– Именно из таких, как девочки Вудсток, – как будто читая его мысли, продолжила миссис Сазереленд, а он, пристыжённый, зашагал рядом, – и получаются прекрасные жёны. Домашние и невинные… Запомните это, герр Штерн. Не то что такие, как я… «Развязные вдовушки»!
Михаэль удивлялся каждый раз, как Полина умела оставаться такой очаровательной, говоря о себе, казалось бы, неприятные вещи. Лёгкой, уместной и… удивительно манящей. И пусть в её словах имелся смысл, душой он в него не верил. Немец с большой теплотой относился к Сесили и Элис, но разве их можно любить иначе, если не по-братски? В силу юного возраста и неопытности в них не угадывалось и толики магнетизма, что сводил мужчин с ума, суля им прекрасное времяпрепровождение в будущем и горяча их кровь. Оно – это время, – никак не могло сравниться с тем спокойствием и домашним уютом, которое Михаэль испытывал рядом с девочками Вудсток, но это ещё вопрос, считать ли это спокойствие преимуществом или же… скукой?
Михаэль зажмурился, осознав, как дурно рассуждал и как несправедлив был к девочкам. Конечно, конечно, он не считал Элис и Сесили скучными! У них богатый внутренний мир, и хорошее воспитание, и преданное сердце… Но как же это всё теряло смысл по сравнению с миссис Сазерленд и её шармом и обаянием, умением зажечь даже самого безразличного человека, этой странной тоской в глазах и туманным прошлым… Её пухлыми губами, гибким, изворотливым станом и манящим кокетливым взором… Нет, он никогда не сможет полюбить девочек Вудсток «в том самом смысле», это рыцарство не для него. Один сладкий риск оправдывал тысячи праведных жизней!
– Я тоже была когда-то такой, – прошептала Полина, заметно посерьёзнев, пока ветер трепал её светлые локоны. Он промолчал, а она устремила взор вдоль Темзы и скользивших по ней пароходов, – хотя нет, такой не была… Даже неопытность не гасила во мне огня. Уильям становился порой так ревнив!
– Могу себе представить, – хрипло пробормотал Михаэль.
Разговор принимал опасный оборот, и она откашлялась, натянув привычную улыбку, отошла от бордюра. Лишь на секунду миссис Сазерленд позволила себе быть слабой и… настоящей, но Михаэль всё равно приметил этот миг и запомнил его на всю жизнь. Уильям и её прошлое… Как бы он хотел копнуть в него поглубже! Но не будет ли это бестактностью с его стороны?
Нет, если подойти к вопросу с умом!
– Бенджамин, – рассмеялся он, подсмотрел, как это делала Полина, и повторил за ней, – ваш сын. Такой непоседа. Весь в вас, не так ли?
– Вовсе нет, – подхватила она, как будто и сама хотела заговорить об этом, но всё не решалась, – он копия моего мужа. Уильям даже имел медаль по академической гребле!
Михаэль слушал, ловя каждое слово, пока она рассказывала о себе, умалчивая всё же кое-какие детали. Полина Сазерленд, в девичестве Браун, родилась в портовом городе Уэймуте, графстве Дорсет, и всё детство бегала со старшим братом на причалы смотреть, как оттуда отбывали корабли. Её отец, голодный интеллигент, обожал музыку, виртуозно играл на скрипке и зачастую давал импровизированные концерты для прохожих на улицах, собирая в шляпе жалованье на целую неделю вперёд. Музыкой он всё же зарабатывал немного, а мать-швея всю жизнь мечтала о своём ателье, но и по сей день портила глаза дома под лампой. Брауны жили бедно, но счастливо, а Полина, унаследовавшая от отца любовь к музыке и сцене, мечтала о карьере балерины.
– Я хотела поступать в балетную школу в Лондоне, – вещала она, смеясь, но эта улыбка граничила со слезами, а птицы, радуясь наступлению весны, с весёлыми переливами летали над их головами, – отец поддерживал меня, водил на дополнительные платные уроки, которые давала некая обедневшая русская графиня в Дорсете, копил денег на моё обучение. Я даже жила в частном пансионе, где меня и горстку других девчонок день и ночь мучили у станка, но потом началась война, и я, как и многие мои подруги, стала сестрой милосердия. Познакомилась с Уильямом, а там и превратилась в хозяйку «Авроры». Вот и вся моя история!
