Чтобы составить правильное суждение о нравственности массы, надо принять во внимание, что у всех индивидов, составляющих массу, отказывает всякое индивидуальное торможение, и все грубые, жестокие и разрушительные инстинкты, представляющие собой пережитки первобытной дикости и дремлющие в человеческой душе, пробуждаются для свободного следования влечениям. Надо, однако, заметить, что под влиянием внушения высоких нравственных категорий масса способна на самоотречение, бескорыстие и жертвенность во имя благородных идеалов. И если для изолированного индивида личная выгода практически всегда является двигательной пружиной его действий, в толпе личная выгода отступает на задний план. Можно даже говорить об облагораживающем влиянии массы на отдельного индивида (стр. 188). В то время как интеллектуальная деятельность массы всегда сильно отстает от интеллектуальной деятельности отдельно взятого индивида, в нравственном отношении поведение толпы может или далеко превосходить поведение отдельного индивида, или пасть намного ниже его.

Характеристика, данная Лебоном, проливает свет на оправданность сравнения души массы с душой первобытного человека. В массе могут легко ужиться рядом две взаимоисключающие друг друга идеи, и при этом их соседство не приводит к логическому конфликту. То же самое происходит в бессознательной душевной жизни индивидов, детей и невротиков, что уже давно было убедительно доказано психоанализом.

Например, у маленького ребенка в течение довольно длительного времени могут существовать амбивалентные чувства в отношении самого близкого ему человека, и при этом проявление одной из установок не мешает проявлению другой, ей противоположной. Когда же между противоположными установками наконец развивается конфликт, он разрешается в результате того, что ребенок меняет объект, одно из амбивалентных чувств смещается на замещающий объект. Из истории развития невроза у взрослого пациента можно вывести, что подавленное чувство – иногда весьма продолжительное время – продолжает существовать в бессознательном, а иногда и в осознаваемых фантазиях, содержание которых прямо противоречит доминирующему устремлению, и при этом из такой противоречивости не рождается протест «я» против того, что оно, естественно, отвергает. Такие фантазии некоторое время остаются терпимыми – до тех пор, пока (как правило, вследствие повышения аффектации) ситуация не взрывается и не возникает конфликт между фантазиями и «я» со всеми вытекающими из этого последствиями.

В процессе развития человека от ребенка до зрелой взрослой личности происходит нарастающая интеграция личности, объединение независимых вначале инстинктивных влечений и специфических устремлений. Аналогичный процесс в сфере сексуальной жизни давно известен нам как объединение всех половых влечений в окончательно оформившуюся генитальную организацию. («Очерки по теории сексуальности», 1905). Впрочем, многочисленные примеры указывают на то, что объединение «я» может быть в такой же степени нарушенным, как и объединение либидо – как показывает пример естествоиспытателей, верующих в Священное Писание.

Масса, помимо прочего, легко подчиняется поистине магической силе слов, каковые могут вызвать в душе массы ужаснейшие бури, но могут ее и успокоить (стр. 227). «Ни рассудок, ни убеждение не в состоянии бороться против известных слов и известных формул. Они произносятся перед толпой с благоговением, – и тотчас же выражение лиц становится почтительным, и головы склоняются. Многие сравнивают такие слова с силами природы или даже со сверхъестественной властью» (стр. 227). Здесь было бы уместно вспомнить табу имен у первобытных народов, о магической силе, каковую эти народы приписывали именам и словам.

И, наконец, массы никогда не знали жажды истины. Массы требуют иллюзий, без которых не могут обойтись. Мнимое всегда имеет у них преимущество перед реальным, не существующее влияет на них почти так же сильно, как действительность. Масса обладает явной склонностью не делать различий между ними (стр. 197).

Мы показали, что определяющим фактором в психологии неврозов является доминирование фантастической жизни и обусловленных неисполнением иллюзорных желаний. В своих исследованиях мы обнаружили, что для невротиков имеет значение не обычная объективная реальность, а реальность психическая. Истерический симптом зиждется на фантазии, а не на воспроизведении пережитой реальности; навязчивое невротическое осознание вины зиждется на факте неосуществленного злого умысла. Так же, как в сновидении и при гипнозе, в душевной деятельности толпы доказательства реальности отступают на задний план перед силой аффективно окрашенных желаний.

О вождях массы Лебон говорит менее исчерпывающе; в изложении Лебона мы не усматриваем здесь никаких отчетливых закономерностей. Лебон считает, что как только живые существа объединяются в известном количестве – не важно, будет ли это стадо животных или человеческая толпа, – они немедленно и инстинктивно подчиняются авторитету вожака (стр. 239). Масса – это покорное стадо, не способное жить без господина. Масса обладает таким жадным стремлением к подчинению, что инстинктивно готова пасть к ногам любого, кто объявит себя ее вождем.

Помимо того, однако, что масса испытывает инстинктивную потребность в вожде, он, тем не менее, должен обладать определенными личностными качествами. Он должен сам искренне верить в идею, чтобы пробудить такую же веру в массе, вождь должен обладать сильной, вызывающей всеобщее восхищение волей, каковой он заражает безвольную массу. Далее Лебон обсуждает различные типажи вождей и те средства, с помощью которых они воздействуют на массу. В целом Лебон считает, что вождь влияет на массу фанатизмом, с которым он сам верит в идеи, которые хочет ей внушить.

Этим идеям, так же, как и самим вождям, Лебон приписывает таинственную и непреодолимую силу, каковую он называет «обаянием». Обаяние – это своеобразное господство над нами со стороны индивида, произведения или идеи. Обаяние парализует нашу способность к критике и наполняет нас благоговейным восхищением и вниманием. Обаяние вызывает чувство, сходное с гипнотическим трансом (стр. 250).

Лебон различает приобретенное, или искусственное, обаяние и обаяние личное. В первом случае обаяние достигается именем, богатством, репутацией; обаяние мировоззрений, произведений искусства и т. п. создается традицией. Так как обаяние во всех случаях опирается на прошлое, оно, само по себе, мало дает для понимания своего загадочного влияния. Личное обаяние характерно для немногих людей, каковые в силу этого своего обаяния становятся вождями. Именно своему обаянию эти люди обязаны тем, что все подчиняются им, словно под воздействием некоего магнетического волшебства. Однако всякое обаяние зависит от успеха и может быть утрачено при неудаче (стр. 260).

Вообще, при чтении Лебона не создается впечатление, что он верно связывает роль вождя и важность обаяния с блестящим описанием души массы.

Мы воспользовались изложением Лебона как введением, поскольку то значение, какое он придает бессознательной душевной жизни, в большой степени совпадает с нашими воззрениями на психологию. К этому, правда, надо добавить, что ни одно из утверждений автора не является чем-то принципиально новым. Все то уничтожающее и уничижительное, что Лебон говорит о проявлениях массовой души (души масс), было уже сказано до него другими с той же определенностью и той же враждебностью, все это с древнейших времен говорили и писали мыслители, государственные деятели и поэты. Оба положения, содержащие важнейшие взгляды Лебона – положение о коллективном подавлении интеллектуальной деятельности и положение об усилении аффекта в массе, были до него сформулированы Шипио Сигеле. В сущности, на долю Лебона остаются лишь две точки зрения на бессознательное и сравнение душевной жизни массы с душевной жизнью первобытных народов, хотя и эти вопросы затрагивались в литературе и до Лебона.