- А начальник охраны-то зачем? – поморщился капитан. – Или он Седлецкого хорошо знал?

- Мало ли что там под «я виноват» подразумевалось, - уклончиво ответил Денис. – Вдруг с банком связано?

Капитан насторожился, и Денис прикусил язык. Он твердо решил, что о внутренних проблемах банка говорить не стоит. Пока… А может, и вообще не стоит. Во-первых, совершенно не обязательно, что Седлецкий ко всему этому бардаку причастен, а во-вторых, даже если и причастен, лучше разобраться самим. Поэтому Спирина и пригласил, крепко уповая на то, что Петька вряд ли перейдет в стан их врагов. Хотя… Сейчас он, кажется, уже ни в ком не был уверен.

Первым в кабинет протиснулся Пыльников, привычно сутулясь и поправляя на носу очки. Спирин, невысокий, напоминающий фигурой кирпич на ножках, войдя, бросил на капитана настороженный взгляд исподлобья. Милиционеров, даже в штатском, он чуял за три версты и не любил исконной чекистской нелюбовью. В органы он пришел некогда из идейных соображений, своей железобетонной принципиальностью вызывал у начальства неизменную неприязнь и в конце концов попал под раздачу. Трудно, что ли, найти, к чему придраться в работе оперативника? Скажи спасибо, что увольнением отделался.

Николаю Андреевичу Спирина порекомендовал кто-то из общих знакомых, особенно упирая на Петькину честность и лютую ненависть к подковерной возне. Всевозможных официальных и неофициальных связей у него осталось море, службу безопасности он держал в кулаке, да и вообще в банке его побаивались. За глаза звали Спирохетой, а еще – поскольку имел экзотическое отчество Остапович – Педро Гестаповичем.

Изложив дело в двух словах, Денис – так, чтобы не увидел капитан, - сделал Пыльникову страшные глаза, надеясь, что тот поймет. Пыльников так же выразительно моргнул. Спирин многозначительно кашлянул.

Капитан принялся задавать Максиму вопросы, Пыльников добросовестно на них отвечал. По всему выходило, что Паша Седлецкий – вполне заурядный малый, хотя и неплохой специалист, неуживчивый, с коллективом общего языка не нашел. За что уволили? Да не увольнял его никто, сам ушел, по собственному желанию. Да, одинокий холостяк, ни с кем не дружил, в гости никого не приглашал. Разве что только…

Тут Пыльников запнулся, и Денис насторожился. И не зря насторожился.

- Пожалуй, только с Верой Шумской общался. Это наша бывшая сотрудница, программист. Сейчас во Франции по контракту работает.

- И у них что, были отношения? – оживился капитан.

- Да нет, не думаю, - Пыльников снял очки и близоруко сощурился. – Она-то ему нравилась, это точно.

- А он ей?

- У нее был… молодой человек, - деликатно ответил Пыльников, который знал о романе Дениса и Веры. – К Павлу она по-дружески относилась. Обедать вместе ходили, разговаривали часто. Бывало такое, что она его защищала. Павла, честно говоря, не очень любили, ну, подкалывали там, а Вера за него заступалась. Они, вроде, давно знакомы. Чуть ли ни с детства. Вера его к нам в банк и рекомендовала.

Денис делал вид, что его это совершенно не касается, а внутри словно метроном какой-то взбесившийся стучал: «вот так, вот так». Вера и Паша – вот здорово! Он и не подозревал, что между ними что-то было. Он вообще знал о существовании Павла Седлецкого только потому, что одно время выполнял работу ушедшего на пенсию кадровика. А вот еще Вадик Умывако – тот тоже очень активно к Вере клеился, просто проходу не давал. Ох, какой тут, похоже, клубочек замотался…

Капитан еще долго допытывался у Максима об отношениях Павла и Веры, но никакой дельной информации так и не получил. Особенно его разочаровал тот факт, что Вера уже больше года живет в Париже. Денис о ее приезде докладывать, разумеется, не собирался. Захотят – сами узнают.

Когда Афанасьев ушел, Пыльников вопросительно посмотрел на Дениса, ожидая комментариев. Не дождался и отправился к себе в отдел.

- А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, - задержал Денис Спирина.

