Он привстал, провожая их взглядом, а потом, когда компания скрылась за дверью, ведущей на больничную лестницу, без сил упал обратно на скамейку.

Все пропало!

Он попытался обхватить руками пылающую голову, лезвие ножа царапнуло висок, но эта боль была просто смешной по сравнению с той, которая должна была убить его. Он умрет, так и не сделав того, что должен. Он придет к Насте и не сможет посмотреть ей в глаза.

Нет! Это невозможно!

Ну почему, почему этот ублюдок всегда приходил один, а сегодня – именно сегодня! – притащил с собой еще каких-то парня и девку? И почему этот второй парень так похож на него? Что, если это действительно его брат, почему у Ольги и Камила не могло быть двое сыновей? Может быть, просто второй не смог прилететь сразу.

Он застонал.

Какая разница, сколько их, если он не сможет убить даже одного.

Если только…

Он знал, что Ольгу уже перевели из реанимации в обычное отделение, знал номер палаты. И даже то, что охранник теперь только один, у самых дверей. И если подойти и ударить этого самого охранника ножом, а потом быстро зайти в палату и… Ничего, что их там много. Он справится. А остальное уже неважно. Главное – чтобы быстро. И чтобы никто не смог остановить его по пути.

Наклонив голову, он вытер пот со лба о рукав и встал со скамейки, но вдруг услышал шаги. Прямо к нему шла та самая похожая на черта девка. Он с отвращением смотрел на ее блестящие черные брюки в обтяжку, лохмотья вместо кофты и густо обведенные черным глаза. А ботинки! Настоящие копыта. И что ей только понадобилось от него? Неужели они заметили его и отправили это чучело поговорить с ним? Только вот о чем ему с ней говорить? О чем вообще он может с ними говорить?

Но тут он понял, что девица даже не видит его. Наверно, разглядела за кустами скамейку и решила посидеть. Еще бы, ходить на таких кошмарных подставках! И тут до него дошло, что вот он, его шанс. Сам идет навстречу. Значит, все-таки есть на свете справедливость.

Он отодвинулся на край скамейки и повернулся к подходившей девице боком, чтобы она не смогла сразу его рассмотреть. Мало ли, вдруг ей рассказали, как выглядит убийца.

- Разрешите? – спросила она низким – наверняка прокуренным! – голосом.

Он молча кивнул, подождал, когда она сядет, и только тогда повернулся к ней. Девица сдавленно ахнула и попыталась вскочить, но он резким движением пододвинулся по скамейке ближе к ней и приставил выглядывающий из рукава кончик ножа к ее боку.

- Тихо, детка, - сказал он, криво улыбаясь. – Будешь меня слушаться, останешься жива. Дернешься или крикнешь – умрешь. Это почка, не успеют зашить, не надейся.

- Закон парных случаев, - пробормотала девица и закусила губу.

Он не понял, но на всякий случай слегка ткнул ее лезвием.

- Я же сказал, тихо. Ты не поняла?

Девица кивнула. То ли поняла, то ли не поняла, но неважно.

- Встала и пошла. А я буду нежно обнимать тебя за талию. Вперед. В больницу.

Они медленно шли по дорожке к корпусу, девица чуть впереди, он за ней, положив руку на ее талию так, что нож упирался под ребра. Со стороны они, наверно, казались совершенно нелепой парой, но ему было глубоко на это наплевать.

Она шла, как сомнамбула, глядя прямо перед собой, он чувствовал исходящее от нее напряжение и страх. И что-то еще, чего он никак не мог понять, хотя чувство это, наверно, когда-то было ему знакомо.

Дверь. Лестница. Ступенька за ступенькой. Кто-то попадался навстречу и, наверно, даже чуял неладное, но всем – как всегда! – было наплевать на всех, и сейчас он был этому рад, потому что никто не мог ему помешать.

Площадка третьего этажа. Коридор. Пост медсестры, которая даже не взглянула на них. Какие-то люди, врачи, больные в халатах и спортивных костюмах. Мимо – в конец коридора. На стуле у двери – крепкий парень в штатском.

Ударить его ножом? Но это значит отпустить девку. Нет, лучше по-другому.

Охранник встал со стула, хотел что-то сказать.

- Стой на месте. Или я ее убью, - сказал он каким-то бабьим, истеричным голосом, приподняв рукав и показывая нож, упирающийся в черные лохмотья. – И не вздумай ломиться в палату. Если кто-то хотя бы тронет дверь – убью всех, кто там есть.

