Как показалось Седову, все даже рады были сменить тему с привычного уже обсуждения схваток, расстановки сил, дозоров и прочей… войны – на что-то глубоко мирное, и даже приятное. Решено было особо не шиковать, но одеть все руководство Ордена в новое и богатое. Рассказы старца про военную форму будущего не забыли, но однообразно одеть всех своих воинов… до этого было еще далеко. Впрочем, как раз среди бойцов недостатка в одежде не было. Трофеев от орденцев накопилось большое количество, а использование их в это время чем-то зазорным не считалось, тем более, эту верхнюю одежду все равно после стирки приходилось перешивать (швы-то ручные, да и иглы с нитками пока были такими, что разобрать три драных кафтана и сшить один заново было чуть ли не проще, чем починить любой из трех, как было). С нательным тоже пока не было проблем, в общем, бабы и девки в замке и с этим справлялись. Но сшить что-то новое, сразу на несколько человек, из дорогих тканей – они бы не смогли, это было понятно всем. Пимен предал весточку, что из живущих в городе портных только одному можно такое дело доверить, и он с ним предварительно переговорил.
Князь в эту поездку собрал много народу – кроме него самого, ехали и Семен, и Гридя, и Ефим, и старче, заранее передали Степану, чтоб вернулся в Ревель (он недавно выехал со своими на зачистку малых орденских усадеб)… Только Черный, что сторожил юг, да Федор, все мотающийся по селам, в этот раз не попали в свиту князя. Дороги подсохли за это время хорошо, и Николай Федорович поспевал за остальными всадниками с некоторым трудом, но – справился. А когда они проезжали по городу, он отметил, что стражи городской особо не видно на улицах, а вот у ратуши снова произошла недолгая остановка и взаимные приветствия с бургомистром. Народу при нем было мало – похоже, ван Баарен сам начал какие-то игры, несколько ограничивая доступ к информации некоторым членам городского совета. Кстати, увидев старца, тот обрадовался, похоже, по письму, где Седов расписывал кое-что из будущего, у него были вопросы… Город на вид был вполне в порядке, правда, в паре мест они проезжали мимо обгоревших руин домов – последствия тех ночей еще не были убраны… Ну, а в замке, где их радостно встретили свои, и вообще все хорошо было.
Пока они умывались, пока собрали обед – Николай Федорович уточнил, какой у них намечается график. Выяснилось, что никто жестко время не согласовывал, ждали их приезда, и сейчас к портному пошлют посыльного, может, и сегодня примет, нет – так завтра. Светлое время суток уже хорошо прибавилось, так что, действительно, можно было и сегодня, как и оказалось – вернувшийся посыльный сказал, что мастер будет их ждать через пару часов, которые князь потратил на разговор о новостях с Петром и Торгашом, а остальные их слушали и отдыхали после поездки. Серьезных новостей не было, разве что – отправили один небольшой обоз с провизией подходящему полку, но было важное уточнение на будущее – Петр приставил людей Торгаша присматривать за орденскими складами в порту (теми самыми, что они поджигали зимой, да толком не сожгли, как выяснилось – были они в разных местах, а кое-где даже каменными). Как оказалось, и бургомистр своих же людей для того же раньше поставил, но обошлось без стычек или драк – просто надо было эту проблему как-то решить. Похоже, были запасы-то еще в этих складах… И еще выяснилось, что не совсем понятно, чьи те башни и готовые части новых стен, что в городе помимо старого замка есть – то ли они считались собственностью города, то ли – Ливонского ордена. Это тоже надо было уточнить, а так – все было хорошо. Народ в замке потихоньку налаживал контакты с городом, Пимен возобновил ненадолго прерванные старые знакомства, приглашая людей теперь в замок (и знакомя их с Петром). Ван Баарен также несколько раз заезжал кое с кем из магистрата, в общем, процесс пошел, как говорил один деятель…
