Помимо Генри у меня есть еще одно прозвище. Однажды на переработку привезли целую груду строительного мусора, потом — вторую, третью. Его привозили целый месяц: в офисном корпусе какого-то предприятия проходил капитальный ремонт. Один тракторист не справлялся, поэтому на смену выходили оба. Еще двоих взяли только позапрошлой осенью, теперь их четверо, тогда было двое: Длинный и Дядя Валера.

Длинный разгребал завалы, как вдруг получил блик от какого-то металлического предмета. Он-то довольный подумал, что нашел слиток золота или хотя бы серебра… «Лучше бы это была алюминиевая пластина, я б сдал ее. Пускай даже кусок фольги, с фольгой-то я знаю кое-какие приколы», — он оттопырил мизинец, поднес большой палец ко рту и затянулся. В руке у него был пластиковый прямоугольник с гравировкой на металлической пленке — информационная табличка «ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР». «Проверим, гожусь ли я в чемпионы по метанию мусора», — и швырнул его.

На этом, думалось мне, с той табличкой я распрощался навсегда, но вечером того же дня увидел ее прибитой к входной двери моего сарайчика. Тогда я знатно расхохотался. Было очень смешно. Помнится, я грешил на Длинного, такого-сякого шутника, но юмористом оказался Дядя Валера. Над его выходкой посмеялись все, даже Константин Борисыч, не потребовавший ее демонтировать. Табличка эта до сих пор на двери висит, только края облупились, но надпись на ней чистая. Сейчас покажу.

Так что помимо Генри я еще и Гендир, Дирик и Генеральный Директор. Такие дела…

Что еще рассказать, даже не знаю…

ЭТОГО ВПОЛНЕ ДОСТАТОЧНО

ДИРИК

Это меня радует. Что мне делать дальше? Рассказывать тебе истории, случившиеся со мной на свалке, или что?

ПРОСТО ОТКРЫВАЙ МЕНЯ

И ДЕЛИСЬ ПРОЖИТЫМ ДНЕМ

И все? Я пойду спать тогда?

ИДИ

СПОКОЙНОЙ НОЧИ

И тебе.

Прости, что так рано. Прости, что поднял тебя раньше солнца. Да, день еще не прошел, он даже не успел начаться. Сейчас без пятнадцати четыре, только светает, а я сижу и думаю, как бы так провести день, чтобы было чем поделиться. Конечно, пусть каждый мой день схож с предыдущим — отличается только погода, — но слова, которыми перебрасываемся с друзьями, отнюдь не одинаковы. Это так. Абсолютно так. Но все сводится к примерно одному, лишь незначительные отклонения от прямой. И вряд ли к этим россказням у тебя появится интерес.

Первым на работу приедет Миша (мы зовем его Потапом), часам к пяти, не позднее. Нет, он не трудоголик, и даже не думает проверять техническое состояние своего рабочего «Камаза». Просто у него нет личного автомобиля, а единственный автобус, на котором он может добраться на работу без опозданий, появляется на остановке в четыре пятнадцать. Миша бы рад приезжать позднее, но нужно либо купить машину, либо сменить место работы. Работы в его деревне нет.

По приезду он сразу попрется ко мне, пожмет руку и пошутит, что, мол, сигареты курят, а не нюхают, а потом произнесет свое коронное «сегодня чуть не проспал».

Вслед за Мишей постепенно, в хаотичном порядке, будет прибывать остальной персонал полигона: мастер, слесаря, машинисты, химик, лаборант и еще пара работяг. После десяти может появиться начальник, тут уж как повезет. К двенадцати приедут четыре охранника на служебном автомобиле и сменят отпахавших смену. Охрана у нас работает сутки через трое.

На обеденном перерыве ко мне обязательно кто-нибудь да заглянет, поэтому мне обязательно нужно находиться на месте, в сарайчике.

Дядя Валера расскажет про «тупых америкашек» и перескажет все новости, что смотрел вечером по телеку. Обязательно упомянет дряхлого старикашку, здоровающегося с привидениями, и добавит, что их предыдущий президент с соломой на голове был еще о-го-го.

Длинный может начать с чего угодно. Например, с нового подержанного «форда», у которого то масло замени, то фильтры. Тут Дядя Валера обязательно ему напомнит заменить прокладку между рулем и сидением, и все будет пучком. Все рассмеются, многие — только из уважения.