– Вы же сами говорили, что в вас жил огонёк. – Михаэль подхватывал её полусерьёзный тон, который казался ему теперь весьма естественным, когда он уже так привык к нему. – Пока жили в пансионе, неужели не бегали в соседний мужской корпус? Ведь в вашу труппу наверняка принимали парней!
– Так вот вы какой, герр Штерн! – удовлетворённо протестовала она и вся зарумянилась. – А притворялись таким степенным!
Разговор полился так легко и просто, что оба позабыли все неравенства – возраста, пола, национальности, – которые сковывали их до этого. Полина осмелела настолько, что встала в позицию, а затем, отдавшись во власть ностальгии, грациозно затанцевала по тропинке.
– Что вы делаете? Это балет?
– Он самый! Движение называется «Battement tendu». А вот «Port De Bras»… А ещё па де баск-па де баск! Сможете повторить? Ну же, смелее!
Её смех был звонче, чем перелив колокольчиков, и Михаэль не нашёл в себе сил сопротивляться, когда она, такая счастливая, утянула его за собой для вальса. Прохожие оборачивались на них, а кто-то неодобрительно хмурил брови – сколько шуму среди белого дня! – но молодые люди не замечали этого.
– Но я не умею так… Я в жизни не танцевал вальса!
– И не надо. Я научу вас! Повторяйте за мной. Раз два три! Раз два три! Да у вас отлично получается… Вот видите?
Через несколько часов, когда Полина всё-таки привезла его в пансион, Михаэль поднимался по ступенькам за ней как заторможенный и, не разбирая её речей, всё время хватался за затылок. Будто молотком по голове ударили! Миссис Сазерленд, напротив, очень быстро пришла в себя – словно между ними ничего не случилось, – и, болтая о том о сём, впустила его внутрь, звякнула ключами. А ведь случилось, случилось! Он слышал её искренний смех и видел пламя в её глазах, держал в руках её стан. А ещё она поделилась с ним многим сокровенным, стояла так близко, что… У дверей зазвенел колокольчик, но Михаэль ещё ощущал себя как в тумане. Полина передала пакеты с овощами в руки экономке и кухарке, дала им несколько распоряжений о сегодняшнем ужине и, заболтавшись с дворецким у лестницы…
– Ну наконец-то! Где ты только пропадал столько времени?!
Сесили пришлось помахать несколько раз перед Михаэлем ладонью, чтобы тот хотя бы заметил её и Элис. Затем парень зажмурился, как будто у него нестерпимо разболелась голова, а, когда Сесили в гневе протараторила целую речь – мы думали, что ты в Темзе утопился! Хотя бы слово нам сказал, а то ведь волновались! – пробормотал только: «Простите. Я не подумал».
– Эй, – никак не унималась Сесили и щёлкнула несколько раз пальцами, но он всё равно смотрел куда-то на лестницу и не откликался, – ты слышишь нас? Мы говорим: через неделю наш зять приезжает из Америки. Ну тот, жених Маргарет. У нас тут будет грандиозный вечер, все постояльцы в гостях. Поэтому миссис Сазерленд и ездила сегодня весь день за покупками. Ты тоже приглашён. Будешь?
– Что? – Михаэль пару раз моргнул и только тогда осознал, что находился в гостиной комнате пансиона, где, как всегда, полно народу: старый Вудсток курил сигары у камина, мисс Стинг вязала в кресле у окна… – Да-да, конечно. А сейчас я пойду в свою комнату, очень устал. Поговорим позже, ладно? На чердаке сегодня ночью.
Прошло пару секунд, прежде чем вопрос наконец дошёл до Михаэля, но за это время Элис уже поймала направление его взгляда, и комок припал к её горлу, а нижняя губа задёргалась от обиды.
– Мог хотя бы «спасибо» нам сказать, – глухо бросила она ему в спину и запахнулась шалью до самого носа. – Мы, между прочим, родных разгневали, чтобы помочь тебе.
Михаэль виновато потупился. Что-то кольнуло его в районе рёбер, когда, видя, как Элис хмурила лоб, он вспомнил ночь на чердаке пару дней назад. Именно тогда она впервые пародировала перед ним и Сесили Чарли Чаплина в сцене со слепой девушкой из «Огней большого города», помахала в воздухе импровизированной тросточкой и невидимым цилиндром, а он поверил в её актёрский талант и захохотал от её пародии так, что заболел живот. То, какой увлекающейся натурой она была, впечатляло – не каждый способен на такую глубину чувств! – поэтому Михаэль не сомневался: когда она повзрослеет, то обязательно добьётся успеха если не в кино, то хотя бы в театре.
