Сказал речь и князь. Щедро раздал авансы, сообщив, что имеет желание своей столицей Ревель сделать, а на землях развивать ремесла и торговлю, благо, само расположение к тому подталкивает. Плеснул мистики, упомянув о неких предсказаниях. Добавил конкретики, уточнив, что вера, конечно, дело личное, но – получать священников от епископа, Римом установленного?… Отдавать свои деньги на церковь, на которые те епископы и кардиналы роскошествуют до совершенного неприличия, в то время, как мастера днем и ночью трудятся, а простой народ вообще в нищете и невежестве прозябает? Ему кажется это несправедливым, не соответствующим заветам господним, например, рабство на его землях он собирается отменить… Все время его речи среди советников проходило вполне благожелательное перешептывание – намеки тут понимали, и перспективы видели. Ну, а после князь заявил, что новый договор, конечно, будет на основе старого, и все права города будут сохранены, они хотят лишь привести его в соответствие временам нынешним. И верно – договору между ливонцами и Ревелем было больше сотни лет, экземпляр его, найденный в замке, занимал со всеми приписками и дополнениями здоровый фолиант, и Ефим, которому поручено было проект нового написать, предвидел много работы. Но – договор, конечно, это не сейчас, пока они лишь обозначили такое намерение, неофициально, и на этом совещание было закончено, вполне к удовлетворению сторон.
Ну, а вечером князь пояснил пришедшему ван Баарену насчет Ждана и его планов на Хапсал. Поскольку был город тот эзельского епископа, у бургомистра вообще вопросов не было. Зато были по рассказу старца, и тут князь подтвердил, что именно такие планы и есть, но первым делом хочет он установить мир и порядок на этих землях, потому как считает это вполне им по силам, ну, а получатся ли те… большие задумки – бог весть, бургомистр и сам должен понимать. Бургомистр понимал, и еще раз подтвердил, что послана им весть в Любек, и надо ждать людей, что получше его разбираются… в подобном. На этом, договорившись слать гонцов, если что, они и расстались. Бургомистру еще надо было работать над законами и правилами города – как-то установить единичную теперь должность бургомистра в документах, с магистратом разобраться, выборы недостающих членов провести… А князь со своими людьми на следующее утро уехал в Озерск, все так же оставив в замке Петра за главного. По городу пошла новая волна слухов, теперь уже правдивых, как ни странно, в которой сведения от русских войск (народ из наревского полка в пивных да на постое у хозяев не молчал, конечно) смешивались со сведениями от бургомистра и магистрата. Ну, и кумушки обсуждали, какой красавчик фюрст, особенно в новой одежде, да какая обаятельная улыбка у господина Петера, что в замке нынче главный, да оба неженаты… У мастера Лео прибавилось посетителей и заказов… Начали возвращаться и те горожане, которые решили покинуть город на всякий случай, и им, по возвращении, рассказывали все эти слухи уже вообще в эпическом варианте. Были эти сплетни не особо конкретными, но в целом – благожелательными и оптимистичными, и город стал забывать и те страшные ночи, и пожары, и погибших тогда людей… А еще – совершенно незамеченной для всех прошла (как и планировалось) отправка на попутном корабле до Любека двоих – Грека и еще одного из людей Петра, знавшего южные языки, которые тихо просочились в город еще за пару дней до второго приезда князя, переночевали где-то в тайниках у Торгаша, да и уплыли. Князь решил, что все же пора отправлять давно написанные ими от имени старца послания на юг.
