– Что случилось? – удивленно спросил священник. – Я уверен, что ты преувеличиваешь свои грехи. Но в этом нет ничего странного, ведь у тебя такая чистая душа.

Святой отец Константин был духовным наставником общины Назарет со дня ее основания, уже больше тридцати лет. Это был полный мужчина невысокого роста с обрюзгшим строгим лицом кирпичного оттенка. Он хмурил кустистые брови и смотрел на девушку снисходительным взглядом старшего, умудренного опытом, воспитателя. Святой отец едва заметно дернул уголками губ, выражая то ли улыбку, то ли усмешку, и наклонил голову, демонстрируя готовность выслушать все, что у Зои на душе.

Но Зоя уже замкнулась в себе, в одно мгновение утратив почву под ногами и веру в этого человека. Глядя на отца Константина, которому с детства привыкла рассказывать все самое сокровенное, она поймала себя на мысли, что не вполне ему доверяет.

Впрочем, те глупости, которыми она делилась с ним раньше нельзя было назвать таким уж «сокровенным», подумала Зоя, увидев на мгновение саму себя с перспективы прошлого, и криво усмехнулась. По всей видимости плохая болезнь уже добралась до ее головы, начала разъедать мозг и извращать мысли.

Зоя встала и поклонилась святому отцу со словами:

– Простите меня, я поняла, что вы правы… Я, действительно, преувеличила свои грехи. Сегодня мне не о чем вам рассказать.

Она ушла, оставив отца Константина в недоумении.

К концу зимы этих крошечных пятен в глазах Зои стало больше, они соединялись между собой, увеличивались в размере, и уже можно было отчетливо разглядеть фиолетовую сердцевину каждого такого пятна. Все чаще Зоя отводила глаза во время разговора, да и вообще старалась избегать общества других людей.

Девушка не знала наверняка, чем вызвано изменение цвета радужной оболочки, и что именно происходит внутри ее тела, а спрашивать старших о природе этой болезни не хотела. Зоя представляла себе нечто страшное, как будто темные щупальца проклюнулись и растут у нее внутри. Черный, мелкозубый рот паразита присосался к сердцу и пьет по каплям ее жизненные силы. Душа, легкая прозрачная субстанция где-то в центре груди, начала гнить, как гниют корни в земле, и от этого Зоина кожа с каждым днем становилась все бледнее и суше, как бледнеют и сохнут листья погибающего растения. Она почти физически ощущала тошнотворный запах гниения своей души, и опасалась, что его почувствует кто-нибудь еще.

Свадьба была назначена на июнь, но Зоя уже знала, что никакой свадьбы у нее не будет. К тому времени, если не раньше, ее глаза полностью изменят свой цвет, и выдадут общине ее страшную тайну.

Наконец, не в силах больше нести в одиночку свою боль, Зоя пришла к своей матери, обняла ее и сказала:

– Мне кажется, я заболела.

– Что такое, милая? Простудилась? – заботливо спросила мать, ласково поглаживая Зою по волосам.

– Хуже, – сдавленно произнесла та.

Она слегка отстранилась и взглянула на мать. Какое-то мгновение та смотрела на нее с обычной тревогой, еще не осознавая происходящего. Но вот ее ладонь метнулась ко рту, заглушая крик ужаса. Другой рукой она схватила дочь за предплечье и резко притянула к себе, впилась взглядом в Зоины глаза. Потом она молча ее оттолкнула, оставив на коже дочери следы своих пальцев.

– Нет, нет… – прошептала она сдавленным голосом, закрывая лицо руками. – Господи, спаси и помилуй!

– Мама? – осмелилась заговорить Зоя. – Что теперь делать?

Мать отняла руки от лица и снова взглянула на дочь, теперь ее лицо сделалось суровым.

– Иди в свою комнату! – приказала она. – И не выходи оттуда до тех пор, пока тебя не позовут!

Зоя послушалась, убежала прочь, хлопнула дверью. Не хотела она, чтобы ее звали, не хотела никого видеть, да и выходить не хотела! Зоя бросилась на колени перед картинкой со Спасителем и начала неистово молить его о помощи. Спаситель отвечал ей ласковым, но отрешенным взглядом.

Позвали Зою лишь на третий день. Все это время она пролежала в постели, глядя в стену, и отказывалась от еды. Когда в ее комнату вошел отец и приказал подняться, она даже не пошевелилась, так что ему пришлось силой вытаскивать дочь из постели и тащить в коридор. От слабости и безразличия Зоя едва могла передвигать ноги.

В гостиной ее ждал отец Константин. Он печально улыбнулся и произнес со вздохом:

– Ну же, Зоя, подойди.

Девушка повиновалась. Отец Константин внимательно изучил ее глаза и снова тяжело вздохнул.

