– Ашити, иди сюда!

Я вздрогнула от окрика матери. Тряхнув волосами, я задавила раздражение и поспешила к шаманке. Танияр уже опустился в воду. Ашит стояла рядом с ним, но как только я появилась, она направилась к выходу.

– Помоги Танияру, – сказала мать. После взглянула мне в глаза и добавила: – Помни, что я говорила об играх.

Я кивнула и приблизилась к мужчине. Он сидел, закрыв глаза, и казалось, не обращал внимания на то, что происходило вокруг него. Прихватив всё, что мне должно было понадобиться, я присела у края углубления, заполненного водой. Зачерпнув ковшом воду из ведра, я аккуратно полила ею на Танияра. Он глаз не открыл. И лишь когда я провела пучком мыльной травы по его плечу, перехватил руку и посмотрел на меня.

– Я тебя помню, – сказал он, не сводя взгляда с моего лица. – Я помню тьму, в которой блуждал. А потом был огонь. Я протянул к нему руки, и тогда огонь обернулся женщиной, только волосы ее продолжали пылать. Это была ты. Я чувствовал твой жар, он согрел меня. А потом ты произнесла мое имя и взяла за руку.

– Это всего лишь сон, – ответила я с улыбкой, опустив взгляд на свою руку, всё еще сжатую сильными пальцами.

– Кто ты?

– Она – моя дочь, – шаманка вернулась в лихур.

Танияр отпустил меня и перевел на нее взгляд.

– У тебя не было дочери, – сказал он, а я поднялась на ноги, уступив свое место матери.

– Теперь есть, – сказала Ашит, и разговор прекратился.

Я еще какое-то время постояла в лихуре, но вскоре вышла, не услышав возражений. Шаманке я была не нужна, а смотреть на то, как она помогает Танияру смыть с себя остатки крови, пота и мази, я посчитала бессмысленным занятием. Вернувшись в жилую комнату, я рассеянно потрепала по голове Уруша и села к очагу. Мои мысли вернулись на прежний путь и побежали по кругу:

– Что же я сделала? Что я сделала такого, что привело меня в пещеру?

Пустота ответила молчанием. Интересно, сколько всего она могла бы поведать, если бы обладала даром слова? Усмехнувшись этой мысли, я прерывисто вздохнула и заставила себя не думать о прошлом. Это всё равно, что разговаривать с пустотой – совершенно бессмысленное занятие.

А вскоре вернулись Ашит и Танияр. Я обернулась на звук шагов и в удивлении приподняла брови. Воин шел самостоятельно, моя мать больше его не поддерживала. Походка еще была нетвердой, но ему уже не требовалась опора. Мужчина бросил на меня взгляд, однако в этот раз его не задержал. Он кивнул тому, что сказала ему шаманка, и направился к лавке, на которой стоял узел с одеждой. Его принесли еще вчера, пока мы спали, и оставили под дверью в кожаном чехле, который привязали к ступеням крыльца, чтобы метель не унесла его.

Танияр скинул полотно, в которое был завернут. И вновь смутилась только я. Ашит подошла к воину, смазала раны и, перевязав их, велела:

– Одевайся.

– Мне нужна помощь, – ответил воин. – Пусть твоя дочь поможет мне одеться. Тебя, Вещая, просить и дальше быть мне служанкой, я не смею.

– Я не прислуживаю тебе, Танияр, – сухо ответила шаманка. – Я забочусь о тебе, как велит Белый Дух. Ашити, – вдруг обратилась она ко мне, – приберись в лихуре.

Признаться, я выдохнула с облегчением, потому что… потому что просьба раненого всколыхнуло волнение. И это был вовсе не страх перед мужской наготой, это было предвкушением. Да, я и вправду не была девицей.

– Хорошо, мама, – ответила я и поспешила исполнить ее повеление.

И уже выходя, я услышала слава, сказанные мужчиной:

– Ты оберегаешь ее, будто Ашити еще малое дитя.

– Она и есть дитя, – ответила шаманка. – Придет время, и она сделает выбор. Садись, я помогу тебе одеться.

– Сам, – сказал воин, и я, скрывшись за кожаной шторой умывальни, тихо рассмеялась.

