Я продолжала колебаться. Действительно, это единственный шанс. Надеяться на то, что я вспомню, как говорил питерский мент, что-то основательное, дающее возможность идентифицировать мою личность, - очень иллюзорно. Могу так никогда и не вспомнить. А тут есть человек, не просто человек, а двоюродная сестра, которая готова официально подтвердить, что я – это я.
Марина Слободина.
А если я не хочу быть Мариной Слободиной?
Что за глупости! Хочу, не хочу. Куда деваться-то? Бомжевать всю оставшуюся жизнь? Ведь не могу же я просто заявиться в милицию и сказать: «Здравствуйте, люди добрые. Я вспомнила, я – Марина Сергеевна Слободина, дайте мне скорее новые документы». А мне в ответ: «А чем докажешь?» И ничем я не докажу. Вот если б я была преступницей, меня хоть по отпечаткам пальцев опознали бы. Но если б это было так, опознали бы уже в Питере, банк данных-то по стране единый.
Денис с интересом наблюдал за мной. Похоже, первый шок от моего вида у него прошел, во всяком случае, первоначального отвращения на его лице уже не наблюдалось.
- Марина, решайся. Я понимаю… вернее, пытаюсь тебя понять, хотя это, извини, конечно, и сложно. Давай начистоту. Инна мне о тебе рассказала. О том, как ты в декабре приезжала, что ты там делала. Я знаю, ты этого не помнишь – и хорошо. Для тебя хорошо. Даю слово, она ничего рассказывать не будет. Инна хочет… мы оба хотим тебе помочь. Когда установят твою личность, если не захочешь остаться в Питере, можешь вернуться сюда. У тебя ведь есть жилье, да?
- Муж… Бывший муж сказал, что согласен разменять квартиру, - кивнула я. – Если, конечно, будет официально установлено, кто я такая.
- Вот видишь. Поехали.
- Подожди, ты говорил, Инна рассказала тебе обо мне. Значит, ты меня не видел?
- Нет. Меня не было в Питере, когда ты приехала. Мы тогда еще не были женаты. Поженились в конце декабря. Ты как раз была в больнице. Но мы же ничего не знали.
Я перевела дух. Выходит, с Инной мы поссорились не из-за Дениса. Во всяком случае, мужа у собственной сестры я увести не пыталась. Если, конечно, он правду говорит. Мне ведь теперь все что угодно можно сказать, и я поверю.
- Короче, - Денис хлопнул себя по колену, давая понять, что разговор подошел к концу. – У тебя есть время подумать до завтрашнего утра. Сегодня мы все равно на поезд вряд ли успели бы. Если не поедешь, я завтра улечу самолетом. Только не думай, что я тебя еще буду уговаривать. В конце концов, ты не коза, чтобы на веревке тащить.
Он встал и, не попрощавшись, пошел к воротам. Немедленно ко мне подскочили Тамара с Валентиной, наблюдавшие за нами из окошка крестильни.
- Мариша, это кто был? – у Валентины аж глаза на лоб полезли от любопытства.
- Муж моей двоюродной сестры, - промямлила я. Хотелось плакать, но я держалась.
- И что? – Тамара дернула меня за фартук.
- Зовет в Питер.
- А ты что?
- Не знаю.
- С ума сошла?! – Валентина от возмущения чуть не подпрыгнула. – Не знает она, видали! Скоро Ольга вернется и Лена тоже. Что делать-то будешь? Поезжай, не дури. Не чужие ведь. Тебе особо выбирать не приходится.
- Слушай, а что Сергевна-то сказала? – перебила Тамара. – Она такая хмурая стояла, потом спросила, где ты. Ой, Мариш, что-то плохое у тебя по-женски, да?
Меня словно опять по голове стукнуло. Разговор с Денисом отодвинул новость о том, что я делала аборт, на второй план. Я сцепила зубы. Нет уж, слишком много всего сразу на одну мою отдельно взятую крепко контуженную голову.
- Ничего страшного у меня нет. Просто спайки после травмы, поэтому и боли, - буркнула я. – А в Питер все-таки поеду. С одной стороны, не хочется возвращаться туда, где несчастье произошло. Да и привыкать к новым людям опять. А с другой… и правда, выбирать не приходится. К тому же единственный шанс официально установить личность и получить документы.
