Если я вступлю следом — станет тесно.

— Спасибо, я здесь подожду.

— И то верно, тебе тут неизвестно сколько сидеть еще.

Он ухмыльнулся, шевельнул плечом, и поленья, уверена, абсолютно сырые, скользнули в печь и вспыхнули.

— Хватит на какое-то время, потом придется справляться самой.

— Я не умею разжигать мокрое дерево, — покачала я головой.

— Разберешься, — отмахнулся Морган и потер руки. — Рекомендую не высовываться без крайней надобности, а лучше вообще этого не делать. Считай, играешь в прятки, где последствия проигрыша… ты поняла.

— А почему мне нельзя пойти с тобой? — спросила тихо, не желая мириться с тем, что останусь одна посреди зимней чащи.

— Еще один тупой вопрос! Зачем, чтобы под ногами мешалась? Следи потом, чтобы не убилась ненароком.

— Я иногда не понимаю тебя, — покачала головой. — Ты то угрожаешь, то спасаешь, то стремишься причинить боль, но делаешь так, чтобы я осталась в живых. Если я гарантия, как ты выразился, не лучше ли держать меня при себе, чтобы в нужный момент предъявить? Ну, или свернуть шею, в конце концов, чтобы уж не мучилась.

Лицо мужчины закаменело.

— Что ты хочешь услышать?

— Да хоть что-нибудь стоящее!

— Поцелуй на прощание?

Я фыркнула, не видя, что он приблизился сзади, лишь ощутила тепло. Горячие как всегда руки обхватили плечи.

— Или все-таки решил добить? Повторюсь, зачем сюда тащил? Сделал бы это прямо на дороге, — пробормотала, не оборачиваясь, и, если честно, ожидала очередную ехидную реплику.

Но вместо этого он рывком развернул меня лицом к себе.

— Боюсь, там было бы совсем неудобно, — пробормотал он, и резко наклонился, прильнув к моим губам.

То был не поцелуй, а нечто совершенно иное. Он словно клеймил меня, доказывая свою и без того безусловную власть, проникая языком все глубже, переплетаясь с моим, всасывая его в свой рот. Переполняемая злостью и досадой, я поначалу замерла, даже попыталась оттолкнуть, но, по-моему, только распалила еще сильнее. Сама не заметив, начала отвечать, чувствуя, как его руки сжимаются вокруг талии, передавая нескончаемый жар, не отклонилась, а прильнула к широкой груди, схватив за плечи, позволила целовать так, что воздух моментально закончился, да он уже и не был нужен!

Последний рассудок перестал кричать о неправильности происходящего. Прямо сейчас мечтала только об одном: чтобы мужчина не останавливался, чтобы я так же зарывалась пальцами в его светлые волосы, почти сжимая кулаки и наверняка принося боль, которая, уверена, ему нравилась. По крайней мере, его глухой стон прямо мне в рот точно свидетельствовал об этом, и я с удовольствием проглотила его, наслаждаясь не меньше.

Во мне проснулось что-то, о чем ранее даже не подозревала! Волны почти нестерпимого жара переходили от его тела к моему, разливаясь по коже, но больше всего его было внизу живота. Почувствовав, что в него ткнулось что-то твердое, на миг замерла, но он не дал мне опомниться, скользнув губами вдоль шеи, целуя жадно и неистово, пока его ладонь проникла под мех шубы, легла на грудь и сжала. Я подалась вперед, желая ощутить его каждой клеточкой, и лучше без кучи одежек, которые так мешали!

Шаман вернулся к губам, и, не отрываясь от меня, сделал несколько шагов, так, что пришлось пятиться, пока колени не наткнулись на софу. Мелькнула мысль, что если мы рухнем на нее, она развалится, но этого не случилось. Он избавлял меня от одежды быстро, не забывая покрывать поцелуями шею, а, когда я оказалась полностью нагой, губы обхватили затвердевшую вершинку груди. Мужчина вобрал ее в рот, лаская языком, пока его руки путешествовали по телу, поглаживая и сжимая. Богиня, я впервые в жизни абсолютно обнажена перед мужчиной, но вместо стыда и испуга испытываю лишь какое-то дикое желание и удовольствие, что сложно описать словами!

Солома на кушетке, до этого влажная, оказалась сухой и теплой, не иначе, помогла магия Моргана. Он навис сверху, тоже успевший скинуть с себя одежду, даже не заметила, когда сделал. Я часто дышала и откинула голову, вцепившись уже обеими ладонями в его волосы. Прикосновения мужчины становились все более настойчивыми, губы исследовали каждый дюйм моего тела, принося какое-то болезненное удовольствие, но, когда его голова оказалась возле живота, я вскрикнула и свела ноги.