- Можешь не объяснять, не дурак, - буркнул тот. – Да, капитанишко хитрован. Ладно, на каждую хитрую задницу имеется сам знаешь что. С винтом. Пашу грохнули, зуб даю… как твой батя говорит, на отсечение. Иначе стал бы мент так выпинтюхиваться. И ты думаешь, что все тут завязано – Паша, Вера, вирус, налоговая, рейтинги. И тебя это все очень напрягает, так?

- Нет, я должен быть в восторге! – возмутился Денис. – Кончай, Петюня, умного строить. Понял – действуй.

- Есть, - приложив левую руку к черной с проседью щетке волос надо лбом, правой Спирин отдал Денису честь и пошел к выходу.

- Насчет записочки постарайся выяснить. Что-то мне в ней не понравилось, - вспомнил Денис, когда дверь за Спириным уже закрывалась.

Можно было не сомневаться, Петя запустит все шестеренки и очень скоро будет знать те обстоятельства, которые «для служебного пользования». Которые аккуратно задокументированы, подшиты в папку следственного дела и упрятаны в сейф. Так уже случалось не раз. Правда, в основном, дела те были экономического характера, когда появлялась необходимость разобраться с недобросовестными партнерами или клиентами. Но и в уголовном розыске у Спирина информаторов было вполне достаточно.

Петя позвонил поздно вечером, когда Денис уже в полглаза спал.

- Перезвони на трубку, - попросил Денис и вышел на кухню.

- Все проще прощего, - голосом человека, которому все на свете смертельно надоело, начал Спирин. – Бумажечку действительно отдали на экспертизу, потому что она явно несвежая. В смысле, давно написанная. Невооруженным взглядом видно. Сам Паша вряд ли оставил бы какую-то старую записку. Значит, кто-то воспользовался. Пошло и банально. И глупо. Следов насилия нет, чужих пальцев нет. Алкоголя в крови – море. Скорее, кровь в алкоголе. Никаких данных, что у Паши были гости, пока нет. Дома у него Верины фотографии, в компьютере ее письма. Вполне невинные. Привет, как дела, чего нового. Он ей тоже писал. Всякие страсти-мордасти. Например, что жить без нее не может. В последнем письме она написала, что в марте приедет, и они обо всем поговорят лично. И, между прочим, она таки приезжала. На три дня. Ты знал об этом?

- Знал, - процедил сквозь зубы Денис. – Я с ней виделся.

- Вот так, да? – Петя наморщил лоб. – Слушай, Дэн, мне кажется, тут все очень серьезно.

- Я сразу подумал, что он не сам с собой покончил.

- Ежику ясно. Но это не все. Проверили его комп. Хорошо проверили, даже то, что он стер. Там наработки того вируса, который нам запустили.

- Как ты об этом узнал? – удивился Денис.

- Мне ребята скинули все, что анделитнули* [*to undelete (англ.) – восстановить стертое]. Я тебе от Макса звоню. Он посмотрел. Это оно. Слушай, нам надо срочно с батей твоим сесть втроем и хорошенько покумекать. Определенно вас хотят свалить, и я думаю, что знаю, кто именно.

- Я тоже, - обреченно вздохнул Денис. – Тоже знаю.

Закончив разговор, он обернулся и вздрогнул. В дверях, кутаясь в накинутый на ночную рубашку черный шелковый халат, стояла Инна.

- Опять ты подкрадываешься! – не выдержав, завопил Денис. – Сколько раз просил тебя не делать так!

- Я просто не хотела тебе мешать, - надула губы Инна, развернулась и ушла в постель.

45

Сама по себе работа была несложная. Если уж старые бабки с ней справлялись, то я и подавно. У бабы Глаши вкалывать приходилось побольше. Денег мне пока не давали, но каждый вечер бабушки совали сверток с какими-то продуктами – из тех, которые люди приносили помянуть своих умерших. Относились ко мне ласково, помогали, за ошибки не ругали. И все-таки мне было тяжело.

Церковь, служба – все это для меня было чужим и непонятным. К чему-то я привыкла быстро, что-то даже нравилось – пение, например. Я вспомнила, что когда-то тоже пела в хоре, в школе, наверно. Иногда мне так хотелось тихонько подхватить понравившуюся мелодию, но я молчала даже тогда, когда пели все в храме. Куда мне – с моим-то хриплым шепотом!