Сон, еще мгновение назад лелеявший меня в своих объятьях, отступил. Я открыла глаза и некоторое время смотрела в потолок, раздумывая над очередным лоскутом на дырявом полотне моей памяти. Мне снился большой дом, богатый. Мой. Дом, в котором я провела свое детство и юность – это я поняла, как только оказалась в нем. Там не было людей, но я и не искала их. Бродила по коридорам, по лестницам, заглядывала в комнаты, узнавая их. Потом вышла на улицу и прошлась по саду, нашла беседку и некоторое время сидела там, рассматривая пруд.

После, осмотрев хозяйственные пристройки и домик привратника, я вышла за высокую литую ограду. Здесь меня окутал туман, за которым я лишь угадывала очертания других домов и деревьев. Только ветер летал вокруг меня, вороша волосы. Он не разгонял мутную пелену, лишь колыхал ее клубы и ни на миг не оставлял меня в одиночестве, став моим бесплотным сопровождением.

Наконец я добралась до реки, на берегу которой остановилась и некоторое время озиралась, но вновь не увидела ни единой живой души. Только лодка покачивалась в воде, привязанная к колышку, который не позволял ей уплыть. Отвязав лодку, я забралась в нее, и река понесла мое маленькое суденышко по своим неспешным волнам. Я стояла и смотрела на силуэты, скрытые от меня стеной тумана, но так и не смогла опознать по смутным очертаниям хоть что-то. Лишь ветер оставался рядом со мной. Он толкал лодку, и она неспешно скользила по водной глади. Я подняла руку и ощутила легкое касание моего незримого спутника. После закрыла глаза, пытаясь понять, отчего на душе моей вдруг стало так спокойно, будто мою ладонь сжал добрый друг, а когда вновь их открыла, то оказалась в доме шаманки. Я проснулась.

– Благодарю, Отец, – прошептала я, как делала после каждого воспоминания, и поднялась со своей лежанки.

Я обулась, накинула на плечи одеяло и направилась к очагу, чтобы вновь затеплить почти угасший огонь. Мой взгляд остановился на раненом. Он спал на том же месте, где провел прошлую ночь. Только теперь под ним лежала толстая мягкая шкура, голова покоилась на мешке, набитом травами, чей запах продолжал исцелять воина, и он больше ничем не напоминал умирающего. Лицо его дышало умиротворением и здоровьем, и через два дня Танияр должен был покинуть нас.

Мне вдруг захотелось присесть рядом с ним, провести по щеке ладонью, поправить разметавшиеся волосы, но, тряхнув головой, я прошла мимо. Кажется, меня влекло к воину. А может, дело было в том, что он был вторым человеком в этом белом мире, с кем мне довелось разговаривать, и я была ему интересна. Наверное, я соскучилась по мужскому вниманию, по касаниям. А может просто видела в нем защиту. В любом случае, Ашит была права – я еще малое дитя, мое знакомство с новым домом не закончилось.

Подбросив на краснеющие угли несколько щепок, я раздула огонь и дала ему новую пищу, более основательную, чем щепки. После уселась рядом с очагом прямо на пол, подтянула к груди колени, обняла их и воззрилась в жаркую сердцевину, снова переживая свое путешествие в мир прошлого…

– Ты так часто ищешь у огня ответы, – услышала я голос шаманки и обернулась к ней, – но не он даст их тебе.

– Белый Дух послал мне сон, мама, – ответила я. – Я была дома.

– Я знаю, Ашити, – улыбнулась женщина и села в кресло рядом со мной. – Отец связал нас, пока ты познаешь себя, и я могу видеть твоими глазами. Потом нить ослабнет.

Она замолчала, и я отвернулась к огню. За окном еще царила ночь, и метель с воем налетала в своей необузданной ярости на стены нашего маленького одинокого дома. Но тепло пламени отгоняло ее злобу, согревало и дарило уют.

– Мама, – позвала я, – расскажи мне про богов. Кто еще правит этим миром?

– Белый Дух, – строго ответила Ашит, однако быстро смягчилась и добавила: – Есть еще Духи, но не про всех стоит говорить в темноте. Об остальных я расскажу тебе днем.

– Я поняла, – кивнула я, чувствуя разочарование. Мне не хотелось, чтобы шаманка снова ложилась, и я осталась одна. – Мама, расскажи мне что-нибудь.

Ашит склонилась и провела по моей щеке сухой ладонью.

– Ложись, дочка, Белый Дух милостив, он исцелит душу добрым сном, – сказала она с улыбкой. – Теперь ты будешь спать спокойно.