Когда-то нахальная и дерзкая группа, которой руководили он и Мирт была главной темой сплетен в Уотердипе и постоянной головной болью для честных торговцев по всему Побережью Меча — герои невероятных историй, рассказываемых в сотне таверн. Но годы прошли, и все это ушло… как, полагал он, всегда уходят такие вещи. Все что осталось от этого времени — счастливые воспоминания, давняя дружба, и кольца для посылки сообщений, которые все еще носил каждый из Четверки.

Дурнан часто виделся с Миртом и Аспер, но Рандал Морн воевал в далекой Долине Кинжала, чтобы сохранить принадлежащее ему по праву владение этой прекрасной землей. Рейнджер, Флорин Фальконхэнд, который в нескольких путешествиях подменял Аспер, был теперь Рыцарем Миф Драннора, и редко объявлялся на Побережье Меча. Шепотом ходили даже слухи, что он недавно побывал на Эвермите.

Дурнан все еще вспоминал блистательные победы Четверки, когда неожиданно мотыльки магического света окружиди его в пустом коридоре. Времени у него хватило только на возмущенную мысль — опятьпопасться на заклинание? — а затем мир вокруг него заполнили мечущиеся огни, и под ногами не было уже ничего…

“Поцелуй Бешабы!” выругался он раздраженно. Он знал, что телепорт переносит его в какое-нибудь мерзкое место.

Они всегда так делают…

Транстра стояла в комнате, про которую лишь немногие в Скуллпорте знали, что она принадлежит ей, сузив глаза и задумавшись. Кольцо старого Мирта заговорило, и это значит, что кто-то из Четверки позвал его на помощь. А когда Четверо зовут, это всегда значит для кого-то неприятности — и, раньше или позже, если только этот старый торговец не потеряет немного веса, приобретя взамен благоразумия, адресатом для неприятностей окажется он сам. Возможно этот случай настанет раньше, чем он ожидает… возможно, уже настал.

Ламия отбросила назад волосы, так что они спадали по ее спине как тлеющее пламя, и заскользила по полу как гигантская змея. Мягкое, пульсирующее магическое сияние окружало ее тело узором, заставившим ее раба — тощего и грязного мужчину-человека, скрючившегося на коленях в углу комнаты — сглотнуть, и поспешно отвести глаза в сторону. Транстра была жестока, когда замечала его похотливые мысли… а ее жестокость обычно проявлялась в бичевании хорошо просоленными плетьми. Раб невольно вздрогнул, вспомнив последний такой случай.

Сухой звук скользящих чешуек приблизился и смолк. Человек продолжал смотреть в угол, пытаясь не дрожать от нарастающего холодного ужаса при мыслях о том, что она может сделать на сей раз. “Тортан”, сказала она почти вежливо, “встань-ка, и сделай кое-что для меня”.

Тортан неохотно встретился с ней взглядом. “Да, великая госпожа”.

“Открой ворота к Улисссу, и иди в свою комнату”, приказала Транстра.

Послушно торопясь исполнить приказ, Тортан слышал как она произносит первые слова одного из паутины заклинаний, которое она использовала чтобы держать в подчинении бехира.

Когда двенадцатиногое змееподобное существо с бешенной скоростью ворвалось в ее комнату, задрав рогатую голову и распахнув пасть, Транстра встретила его подняв над головой обе руки, окруженные магическим пламенем.

Улиссс покорно склонил голову и печально вздохнул. Однажды он поймает свою жестокую повелительницу на ошибке и убьет ее… но не сегодня.

Транстра, позволив пламени метаться вверх-вниз по ее рукам скользнула к могучему змею и обняла его за голову, как домашнее животное, гладя его между рогов, в том месте где Улисссу больше всего нравились ее прикосновения.

Под ее лаской, напряженные мускулы задрожали и расслабились, прочные как сталь чешуйки медленно, против его воли, начали терется о ее, и змей заурчал. Транстра заклинанием ввела в медленный, затуманенный разум Улиссса изображение Мирта и мягко сказала, “Внимай мне, возлюбленный, ибо у меня есть для тебя задача. Следуй за этим человеком — да, он необычайно обширен — и…”

Она шептала, и глаза бехира становились ярче, отливая золотом, в них появился злобный голод и нетерпение — и когда она освободила его, он торопливо бросился в путь.