– Это оно? – хриплым от волнения голосом спросил отец.

– Без сомнения, – подтвердил отец Константин.

– Господи сохрани, – пробормотал Зоин отец.

– Оставьте нас, пожалуйста, – попросил святой отец, потом, дождавшись пока все родственники Зои выйдут, тяжело опустился в кресло и жестом предложил девушке последовать его примеру.

– Как же так, девочка? Что ты натворила? – спросил он ее своим бархатным вкрадчивым голосом.

Зоя судорожно сглотнула, она была не в силах ему отвечать. Взгляд ее упал на стоявший на столе графин с водой, и замер там, изучая пузырьки воздуха на его стенках.

– Расскажи мне все! Что ты натворила? – взывал к ней святой отец, но девушка молчала, она находилась как будто во сне, в котором пузырьки на толстых стенках стеклянного графина были важнее ее дальнейшей судьбы.

– Хорошо, – произнес отец Константин, разводя руками – ты упорствуешь, и мне это странно. Я знаю тебя с самого рождения, и никогда бы не подумал, что ты способна на такое. Как ты могла пустить в свое сердце семена зла, угодить в сети Дьявола? Зоя, Зоя… А ведь ты бы могла быть так счастлива! Уже через несколько месяцев ты вышла бы замуж, потом стала бы матерью! Ты же так об этом мечтала! А что теперь? Теперь ты обречена на вечное одиночество… – вздохнул он, искренне сокрушаясь. – Да что с тобой такое?!

Девушка медленно повернула голову, и устало посмотрела на священника:

– У меня совсем нет сил, – еле слышно произнесла она. – Я молилась, святой отец… Но все бесполезно, он отвернулся от меня…

– Не говори так! – горячо воскликнул отец Константин, схватил ее плечо, но тут же отдернул руку. – Никогда нельзя терять надежду! Если ты действительно хочешь излечиться, ты должна искренне раскаяться в своем грехе! Но ты не хочешь даже мне его назвать! Как можно в этом случае говорить о спасении?

– Разве еще есть надежда? – неуверенно спросила Зоя.

– Ох, милая, как неглубока, оказывается, твоя вера в Спасителя… – он покачал головой. – А я-то думал, что ты одна из лучших молодых девушек общины…

Зоя отвернулась, этот разговор был ей неприятен, святой отец напирал и не собирался оставлять ее в покое. Во что бы то ни стало, он хотел вытянуть из нее признание! Зоя сделала над собой усилие, и, глядя в сторону, прошептала, с трудом шевеля бескровными сухими губами:

– Мне снились дурные сны. Разве я виновата в том, что мне снится?

Отец Константин посмотрел на нее несколько озадачено:

– Расскажи-ка подробней.

– Мне снился наш Спаситель. И он делал со мной во сне разные вещи, о которых не говорят вслух.

Даже несмотря на смертельную слабость и бледность, лицо ее вспыхнуло от стыда. А брови отца Константина взметнулись вверх.

– Зоя… – произнес он изумленно. Он открыл было рот, чтобы что-то добавить, но тут же его закрыл, отчего стал похож на вынутую из воды здоровенную рыбину.

– Теперь я понимаю, – сказал святой отец, с трудом приходя в себя. –И ты еще спрашиваешь, виновата ли ты?! – он развел руками в порыве негодования. – Разумеется, виновата! Видимо твой дух был настолько слаб, что Дьявол отыскал лазейку в твою душу через сон. Ведь именно во сне человек наиболее уязвим. А кто виноват в том, что его дух слаб? Разве не было у тебя достаточно времени, чтобы его укрепить? И чем только была занята твоя голова на проповедях, во время чтения святых книг, во время молитвы? А, Зоя? Лишь от тебя одной зависит, насколько сильна твоя вера в Спасителя! Ты понимаешь меня? Да, если бы ты верила в него, ты бы даже не задавала таких вопросов! Виновата ли ты? – он всплеснул руками. – Да, девочка, ты виновата! И твоя вина – очень тяжела! – он перевел дух, с минуту изучая ее поникшее испуганное личико. – Признаться, мне стало страшно. Вот сейчас, в это мгновение я вдруг задумался о том, а сколько еще таких девушек в нашей общине, душа которых открыта злу? Ведь мы не случайно отделились от большого мира, чтобы сохранить нашу веру в чистоте, и не поддаваться на искушения. Мы отделились, чтобы быть достойными его, когда он спустится за нами со звезд! И, все-таки, получается, что мы недостаточно делаем для того, чтобы наши дети росли истинными столпами веры! Мы недостаточно строги? Недостаточно убедительны? Мне есть теперь, о чем подумать… Пожалуй, я подниму этот вопрос на следующей воскресной проповеди…