Для целей этой книги важнее, однако, указать на предков современного населения страны без плотного погружения в их хромосомы, то есть как-то назвать условно своих, для нынешних белорусов, людей прошлого, в рамках создания приемлемой для массового потребителя, на данном этапе развития цивилизации, исторической парадигмы, объясняющей кто такие белорусы, откуда они взялись, и кто их герои.

Поэтому инцептобелорусами будут названы все известные по историческим документам XI — XVIII веков люди, происходящие с территорий, занимаемых в период Древней Руси полоцко-смоленскими кривичами, дреговичами и разнообразным, в плане этнической принадлежности, населением белорусского Понеманья.

Маркёром своих станут в этой нехитрой системе распространённые у славян данного региона имена и фамилии, или же происхождение от таких носителей.

В XIX веке, а конкретнее, во второй половине этого столетнего периода, название «белорусы» уже было достаточно широко распространено и относилось именно к предкам современных белорусов. Фамилии с откровенно балтской основой, такие, к примеру, как Бутовтович, в случае ВКЛ могут быть наделены как бы «смешанным статусом», то есть их носители могут быть отнесены как к предкам белорусов, так и современных литовцев.

Автор также считает нужным уточнить, что понятие этноса, в контексте этой книги, следует понимать прежде всего в ключе примордиализма, то есть как некую группу людей, связанных общим «кровным происхождением». В этом смысле культурные особенности, в частности язык, могут в отдельных случаях отходить на второй план, являясь лишь одним из индикаторов этноса, но не абсолютно определяющим этнос фактором.

Проще говоря, белорус, говорящий на шведском, в данной парадигме, остаётся белорусом, как и швед, говорящий на белорусском, разумеется, не перестаёт быть шведом, хотя, вне всякого сомнения, становится ближе к белорусскому народу, чем его ничего не знающие о стране зубров собратья.

Стоит заметить, что инцептобелорусом является и человек считающий себя литвином, причём в данном случае не суть важно в каком значении, этнонима, конфесионима или политонима употреблено это название (о многозначности данного наименования было сказано в предыдущей главе…), и человек обозначавший себя русином, а равно и все прочие, соответствующие указанным выше критериям, люди.

Здесь автор хочет «подмигнуть» кое-кому из профессиональных историков. Коллега, прочитав предложенные выше тезисы, может скептически улыбнуться и, пожав плечами, заметить, что все эти попытки деления граждан ВКЛ на своих и чужих только отвлекают от научного процесса и являются попытками адаптации исторических конструктов к современной идеологической конъюнктуре. Автор может легко согласиться с данным мнением, но заметить, при этом, что в обществе всё ещё есть запрос на такое простое и ясное деление, и даже нейтральный текст этой книги, в котором вещи называются своими именами, может показаться некоторым читателям недостаточно конкретным, не дающим желаемые ответы на простые вопросы, вроде такого «Так кто там таки захватил кого, а?»

Итак, инцептобелорусы это, прежде всего, жители ВКЛ, происходящие из Полоцкого, Смоленского, Туровского, Гродненского и других древнерусских княжеств, размещавшихся на территории будущей РБ, и носящие славянские имена, и фамилии, особенно явственно белорусские, такие, к примеру, как Богданович.

Можно, с некоторыми оговорками, применять данный термин и к персонам, жившим до отрезка XI — XVIII веков, а также к тем, кто населял эти земли уже после уничтожения ВКЛ, то есть в период власти Российской империи.

Главное тут имена, как важные, в контексте, маркеры этнического и культурного кода. В этом заключается прелесть подобной весьма простой системы деления на своих и чужих, ведь большинству современных белорусов легко записать какого-нибудь волковысского мещанина XVI века, носящего имя Богдан Ходкевич, в свои предки, точно также как имена полоцких Рюриковичей или крестьян мстиславщины в XIX веке легко воспринимаются современными белорусами как свои.

Зачастую предъявляют подобные претензии сторонники более или менее маргинальных исторических концепций, так называемые литвинисты. Объясняется негативное отношение просто: белорусы — это «белые русские», которые просто обязаны соединиться с остальными русскими в одной державе — России.

Встреча в Гродно московского посла (справа) с представителем ВКЛ. Гравюра Цюндта, XVI век.

Отрицание таких самоназваний жителей ВКЛ как русины и белорусы (белорусцы) в качестве имён, обозначавших предков белорусов создаёт для литвинистов (об этих ребятах, кстати, будет подробно рассказано в следующей главе) дополнительные сложности, которые необходимо решать какими-то средствами, и зачастую этими средствами становятся странноватые «подарки» всего русинского наследия украинцам, мол, это их предки, а наши предки литвины, которые гоняли тряпками предков современных литовцев — жмудзинов, способных, при виде грозного литвинского воинства, лишь испугаться и залезть назад на свои священные дубы, с которых они изредка спускались для какого-нибудь трусливого набега на окраинную славянскую деревушку.

Однако решить задачу можно проще, и, что важно, гораздо убедительнее. Для этого достаточно осознать простой факт: все три восточнославянских народа, а именно: русские, белорусы, украинцы имеют равные права на наследие Древней Руси, ведь для государственности и культурных особенностей всех трёх народов та огромная и могучая держава была колыбелью и первоосновой, из которой произошло первое независимое государство на землях будущей Беларуси, Полоцкое княжество.

Соответственно, русский/русинский, в историческом смысле, совсем не означает исключительно российский или, к примеру, украинский. Ну а если все три восточнославянских народа равны в своих правах и в равной степени являются наследниками Киевской Руси, то и проблема «исторического старшинства» одного из народов становится скорее порождением идеологических манипуляций, чем вопросом, решаемым в рамках строгой исторической науки, решение которого способно вывести один из народов на высшую позицию по сравнению с другим.

Проще говоря, равные права на названия Русь/русины/русские, очевидно, располагают к равенству народов.

Белорусам подобный подход никак не мешает считать себя и наследниками ВКЛ, в котором проходил этногенез их народа и в котором, в определённый период, доминировала восточнославянская культура, проводниками которой и были предки белорусов.

К слову, к названию белорусы, в некоторых случаях, предъявляют претензии и одиозные шовинисты, которым почему-то мало концепции триединого русского народа, хотя бы имеющей под собой реальную основу в смысле происхождения восточных славян из Киевской Руси (как было показано выше общее происхождение не означает старшинства одного из народов или тем более «придуманности» одного из них), в связи с чем данные граждане ошибочно заявляют, что название Белая Русь не историческое, хотя, оно, по некоторым данным, фиксируется ещё в XIV веке, а в XVII столетии активно используется для именования территорий современной РБ, причём не только в Речи Посполитой, но и в Москве.

Порой название Беларусь служит предметом нападок в стиле «Не было такой страны, значит и быть не должно». Однако есть пример чехов, чья страна была известна как Богемия. Ясно, что современная Чешская Республика является наследницей той страны, и аналогичным образом Беларусь наследует ВКЛ, ведь не имя какого-либо государства формирует государственность того или иного народа, она определяется благодаря политической субъектности этноса, которая была у предков белорусов в ВКЛ.