– Да вы издеваетесь, – вслух выразила я своё недоумение, переехала через мост на противоположный берег реки и минут через десять вдавила педаль тормоза в пол, потому что снова оказалась перед этим же самым мостом. – Ну и как это понимать?

– Мяу… – неуверенно донеслось с заднего сиденья.

Толстый рыжий кот. Тот самый.

– А ты как сюда попал? – с тяжёлым вздохом спросила я, понимая, что не смогу просто вышвырнуть зверюгу из салона.

Кошки отлично умеют ориентироваться на местности и превосходно находят дорогу домой, а тут от моста до деревни совсем недалеко было. Наверняка котяра и сам бы вернулся, но он так тоскливо заглядывал мне в глаза, что рука не поднялась взять его за шкирку и высадить в придорожную траву.

– Ладно, поехали назад, – недовольно поморщилась я, сдала назад, развернула автомобиль на небольшой полянке и покатила в обратном направлении.

Развилка. Та самая. «В другое лево надо было свертать…» – вспомнила я вчерашние слова Бориса, только никакого «другого лево» там не наблюдалось. Развилка штанами расходилась всего в двух направлениях, что было очень и очень странно – я ведь только что отсюда приехала, и через зеркало заднего вида своими глазами видела, что дорог было три. Ну ладно бы ночью это всё – ещё можно было бы списать на темноту и невнимательность, но утром! Это уже был вызов не только моей стрессоустойчивости, но и здравому смыслу тоже. «Поеду налево до шлагбаума», – решила я и упрямо сдвинула брови.

Кряк!

Правые колёса сползли в глубокую колею, которую я не видела в упор, а машина благополучно села брюхом «на мель» на том же самом месте, где и вчера. Глупо хихикнув, я заглушила двигатель, вытащила из салона кота, забрала только документы, оставив на заднем сиденье бесполезную технику, закрыла машину на ключ и пошла вперёд.

В свете начинающегося дня лес выглядел не таким пугающим, как ночью. И заросшую сочной травкой двухколейку было видно превосходно, что тоже немаловажно. Я шла, шла… Кот то обгонял меня, то отставал, но всё время держался поблизости. В какой-то момент он шмыгнул влево от дороги и начал истошно орать, привлекая моё внимание. «Да пошёл ты… Сам дорогу найдёшь», – сердито подумала я и продолжила путь дальше.

Не тут-то было! Этот рыжий нахал догнал меня и с разбегу вцепился в ногу когтями, издавая при этом не столько мяуканье, сколько вой.

– Больно, блин! – возмутилась я, отцепив от порванных штанин когтистые лапы. – Ты совсем сдурел что ли?

– Мя-а-а-о-о-у-у! – провыл кот, забежал вперёд, выгнул спину дугой и зашипел.

Мне всё это надоело до чёртиков, поэтому было принято решение вернуться назад, дойти до моста, а потом до ближайшей деревни, где можно будет найти нормальных людей и помощь.

– Мя-а-а-а! Мо-о-у-у-у! – через несколько шагов снова преградил мне путь ненормальный котяра.

– Ну чего тебе от меня надо? – раздражённо всплеснула я руками. – Отстань!

Он задрал хвост трубой и ушёл с дороги в лес, откуда снова раздался противный кошачий вой. Я остановилась, закрыла глаза и заставила себя мыслить логически. Это ведь кот. Просто кот, причём старый. Он живёт здесь уже очень давно и наверняка зовёт меня домой – в Лесное. Помощи там ждать, конечно, не от кого, но хотя бы люди есть, а по этой лесной дороге я могу топать в одиночестве неизвестно куда ещё очень долго. Утро, птички, комары, дятел где-то стучит – не ночь ведь, не страшно.

– Хорошо, веди, дурень усатый, – проворчала я и тоже сошла с дороги.

Не знаю, сколько времени мы шли, потому что часы у меня имелись только в телефоне, который был разряжен и остался в машине. Не очень долго. Тропинки там не было – только мох, трава, земляничные и черничные полянки. Немного правее имелось болото с тощими деревцами и высокими кочками, по которым я наверняка скакала прошлой ночью. Кот уверенно провёл меня мимо этого гиблого места к высокой насыпи через канаву, вскоре преградившую нам путь. Та самая канава. Те самые низенькие холмики могил с железными табличками. Облезлые оградки, редкие кресты, давно выцветшие пластиковые розочки… «Если сейчас эта рыжая гадина приведёт меня на могилу Марфы Оленевой, у меня будет истерика», – оценила я своё моральное состояние и с тяжёлым вздохом пошла на очередное громкое «Мя-а-о-у-у-у!» через кладбище.

