Ресторатор засуетился.

— Десять тысяч лет жизни дорогому гостю! Такая честь! Садитесь, пожалуйста, я сам вас обслужу.

— Спасибо, сыт. Я к вам по делу.

— Рад служить вашей милости. Что пожелаете?

— Я хотел бы сделать дорогой подарок. Допустим, кольцо.

— С бриллиантами?

— Пожалуй.

— Подождите немного, господин. Я сейчас освобожусь.

Конфуций пошептался с китайцем, тот доел рис и ушел. Ресторатор сбегал в конторку, принес черную коробочку, осторожно открыл: на атласной подушечке лежало кольцо, ярко вспыхнул крупный камень.

— Полтора карата. На лепестках. Ажурная работа.

— Беру.

— Простите, господин, но я не назвал цену…

— Я же сказал — беру!

Горчаков любовался кольцом, Конфуций пересчитывал деньги.

— Восхитительно! — Человек за соседним столиком отложил газету.

Горчаков недовольно взглянул на него — одет с иголочки, массивные роговые очки, сигара.

— Извините мою назойливость, но вещь превосходная. Если не секрет, сколько вы заплатили?

— Семьсот китайских долларов.

— О! Старый мошенник здорово вас нагрел.

Конфуций подобострастно захихикал. Незнакомец угостил Горчакова сигарой, предупредительно срезал кончик. «Где я его видел, — думал Горчаков. — И голос как будто знакомый»