Остальные дни он молился и вспоминал свою жизнь, день за днём, событие за событием, был безжалостен и беспощаден к себе. Если что-то не понимал, то возвращался и доискивался до причины каждого эпизода. Поклявшись прорвать все рамки и границы своего мышления, быть максимально честным, он думал о себе, о Церкви, о Христе, об инквизиции, о том, что теперь казалось ему истинным и фальшивым, об Испании и испанцах и многом другом. Когда через неделю он постучал в дверь, сигнализируя об окончании поста, Христо увидел его бледным и ослабленным, но его глаза блестели, в них была сила, которую Христо не замечал никогда ранее. Инквизитор был твёрд, ибо понял и осмыслил столь много, что и не надеялся на это неделю назад. Он понял весь будущий сценарий своей жизни, и знал, что сможет его осуществить. Взволнованный новым образом Учителя, Христо обнял его и, ничего не спрашивая, помог дойти ему до своей кельи.

Три дня Инквизитор восстанавливал силы, занимался накопившимися делами, решал связанные с ними вопросы и обдумывал дальнейшие действия. Время неумолимо сжималось, но на душе у него теперь было спокойно. Оставалось додумать детали, но они были очень важны для воплощения его замысла. Он ощущал его стройность, и от этого душа и тело наполнялись привычной силой, рвущейся наружу. Пришла пора действовать, но перед этим ему нужно было сделать несколько вещей. После утренней молитвы он подошёл к Эдуардо, тот без улыбки посмотрел на него.

– Пришло время нашей встречи, – сказал Инквизитор и увидел, как сжались губы Эдуардо и загорелись его глаза. – Приходите ко мне в два часа пополудни.

Эдуардо был точен, и Инквизитор отметил это про себя.

– А вы изменились, монсеньор. Ваше отшельничество, похоже, прошло успешно.

– Вот как, и что же вы видите, какие изменения?

– Даже не знаю, но в глазах у вас какой-то охотничий блеск. Опять строите свой сценарий? Учтите, я по вашему сценарию играть не буду.

– Вы умны, Эдуардо, но мыслите условностями и предубеждениями. А если мой сценарий совпадает с вашими интересами? Сделаете себе во вред? Не забивайте себе голову дурацкими вспышками гнева и обидами.

Эдуардо стукнул кулаком по столу.

– Не обращайтесь со мной как с мальчишкой! Я знаю, как вы можете создавать безвыходные ситуации, не затягивайте меня в свои капканы!

Инквизитор прикрыл лицо руками, молча массируя лоб. Помолчав некоторое время, он грустно посмотрел на Эдуардо.

– Вы же сами хотели учиться у меня, а теперь отвергаете то, что я вам говорю.

Он сделал несколько шагов по келье, потом обернулся к Эдуардо.

– Хотите, я расскажу вам, как стал инквизитором?

Эдуардо молча кивнул.

– Я родился в богатой семье. Мои родители были из знатных родов. Мать – племянница маркиза Гонсалеса, отец – граф Гарсиа. Я получил хорошее образование. Я много читал, учёба шла легко, идеи мудрецов я впитывал без труда, они сами заходили ко мне в голову и занимали там своё место. Особенно меня восхищали греки, это были настоящие титаны. Евангелие мы изучали досконально, очень много я знал наизусть, но, как ни странно, оно не сильно волновало меня, не казалось мне цельным, его трудно было уместить в систему, в отличие от того же Аристотеля, и поэтому оно меня раздражало. Все эти притчи трогали меня, но я не мог объединить их в целое. Впрочем, я не сильно старался, я наслаждался жизнью. В то время мавры были уже разбиты, Испания быстро богатела, моя семья тоже. Когда мне исполнилось семнадцать, я встретил Люсию, жизнь заиграла новыми красками. Она была девушкой из хорошей семьи, но без заносчивости и капризов. Красивая, воздушная… Когда она улыбалась, глаза её искрились, когда она смеялась, казалось, смеётся всё её существо. Мы часто виделись, нам было хорошо вместе, мы убегали за город, путешествовали целый день. Когда я начинал рассказывать об учёбе, она становилась серьёзной и слушала, но надолго её не хватало, и какая-то фраза, а то и просто слово вызывали у неё такой заразительный смех, что и я смеялся вместе с ней, и все мудрецы казались при этом далёкими и несущественными. У нас было столько сил и энергии! Теперь я понимаю, что был счастлив тогда, просто счастлив без всяких доказательств и объяснений, но тогда… тогда я этого не понимал. Мне казалось, что это продолжение моей жизни. Богатство, успехи в учёбе, удача, теперь ещё и Люсия. Так прошёл почти год. Я жил, не особо беспокоясь о будущем, зная, что отец передаст мне свои дела, когда нужно. Но затем произошло событие, полностью перевернувшее мою жизнь. Всё началось с забавы, с игры, как мне тогда казалось, – он обернулся к Эдуардо и посмотрел на него с такой яростью, что тот отодвинулся, – когда всё воспринимаешь, как лёгкую игру… Это сильно бьёт по самоуверенным, которым всё ясно! – он почти закричал. – А мне тогда всё было ясно и понятно! – он помолчал и добавил: а уж как хитёр Дьявол, он знает нас лучше нас самих и наносит удары безошибочно!