– И что дальше? – нервно дёрнув щекой поинтересовалась у кота, когда он сел на стёсанный обрубок бревна возле упомянутой могилки и начал вылизывать испачканные землёй лапки.

Я не верю в мистику. Не верю в Бабаек, леших, ведьм, чертей, домовых, русалок и прочую нечисть. Верила, когда была ребёнком, но мне уже двадцать восемь, за плечами юрфак, неудачный брак и много чего ещё. Ко всему сверхъестественному я отношусь скептически, но толерантно – если люди хотят верить в подобное, то кто я такая, чтобы лишать их этой веры? Для меня логика присутствовала всегда и во всём, но только не в этот раз.

– Ну а тебе-то чего от меня надо? – хмуро поинтересовалась я у могильного холмика, чувствуя себя при этом круглой дурой.

– Видать, чего-то всё-таки надо, раз ты опять тута, – раздался за моей спиной голос Бориса. – Батон без нужды тебя назад бы не привёл, он чужих не любит.

– Батон? – повернулась я на голос и с идиотской усмешкой уставилась на деда. – Вашего кота зовут Батон?

– Вообще-то его звали Булочкой, пока яйца не выросли настолько, что стало понятно, что это Батон, – последовал ответ с такой невозмутимостью, что истерика у меня всё-таки случилась.

Смеялась я долго, громко и до слёз, что на кладбище точно было неуместно. Борис хмуро наблюдал за тем, как я прижимаю руки к животу и судорожно хватаю ртом воздух в коротких перерывах между приступами смеха. Коту такое неуважение к покою усопших тоже пришлось не по душе, и он утопал в направлении деревни. Когда основная часть накопившихся эмоций выплеснулась, пришло осознание того, что я поступаю неправильно, и пришлось извиняться, но сделанного ведь уже не вернёшь.

– Ступай к Клавдии, а я твою машину пригоню, – недовольно пробубнил Борис и ушёл через кладбище вглубь леса, оставив меня наедине с угрызениями совести.

«Интересно, как он её пригонит, если ключи у меня в сумке лежат?» – подумала я, глядя ему вслед, но вслух ничего не сказала. Если ухитрился ночью мой телефон в болоте отыскать, то и с этой задачей справится. Наверное.

– На вот одёжу другую. Всё одно не уйдёшь отседова, пока не поймёшь, зачем пришла.

Клавдия Ильинична сунула мне в руки чистую футболку, спортивные штаны и растоптанные шлёпанцы.

– Как это «не уйду»? – подозрительно поинтересовалась я, не имея намерения оставаться ни в этом доме, ни в этой треклятой деревне.

– Не отпустит тебя Марфа, – пояснила старушка, уселась за стол, подпёрла острый подбородок кулаками и задумчиво вздохнула. – Бабка это моя. По отцу. Я болезная родилася, безнадёжная, а она меня выходила, от смерти здеся спрятала, лес этот беречь наказала. Места-то тута особенные. Сила в земле большая. Никто не чувствует силу эту, а я её нутром чую. Вот как перейду через мост, так сразу плохо делается, а здеся легчает сразу. Сто лет уж скоро стукнет, а у меня по сей день все зубы целые, такая тута сила. Во!

Старушка осклабилась, продемонстрировав мне два ряда пожелтевших, но ровных и крепких зубов, а я мысленно закатила глаза, наотрез отказываясь верить в реальность происходящего.

– Не перейдёшь ты мост, – последовало очередное пророчество. – Ехать ли будешь, идти, всё одно леший тебя сюда воротит, потому как вестник должен весть передать, а у меня даже догадок нет, каких вестей от тебя ждать можно.

– Вестник? Я?

– Угу, – кивнула Клавдия Ильинична в ответ. – Вестник. Ты. Не первая такая, только прежние намного старше были. Имя-то редкое, так теперича никто детей не называет. Бабка говорила: «Как объявится здеся Марфа какая, так знай, что от меня это весточка. К худу ли, к добру – помнить и на том свете буду, что нужна тебе. Лес сам вестницу нужной тропой поведёт, ты не вмешивайся. Всё само разрешится. Помогай, ежели надо, а препятствий не чини даже тогда, когда тебе всё неправильным будет казаться». Вот сейчас вижу, что неправильно всё, и странная ты какая-то, а ничего не попишешь.