Услышав про прокладку, Длинный может промолчать, а может и начать россказни про девиц, которых прет чуть ли не каждый вечер на заднем сиденье своего «форда». Добавит, что сил у него на всех не хватает. Как по мне, это чистой воды брехня. Такие хвастуны как Длинный — либо девственники, либо педики, рассказывающие сказки про сексуальный опыт только для отвода глаз. Такие хвастуны либо одной рукой дрочат и в ладошку другой кончают, либо долбятся в жопы… Это лишь мои догадки…

Потом может подключиться Степан, если весь обеденный перерыв не будет залипать в телефоне в приложении для знакомств. Степан химик, недавно закончил университет. На свалке проходил практику и вскоре получил предложение о работе. Везунчик! Но Степан так не думает. Его устраивает зарплата, но она «белая», а у него два сына, которым половина отходит как алименты.

«В твои-то годы, — обязательно влезет, выпуская дым и кашляя как ковидный, Игорь, он же Каток, водитель катка, в этом году отметивший пятидесятилетний юбилей, — у многих просто нет супруги, не говоря уж о бывшей. Взгляни хотя бы на Длинного… Порой кажется, что он ЛГБТешник». Эта шутка не нова, не я один так думаю про Длинного, но над ней все равно посмеиваются.

Если повезет, то еще один сказочник не придет в мой сарайчик, а будет сидеть на улице и, как сейчас модно говорить, чилить кверху пузом на столе из барабана для кабеля. Я про Шарика. Не про собаку. Шарик — Ленька Шаров, еще один бульдозерщик и, что очень символично, с огромным, просто гигантским, пузом. Он вечно жалуется, что ему не хватает денег, чтобы прокормить жирную корову, которая только и требует от него еды, денег и секса, а сама даже не думает хоть как-то поучаствовать в экономической жизни семьи. Если повезет, Шарик так и просидит на улице и не будет заливать нам очередную балладу о новой высокооплачиваемой работе, которую он нашел «где-то там, через знакомых, по блату». Все, кто давно знаком с Ленькой, привыкли к его работам для миллионеров, но только не Степан. Степан смотрит ему в рот и даже не представляет, что Шарик с самого первого рабочего дня только и делает, что хочет сменить работу и всем говорит, что завтра уволится и ноги его больше не будет в этой дыре. Вечно говорит, что за годик-другой на новой работе подкопит деньжат и уедет на юг. Он даже присмотрел себе домик в каком-то городишке в километре от моря. А Степан все это впитывает. Мы же все это впитали еще несколько лет назад.

Интересно ли тебе будет все это выслушивать? Наверное, нет. Опять же повторюсь: разговоры могут быть разными, но в конечном итоге так или иначе придут к вышенаписанному. Минимальные отклонения от прямой.

ПРЕЕМЛЕМО

Тебе, может быть, и преемлемо, да только меня самого не будет устраивать моя писанина. Конечно, я могу делиться с тобой новыми находками — а они каждый день не перестают меня удивлять, — но я не буду удовлетворен. В сравнении с тем, чем делился с тобой Илья, моя писанина вряд ли потянет на низкосортную литературу для отбросов общества.

НЕ ЗАМОРАЧИВАЙСЯ

ПИШИ

Хорошо. Но… Коли уж мы упомянули Илью… Профессор, ты знаешь, что я прочитал тебя немыслимое количество раз, и знаешь, что изо дня в день меня гложет один и тот же вопрос… и по ночам. Знаешь, можешь не отвечать. Скажи только одно: сможешь ли ты поделиться со мной тем, что произошло с Ильей и его друзьями после того, как они вышли из ВПОЦ? Сам-то он, похоже, не хотел об этом вспоминать, а уж писать — тем более. Я не хочу влезать в ваши с ним отношения, но то, что произошло с ним в тот промежуток времени, не дает мне покоя. Где сейчас его друзья? Где он сам?

ГДЕ СЕЙЧАС ИЛЬЯ

Я И САМ НЕ ЗНАЮ

Ты — и не знаешь?

ДА

Ты хочешь его найти?

ОН УШЕЛ ДАЛЕКО

ТЕПЕРЬ ДО НЕГО НЕ ДОБРАТЬСЯ

Так, получается, все, что он писал… что писали люди до меня — правда?