Он перевел дыхание и поднял голову. Бушующий океан его глаз походил на раскаленную лаву.

— Кэндис, — прошептал хрипло, — остановиться?

Я не сразу поняла, что он спрашивает. Смесь стыда, страха и желания не давали сосредоточиться хотя бы на чем-то. Одно видела точно: он и правда отступит, если попрошу об этом. Прямо сейчас. Встанет, оденется и растворится тенью в ночном лесу. И вдруг стало настолько страшно, что, не выдержав, села, схватив его за плечи, сама прижавшись к груди так близко, как только получилось. Он замер, не шевелясь, не отвечая на объятия, мускулы под ладонями словно превратились в горячий мрамор, и лишь частое прерывистое дыхание мужчины выдавало его настоящие эмоции с головой. По крайней мере, сейчас я уверена, что они у него есть.

Видимо, ответ он хотел услышать вслух. Я обхватила его лицо, склонившись, ведь он так и остался стоять голыми коленями на полусгнивших досках, и твердо произнесла, поймав взгляд:

— Нет, я не хочу, чтобы ты останавливался.

Больше он ни о чем не спрашивал.

Эта ночь стала для меня самой грешной и святой одновременно. Потому что те чувства, эмоции, которые я испытывала, были рождены настоящим блаженством… граничащим с почти нестерпимой болью. А падала и поднималась, снова и снова, то в самое пекло, то к небесам, а, возможно, даже выше. Прикосновения Моргана вырывали из моей груди сначала тихие стоны, но напор с каждым мгновением становился сильнее, и только намного позже я понимаю, что крики, оглашающие крошечный домик — мои собственные.

Мужчина целовал меня вовсе не нежно, почти кусая кожу, но, когда вновь опустился к бедрам, что-то неуловимо изменилось. Теперь его губы касались почти невесомо, все больше приближаясь к тому месту, которое являлось концентрацией моей страсти.

— Не бойся, — шепнул он, мягко раздвигая мои бедра еще шире.

Я судорожно выдохнула. Сложно послушаться, если внутри разыгралась настоящая буря. Стыда не было, разве что смущение. Но и оно забылось мгновенно, когда ощутила, как его язык касается нежной кожи холмика между моих ног. Что он делает?! Вскрикнула, пытаясь отстраниться, но сильные руки схватили запястья, прижали к сухой соломе. Следующее его прикосновение оказалось чуть глубже. Он почти проник внутрь, вырвав новый стон. По телу пробежала дрожь наслаждения, заставив откинуться назад, сжав кулаки и закусив губу.

Я больше не пыталась отодвинуться, наоборот, стремилась навстречу. Движения его языка становились быстрее, проникновения — глубже и дольше. Уже не сдерживая себя, застонала, выгибаясь так, что, казалось, кости вот-вот не выдержат.

Первая волна удовольствия накрыла неожиданно. Подобно сладкой судороге, прокатилась вдоль позвоночника и разбилась на миллиарды тоненьких нитей, что разошлись по всему телу. Я распласталась на софе, не до конца понимая, что только что произошло, но Морган не дал мне опомниться. Поднялся, навалившись сверху так, что мои ноги оказались широко разведены, а он — между ними. Мужское естественно ткнулось возле самого входа.

Я приоткрыла глаза, встретив серо-голубой взгляд. В нем горело настоящее безумие.

— Моя, — раздалось хриплое.

Он качнулся вперед, входя одним резким рывком. Я вновь выгнулась и, не сдержавшись, закричала, но теперь уже от острой боли. Кажется, в низ живота вонзили острый нож, вдобавок провернув. Из глаз брызнули слезы.

Мужчина тяжело дышал, замерев внутри меня. Наклонился, коснувшись губами полураскрытых губ. Долгий глубокий поцелуй заставил на время забыться, словно отгоняя неприятные ощущения. Я не отвечала, боясь пошевелиться, чтобы та не вернулась, но он был настойчив, успокаивая меня, лаская с непривычной нежностью. И, лишь когда боль окончательно отступила, я почувствовала первое медленное движение. Не прекращая целовать, он стал осторожно двигаться, наращивая темп постепенно. Выходил почти полностью и возвращался, отодвигая даже воспоминания о пережитой боли, даря совсем другие ощущения, лишь отдаленно напоминающие те, что испытала несколько минут назад.