- Ну вот и правильно, - кивнула Тамара. – Когда ехать-то? Завтра? Так ты с утра не приходи, собирайся. Лучше подскочи к концу службы, к молебну. Как раз о путешествующих помолимся. А настоятелю я скажу. Пусть распорядится, чтобы тебе деньги заплатили. Продуктов возьмешь на дорожку.
Вернувшись «к себе», я согрела на костерке воду, села на крылечке, выпила чаю с бубликом. На душе было муторно. Ехать в Петербург не хотелось отчаянно. И дело, разумеется, было не только в том, что придется жить у чужих людей – я ведь совершенно не помнила эту двоюродную сестру Инну! И даже не в том, что боялась вспомнить или узнать еще что-то пакостное. Ну, не только в этом.
«Несчастье», «несчастный случай»!
Меня, между прочим, там кто-то убить пытался. И я собираюсь туда вернуться?!
Складывать было особенно нечего. Все пожитки уместились в ту самую сумку, с которой я приехала сюда в феврале. Сидеть без дела было просто невыносимо, спать не хотелось. Мысли в голову лезли самые препротивные. В таких случаях я шла бродить – по набережной, в парках, просто по улицам. Сделала так и сейчас.
55
- Ну вот и наш красавчик! – Кречетов выдернул из факса лист теплой, остро пахнущей бумаги, норовящей свернуться в рулон, и протянул Андрею. – Тут он, правда, не совсем «чупа-чупс», но с судьей сходство есть.
Андрей посмотрел на фотографию Вадима Умывако, которую переслали из паспортного стола.
- Кошмар! – усмехнулся он. – Прямо фоторобот какой-то. Черный, не в фокусе. Не думаю, что соседка его опознает.
- Ну и фиг с ней, если не опознает, - Кречетов вальяжно откинулся на спинку стула. – Я, Андрюха, сейчас тебе такое расскажу. Нет, конечно, всего рассказать не могу, сам понимаешь, дэ-эс-пэ, для служебного пользования, но в общих чертах… Я тебе поэтому и позвонил, тут такие новости, закачаешься. Сабельник банком заинтересовался полесовским. Не знаю уж, почему, стукнуло ему что-то в голову. Да и Умывако этот еще – ну и фамилия, прости господи. Короче, прозвонил я тут во все адреса. Оказывается, в банчишке такие дела творятся! Кто-то его старательно банкротит, всеми возможными и невозможными способами, очень квалифицированно. Знаешь, сейчас такие молодцы есть, которые этим на жизнь зашибают – разрабатывают схемы разорения банка, фирмы.
- Да, слышал что-то, - кивнул Андрей. – Райдеры или рейдеры, не помню точно.
- Они самые. А вот зачем они это делают, знаешь?
- Ну, это и ежику ясно. Их нанимают, чтобы помогли разорить конкурентов.
- Это да, но не только. Бывает, хозяева нанимают их, чтобы свою собственную фирму грамотно обанкротить. Списать долги, отмыть деньги, открыть новую компанию. Но в данном случае получается совсем круто. Банк гробят изнутри, но хозяева в этом не заинтересованы.
- То есть? – не понял Андрей. – Это как?
- А вот так. Это кто-то из вторых номеров, желающих стать первыми. Излюбленная тактика всех узурпаторов. Развести бардак, все взбаламутить и под шумок встать к рулю. Банк-то акционерный. Совет директоров, то да се, и пошли господа Полесовы с котомкой за плечами.
- Почему? Ведь они тоже акционеры?
- Знаешь, Андрюха, я тут не Копенгаген, но знающие люди намекнули, что частенько в таких случаях бывшему рулевому вежливо предлагают продать акции и свалить по-хорошему. Покинуть судно. Думаю, и младший Полесов за компанию с папой полетит.
- Мне тут Настя, ну, одноклассница моя, которая в этом банке работает – я тебе рассказывал. Так вот, она действительно говорила, что у них какая-то фигня творится, и банк на грани банкротства.
- Много там чего творится интересного, - загадочно протянул Кречетов, дав понять, что всего рассказать не может. – Ну вот, к примеру, не так давно все до единого вкладчики банка нашли в почтовых ящиках листовочки. С логотипом банка, подписанные начальником отдела по связям с общественностью. Говорилось там примерно следующее. Мол, для банка начались тяжелые времена в связи с заведенным уголовным делом и крупной налоговой недоимкой. Вкладчиков слезно упрашивают не забирать свои вклады, но особо недоверчивым деньги обещают вернуть по первому требованию.