Транстра выпрямилась, скрестив руки на груди, и наблюдала за ним. Хотя в ее глазах был опасный блеск, улыбка медленно появившаяся на ее лице была полна кошачьего предвкушения.

Она подготовила заклинание, которое позволит ей следить за Миртом и Улиссом и издали наблюдать за происходящем, язык ее облизывал губы в интимной радости. Возможная потеря делового партнера — небольшая цена за предстоящее грандиозное представление.

“Что может случится? План идеален”, вспыльчиво сказал Ираэгли, его щупальца метались в раздражении.

“Ты не первый в истории произносишь эти слова”, сухо заметил Илоэбр, вращая в пальцах стакан дуйруина, так, что золотистые пузырьки в глубине черного вина искрились. Иллитид наклонился поближе к сородичу. “Все что угодно может случиться”.

“И что же?” вскинулся Ираэгли. “Даже Безжалостные-Под-Анаурохом не знают о нашем шептуне. Бехолдер не дурак, и все же не подозревает о его присутствии… а значит, и о нашем воздействии”.

“Возможно, только потому, что мы еще не пытались контролировать его”, сказал Илоэбр в глубину стакана. Там маленькие червяки извивались в бесконечном бессмертном танце, удерживавшем маслянистое черное вино от сгущения в патоку.

“Ты сомневаешся в моем мастерстве?” бросил Ираэгли наклоняясь вперед в кресле, сопровождаемый свистом рвущихся шелковых рукавов. “Он проглотил шептуна, а тот уже проел свою дорогу в ту ничтожную вещь, которую Ксазун и его родичи имеют гордость называть мозгом! Я чувствовал, как он питается кровью бехолдера и растет! Я чувствовал это сквозь связь, которую сотворила моя магия — и я могу оживить ее вновь когда пожелаю! Ты сомневаешся во мне, младший? Ты в самом деле смеешь?”

“Расплети щупальца и шипи потише”, спокойно ответил Илоэбр, потягивая вино. “Я полностью уверен в том, что ты можешь установить контроль над глазом-тираном — я сомневаюсь лишь в нашей способности избежать внимания других здешних сил. Шептун — мозговой узел, соединенный с тобой магией… и Жилище Черепов над нами, и город над ним просто кишат магами и жрецами, способными увидеть это, а на них влияет — нет, управляет ими — этот потрясающий человеческий недостаток, известный как ‘любопытство’. Что поможет нам не попасть под удар через вздох после того, как ты сокрушишь волю Ксазуна?”

Лиловая кожа Ираэгли почти почернела от гнева. Голос дрожал яростью и угрозой, когда он медленно произнес, “слушая меня, слабовольный, и пусть одного раза будет тебе достаточно: ни дроу, ни человек, ни матрона-мать, ни архимаг не обнаружат нашего шептуна, и нас, пока мы здесь”.

Илоэбр покосился на каменные стены вокруг, и единственную сияющую скульптуру, издававшую время от времени звон, когда она меняла облик. Комната в которой они сидели содержала только их плавающие кресла, несколько плавающих столов (включая и бледно светившийся стол между ними), и набор различных оттенков сосудов, откуда было взято и вино в его руках. Невидимые руны силы извивались на обратных сторонах крышек столов, ожидая момента когда один из иллитидов приведет их в действие, но больше не было никакой защиты, кроме того, на что были способны сами иллитиды.

Не то, чтобы такие вещи должны были понадобиться. Они были в шести перемещениях от выгребной ямы под игорным домом, известным как Погребальная Яма Краснеющей Невесты, в южном Скуллпорте — цепь телепортов с ловушками, достаточная чтобы обмануть или уничтожить даже самого настойчивого и могучего из любопытствующих магов.

Именно в этот момент стол между ними отрастил два темных, суровых глаза — и взорвался, разбросав изломанные тела обоих пожирателей мозгов по стенам их убежища.

Последние слова услышанные Илоэбром, боровшимся со жгучей болью, был презрительный мужской голос: “Тупые иллитиды. Все время лезут куда не просят”.

Искореженные тела пожирателей мозгов оплывали по стенам как слизь. Ни один из них не прожил достаточно долго, чтобы увидеть как черные глаза Халастера превращают в танцующую пыль и искры их столы и пожитки.