К портному они выехали верхами. Жил он не так далеко, в центре, как большинство торговцев и мастеров, работающих для богатой верхушки, и их группа ехала шагом, с интересом осматриваясь по пути. Глазели и на них – руководство их Ордена само не носило приметных белых повязок с красным знаком (как-то с самого начала так сложилось – в отряде их и так все знали), но все горожане понимали, что никем другим всадники, выехавшие из сменившей хозяев крепости, быть не могут. Участок, где стоял дом мастера Лео (как его представил Петр, поехавший с ними) оказался с улицы небольшим, но вытянутым вглубь. Хоть и предупрежденный, слуга, что открыл им ворота, посматривал с некоторой опаской (они были не в доспехах, конечно, но кое-что из оружия все же прихватили). Конюшня, что у мастера была, явно не смогла бы вместить всех, и коней после небольшой заминки оставили во дворе под присмотром сопровождавших воинов (охрана была, разумеется), а сами выдвинулись к боковому крыльцу, куда повел их тот же слуга. Сразу за слугой шел князь, а уже за ним – плотной кучкой все остальные, когда дверь распахнулась, и на невысокое, по колено где-то, крыльцо, выскочила…
Девчонка. Седов в Ревеле еще совершенно не ориентировался, знал, что море на севере, а крепость – на юго-западе города, и все. Поэтому сказать, куда выходит двор портного, он бы не смог, но солнце его сейчас освещало, и выскочившую девчонку им всем было видно хорошо. А вот она, похоже, их как-то умудрилась не заметить, выскочила на крыльцо с закрытыми глазами, что ли? Или ее как раз солнце ослепило? И уже на крыльце она прокрутилась вокруг себя еще раза три, взмахивая руками и счастливо приговаривая что-то на неизвестном Николаю Федоровичу языке. И тут, остановившись и открыв глаза (точно, зажмурившись была), она увидела всего в нескольких шагах перед собой толпу вооруженных мужиков, глазеющих на нее, и замерла, сказав лишь «о!», и так и оставив открытым рот и не опустив до конца руки. Была она… лет пятнадцати максимум, как прикинул Николай Федорович. Может, и меньше. Настоящая блондинка (из-под чего-то типа капюшона свисали белые пряди), с голубыми глазами, невысокая и, пожалуй, худощавая, она кого-то напомнила ему своим простоватым лицом, чьи черты, будь еще попроще (и лицо не с белой кожей, а загорелым), могли бы вообще принадлежать какой-то крестьянке. Но это была явно не крестьянка, ее одежды, когда-то шоколадного (а сейчас заметно выгоревшего) цвета, даже им определялись как дорогие. И обувь, вроде, тоже… Народ хмыкал от такого представления, девчонка, опустив руки, залилась краской, как помидор, и тут на крыльцо вышли еще две женщины, постарше… И вот глядя на них, Николай Федорович моментально вспомнил, кого девчонка ему напоминает. Блондинку из АББА! А дело было в том, что женщины, вышедшие вслед за ней, были рыжими, с довольно мелко завитыми кудрями, да и лица их, чье сходство сразу бросалось в глаза (мать и дочь явно), были более вытянутыми, с довольно длинными носами (у девчонки был аккуратненький). И вот это сочетание рыжих кудрей с длинным носом и блонды с простоватым лицом и вытащило из памяти старца давно забытые, казалось бы, клипы…
Старшая из женщин, увидев столько мужчин с оружием, заметно встревожилась, и даже оглянулась на двери, из которых вышло два… похоже, их слуги, тоже всех увидавшие и сразу схватившиеся за рукояти кинжалов. Спутники князя насторожились, тоже оглядываясь…
–Ане!… – прошипела тем временем молодая рыжая, силой утаскивая так и тормозящую блондинку к себе за спину.
Тут выскочил еще на шаг вперед слуга портного, что вел их, и принялся что-то сбивчиво объяснять, опять на непонятном Седову языке, но явно успокаивающее. И сразу же на крыльцо, теперь полностью занятое народом, протиснулся сзади, из дома, невысокий человек с заметной лысиной, как оказалось, сам мастер, и буквально в три минуты инцидент был улажен. Хоть и было это против всяких правил, но прямо тут, у крыльца, были представлены «фюрст Иоанн» и «фрау Сесилия с дочерьми Маргаретой и Ане». Успокоившаяся вроде бы старшая рыжая – фрау Сесилия (дама, как стало видно, в возрасте) – теперь уже внимательно разглядывала князя и его спутников, дочерей отодвинули назад, прикрыв слугами, и они с князем даже сказали друг другу пару приличествующих случаю извинительных фраз на немецком. В задних рядах Торгаш шепотом пояснил Седову, что обнажение оружия слугами против князя (а он, получается, ближе всего к крыльцу стоял, слуга-то не считается) могло быть приравнено между благородными к оскорблению, и бог знает, чем кончиться… А дам этих Торгаш знал, были это, по его словам, благородные свейки, то есть шведки, в прошлом году приплывшие из Стокгольма – случилась у них там какая-то кровавая замятня, подробностей он не уточнял.