Он рывком открыл дверь, втолкнул девицу в тамбур и вошел следом.

Глава 68

Пучеглазый поднял руку и приставил нож к Жениной шее, прямо у сонной артерии. По его свекольно-красному лицу катились капли пота, а глаза, казалось, должны были вот-вот выскочить из орбит и покатиться по полу.

- Ты! – он махнул свободной рукой в сторону Ваньки. – Возьми стул и заклинь дверь за ручку. И без фокусов. Попробуй только открыть, сразу же перережу ей горло.

Ванька тихо выругался, встал со стула и понес его в тамбур.

- Теперь иди сюда, - скомандовал пучеглазый, когда Ванька заклинил дверь. – Встань вон в тот угол. Чтобы я тебя видел. Еще раз повторяю, если кто шевельнется, этой сучке конец.

Вот круг и замкнулся, подумал я. Причем двойной парой. Снова Жене угрожают ножом и снова я стою, тупо замерев перед этой скотиной. Сердце колотилось так, что к горлу подступила тошнота. От беспомощности и бессилия хотелось выть. Тогда мне удалось спасти Женю от скинхедов, но я не знал, что у них нож. И при этом ее ранили. Теперь… Малейшее мое движение – и…

Может быть, попытаться как-то отвлечь его внимание? Ведь ему нужны мы с мамой, а не Женя или Ванька.

- Послушай, - начал было я, но он не дал мне говорить:

- Молчи!

- Олег! – простонала мама, и я вздрогнул. – Зачем?

Оттолкнув Женю так, что она чуть не упала, пучеглазый по имени Олег подскочил к кровати и схватил маму за горло. Я дернулся, но Олег поднес нож к маминому лицу и крикнул мне:

- Стоять!

Он схватил ее за волосы и потянул, запрокидывая голову назад. Лезвие ножа замерло под подбородком.

- Ты, сука, убила Настю. И моего ребенка. Ты и твой муж. Его уже нет. Ты и твои дети – вы все отправитесь за ним.

Он сделал короткое движение рукой вверх, тот замах, за которым должен был последовать неминуемый режущий удар, и я понял, что не успею, не смогу ничего сделать, даже если брошусь на него, не успею принять этот удар на себя.

- Твой ребенок жив!

Олег замер на мгновение, потом выпрямился, отведя нож от маминого горла.

- Что ты сказала? – прорычал он. – Повтори! Ты врешь, сука!

Ответить мама не успела. Рывком я сбил его на пол, подмял под себя, потянулся за рукой с ножом. Он был намного меньше и легче меня, но в нем была какая-то дьявольская сила. Мне было не удержать его, он вырывался, выскальзывал из-под меня. Ванька бросился мне на помощь, но Олег умудрился разрезать ему руку, и Ванька отскочил, зажимая рану. В этот момент Олегу удалось крепко ударить меня затылком об пол. В глазах у меня потемнело, и, видимо, я отключился на секунду, потому что вдруг обнаружил его на себе, а нож – в нескольких сантиметрах от глаз.

- Мартин! – завизжала Женя и бросилась к нам, пытаясь стащить Олега с меня.

Он махнул левой рукой и попал локтем ей в лицо. Женя с криком отшатнулась, но этого мгновения мне хватило, чтобы перехватить его руку с ножом и вывернуть ее так, что острие уткнулось ему под кадык, прямо в ямку над грудиной. Достаточно было легкого движения кистью, чтобы нож глубоко вошел в его горло.

Все передо мной заволокло кровавой пеленой. Я посмотрел прямо в его страшные выпученные глаза, похожие на фарфоровые шарики с черными дырками, и понял, что сделаю это движение…

- Martine, nech toho! – почему-то по-чешски закричала мама. – Neopovaž se* [*Мартин, оставь! – Не смей! (чеш.)]!

- Tak proč? – я не узнал своего голоса. – Proč ne? On zavraždil otce* [*Почему? – Почему нет? Он убил отца! (чеш.)]!

- To je tvůj otec* [*Это твой отец (чеш.)]!

Все-таки чешский очень похож на русский. Потому что последнюю фразу поняли все. И Олег тоже.

- Мой сын? – прошептал он, глядя на меня совершенно безумными глазами. – Мой? Нет! Не может быть!