Он помолчал, вспоминая те далёкие события.

– В Севилье отмечался праздник, я уже не помню какой. Но пастырь одной из церквей чем-то разозлил свою паству, и они отказались участвовать в нём. Он мне пожаловался на это при встрече, и я решил помочь. На очередной проповеди я попросил слово и начал рассказывать, как важен этот праздник, цитировал мудрецов, Евангелие, в конце я даже забыл, с чего начал, говорил о необходимости Церкви в жизни и уважения к её служителям. Я выплёскивал свою энергию на этих людей и получал удовольствие. К моему удивлению, после моих слов к празднику присоединилось столько народа, как никогда. Епископ поблагодарил священника, а тот рассказал ему обо мне.

Мы с Люсией вовсю смеялись над этим. Я приводил ей свои доводы, кривлялся, изображая лица слушателей и священника. Мы хохотали без умолку. Вскоре меня позвал отец, его лицо светилось гордостью. Он подробно расспросил меня о произошедшем и, улыбнувшись, сказал, что с ним разговаривал епископ и назначил мне аудиенцию. Мне! Мне только исполнилось восемнадцать! Мы встретились. Епископ смотрел на меня с любопытством. Он сказал, что давно знает мою семью, похвалил мой род. Потом мы разговорились о философии. Я, конечно, поведал ему о моих любимых греках, но по-настоящему удивил его, когда подробно рассказал ему «Confessio» святого Патрика, моего кумира в то время. Похоже, иногда я говорил такое, о чём не знал или забыл сам епископ, его взгляд порой был растерянным. Он угостил меня прекрасным андалузским вином и к концу беседы смотрел на меня уже другими глазами. Впрочем, я не придал этой встрече большого значения, рассказал о ней Люсии, но что-то меня зацепило, я уже не кривлялся и не смеялся, только улыбался, вспоминая удивлённые глаза епископа. Ну и, конечно, гордился собой.

Встреча имела неожиданное продолжение. Через месяц епископ, собираясь на встречу с кардиналом, предложил мне сопровождать его. Я был изумлён и согласился. Не знаю, что он рассказал обо мне кардиналу, но тот, едва мы встретились, вступил в дискуссию. Я поддерживал её, как мог, но чувствовал, что моих знаний недостаточно. Кардинал с епископом хитро переглядывались, я злился, но терпел. В то время в Мадриде образовалось несколько еретических групп, которые хотели изменить трактовки Священного Писания, принизить значение Отцов Церкви. Инквизиция их не трогала, с ними вели дискуссии, на одну из них пригласили меня. Это не был уровень кардинала, мне было понятно, о чём они говорят, я также знал, что хочет слышать кардинал. И меня было не остановить. К моему удивлению, значительную часть еретиков мне удалось переубедить. Кардинал был очень доволен, епископ просто светился от радости. Меня пригласили на другую дискуссию. И вот тут произошло то, к чему меня так долго и изысканно подводил дьявол. Я понял это, к сожалению, только через семьдесят лет, во время последнего поста. Я ощутил власть! Не примитивную власть через силу меча, армии или связей, – он свирепо взглянул на Эдуардо, – а настоящую, истинную власть над сознанием людей. Когда есть такая власть, не нужно никакое оружие, люди сами ждут твоих приказов, им плохо без них. Как будто у тебя в руках ниточки, связывающие этих людей, и они сами за них держатся. Это было упоительное чувство! Я опьянел от него, я не ходил – летал, я перестал видеть людей, я видел только массу, которой надо было управлять. Ведь они сами хотели этого. Власть раздавила меня, расплющила, выдавив всё остальное.