В Озерске все было в порядке, леса по дороге стремительно покрывались зеленью, преображая все окрестные виды, а сильно похудевший и загоревший, но вроде уже отоспавшийся Федор дожидался их в замке. Гридя с Семеном сразу уехали на юг, к засеке, сменить Черного, да Гридя собирался начать со своими… пошаливать, и что там у орденцев происходит, узнать надо было. Ефим засел за фолиант с договором, и заскучавший было Малх взялся ему помогать. Ну, а Федор, дожидаясь Черного (решил он, что в Ревель они поедут вместе – на всякий случай), нашел время заняться старыми задумками, которые вызнал он от старца. Речь шла об инструментах. И если таких топоров, как у Седова, они делать не собирались (железа в нем хватило бы на три типичных топора 16 века), то вот остальное, о чем рассказывал Николай Федорович, Федору хотелось попробовать повторить. Он еще в конце зимы, в метели, показывал как-то старцу местный инструмент, плуги его в первую очередь заинтересовали. Увы, мало чем мог помочь Седов, честно рассказавший, что у них давно пашут тракторами, и все оборудование там сделано под совсем другую мощь (да он и не знает тонкостей). Но кое-что они договорились испытать. А тут и время пришло – после второй схватки у засеки у них добавилось трофеев, и брони, и оружия, и какое-то время спустя все они были все же разобраны – что на починку, что в арсенал, что – сразу кто из бойцов себе поменял… Нашлось там и то, что, по мнению Семена и Гриди (основными экспертами в итоге они были, конечно), только на выкидку. То есть, разумеется, на перековку – железо пока никто не собирался выкидывать, и еще долго не будет, лет четыреста…
В этих бросовых остатках были в основном обломки шлемов, полосовых, не цельных, обрывки кольчуг и тесаки короткого орденского стандарта, но, видать, из самого плохого железа. Федор, после уточнений со старцем, задумал сделать лопату, пилу и косу – сперва по одной, а там видно будет. Сказано – сделано, они пошли к деревенскому кузнецу, и Николай Федорович нарисовал тому прямо на земле, как эти вещи должны выглядеть. Свою лопату он прихватил для примера, остальное пришлось объяснять словами, но они с Федором справились. Ну, и задержались возле кузни почти на полдня, пока кузнец занимался черновой обработкой. Надо сказать, что виденный пока Седовым местный инструмент (кроме того, что весь был поменьше, под рост и руки местных мужиков) не сильно отличался от инструмента будущего в принципе. То, что сейчас называлось ручными пилами, например – было очень похоже на садовые ножовки из будущего, с тонким, слегка изогнутым полотном. Он разглядел это в той мастерской, что нашли они в замке – у ее неизвестного (погибшего при захвате) хозяина был собран неплохой набор инструментов, которыми потом пользовались бойцы отряда для починки своих вещей – умельцы нашлись. Те же орденские знаки там изготавливались, например.
Но были и отличия. Так, у лопат в лучшем случае железом оковывался край штыка (и весило такое весло многовато для Седова даже), кроме ручных пил, большая пила, под бревна (была в замке и такая), представляла из себя сложную лучковую конструкцию, с натягиваемой веревкой, а косили сейчас чем-то похожим на серпы-переростки. Причем в приседе, как он уточнил у Федора, о косьбе стоя тот не знал (и очень заинтересовался, разумеется). Так что надо сказать, что книжно-киношные представления о древности, сложившиеся у Седова, в целом оправдывались – железо было ценностью и дефицитом, и на орудия труда его пускали самый минимум. У тех же плугов железным был сам лемех (размером с треть штыка лопаты, на глаз), да еще какая-то железка для его крепления, остальная конструкция – дерево. У крестьян же, как ему рассказал Федор, были сохи, у которых железным был только насошник – ему показали небольшой клиновидный кусок железа, больше всего похожий на наконечник железнодорожного костыля. А многие и просто крепкое корневище обжигали да приделывали. Федор рассказывал, морщась, что тут, где почвы песчаные, оно еще бы и ничего, но… Он вообще любил вот такие хозяйственные разговоры, а, поскольку Седов искренне интересовался, они много общались на эти темы – и до начала весенних работ, пока Федор сидел в замке, и после, в его короткие приезды…
А вот еще кое-что заметил Николай Федорович, что отличало его сложившиеся на основе книг и фильмов представления об этих веках от реальности. Если режиссеры и писатели, показывая и описывая быт этих веков, обычно изображали постройки мелковатыми и грязноватыми, то на деле – размеры, конечно, люди делали под себя, и ему постоянно приходилось следить за притолоками. А вот внутреннее обустройство тех мест, где люди жили и работали, они все-таки старались делать удобным и даже уютным, ну, по мере возможностей, конечно. Сарайчик, где Никодимыч работал с деревом, торговые ряды во Пскове и комната, где у травницы девки занимались отварами, амбары у Сига, мастерская в замке, которую уже упоминали – все они были устроены и организованы так, чтобы человеку там было работать удобно, чуть ли не как и в 20 веке будет (с поправкой на стекло и электричество, конечно).
