Костяные руки вознеслись вверх. Кохат читал собственное заклятье.
Тиурен не владел волшебством, но чары мёртвого короля показались ему крошащей всё на своём пути горной каменной лавиной, несущейся по склону – по сравнению с жалким камешком, неумело брошенным Дикконой. Её заклинание потерялось в магической мощи, призванной Кохатом и его Тёмным Глазом.
Пол под людьми задрожал. Грохот всё возрастал, как и температура. Бард больше не мог здесь оставаться. Страх – не за себя, но рождённый видом того, что стало с его другом – выбросил его из двери и заставил бежать вглубь зала. Крики Дикконы ещё долго раздавались в его ушах.
Весь дворец трясся. На лестнице бард столкнулся с кучкой стражников, поднимавшихся вверх с полными паники лицами.
- Нет, - остановил Тиурен, затрясши головой. – Вы ничем не сможете помочь. Бегите.
- Но король! Королева! Мы должны… - начал один, проталкиваясь мимо. Он говорил о Кохате, не Дариусе, понял Тиурен.
- Делай, что хочешь. Твоя жизнь в твоих руках – но больше у тебя нет короля, и, скорее всего, королевы тоже.
- Боги! – вскрикнул другой страж. – Что произошло?
- Нет времени, - бард изо всех сил старался говорить спокойно и ровно. – Спасайтесь.
Не оборачиваясь посмотреть, что решили эти доблестные, верные воины, он помчался вниз по ступеням.
Когда он достиг низа, тряска усилилась. Температура продолжала повышаться, пока он пытался добраться до входного зала, дверей и пути наружу.
Что-то схватило его за руку и потянуло назад. Это был запыхавшийся Дариус, всё ещё с кинжалом в руке.
- Скажи мне, - прорычал он, - что происходит?
Нож взметнулся к горлу барда.
Тиурен достаточно натерпелся угроз и требований от этого слизняка. Сместив свой вес к волшебнику, он выбил того из равновесия и вцепился в держащую оружие руку, отводя в сторону.
Дариус отреагировал молниеносно. Страх придал сил его мышцам, и он вывернул нож обратно на барда.
Тиурен всем телом кинулся на мага. Они оба свалились на пол – и в этот момент некоторые из потолочных опор поддались натиску землетрясения, и куски штукатурки и дерева посыпались вниз, разбиваясь на осколки вокруг борющихся мужчин. Как только они ударились об землю, Тиурен убедился, что лезвие нашло последнее пристанище - в груди Дариуса.
Бард перекатился и поднялся на ноги. Пол разверзся перед ногами, и из расширяющейся трещины повалил пар и пахнущий серой воздух. Грохот и треск, каких он никогда раньше не слышал, подсказали ему, что верхние этажи дворца рухнули.
К тому времени, как он добежал до дверей, Тиурен уже задыхался из-за застлавших воздух клубов пара и дыма. Он вырвался наружу, во внутренний двор. Повсюду валялись засыпанные обломками тела, раздавленные – насколько Тиурен мог сказать – частями южной наблюдательной башни. Провал в куртине – всё, что обозначало место, где она раньше находилась. Бард ужаснулся, видя, как много друзей лежало среди погибших. Даже благородная Беанта пала жертвой разрушенной башни.
Убийственный гнев Кохата не видел никаких различий; месть мёртвого короля не знала границ.
Дрожь земли продолжалась; огненные вспышки прорывались из бесчисленных провалов, открывающихся вокруг барда. Он ничего не мог поделать – он даже не видел никого, кто мог бы помочь выбраться. Поняв, что времени на то, чтобы добраться до конюшен, не осталось (если они вообще ещё стояли), Тиурен побежал к дыре в стене, а громоподобный грохот и рёв выплёскивающегося расплавленного камня преследовали его. Крепость поглощал огонь из недр самого Фаэруна.
Тиурен бежал через холмы, пока не перестал слышать отдалённые раскаты и чувствовать вибрацию земли и обжигающую жару. Вдалеке, красноватое, адское зарево отмечало место, где раньше стоял дворец. Бард свалился от усталости.
Недели спустя, Тиурен стоял на границе когда-то цветущего Вантира.
Ничто из его опыта не могло подготовить мужчину к виду его родины, дымящейся, словно погребальная яма. Воздух был насыщен смрадом смерти. Дым заполнил небеса, погрузив целое королевство в нескончаемую ночь.
После уничтожения дворца и окружающего города, Кохат методично стёр с лица государства ближайшие поселения и деревушки. Заслонивший солнце дым поднимался от горящих домов, деревьев, посевов, скота, даже людей. Всё, что делало Вантир Вантиром, сгорело. Немногим из обитателей страны удалось спастись. Кохат намеренно и целенаправленно уничтожал собственное королевство.
Но Тиурен выжил. Он не переставал думать – возможно, его друг, погребённый где-то в недрах создания, что раньше было Кохатом, позволил ему сбежать. Возможно, он был обязан жизнью этому воскресшему чудовищу. Может быть, глубоко внутри его друг был всё ещё жив. Но если мёртвый король мог своими же руками разрушить землю, которую когда-то любил, значит, человек, которого когда-то знал бард, настолько безнадёжно затерялся в бездонной яме своей души, что больше не имел шансов на спасение. Он думал – может быть, растворённый в этой тьме, отчаянно страдает Кохат – настоящий Кохат.
Но новый Кохат был другим. Те немногие смертные, сбежавшие из его королевства, рассказывали о творимых им злодеяниях.
А далеко в сердце тёмных владений смерти, волшебство мёртвого короля и его мертвецы-рабы возводили новую крепость на месте старого дворца. Эта громада была сложена из костей и плоти погибших горожан Вантира. Укрывшись в своём подземелье-замке, бывший король начал называть себя Кохат Вечный.
Тиурен не знал, если ли причины считать этот титул пустым бахвальством. И выяснять не собирался. Никогда больше он не произнесёт имя Кохата или название Вантира.
Фаэрун – большой мир; определённо, есть и другие королевства, в которых можно спокойно провести остаток жизни. Не тратя лишних взглядов, бард отвернулся прочь от прежнего дома, бывшего друга и короля… и прошлой жизни.
ШЕПЧУЩАЯ КОРОНА
Эд Гринвуд
Молодая Леди Дасклейка в одиночестве стояла в зале для празднеств, в последних золотистых отблесках заходящего солнца, и ждала смерти.
Дасклейк и Великий Тентор находились в состоянии войны всего лишь день – но битва между Аэриндель и Раммастом, Лордом Великого Тентора, началась, когда они оба ещё были детьми. Он хотел её себе – в качестве рабыни и игрушки – уже больше двенадцати лет, а Раммаст был не из тех мужчин, что привыкли ждать долго.
Он придёт за ней, и скоро. Аэриндель задумалась, хватит ли ей сил удержаться за те три столпа, что она ценила превыше всего: свою свободу, свою землю… и свою жизнь.
Зная, что грядёт, она отослала слуг – но при этом понимала, что за ней из-за приоткрытых занавесок и не до конца запертых дверей с беспокойством наблюдают глаза. Глаза тех, кто боялся, что она решит забрать собственную жизнь.
Новость о смерти её брата тяжёлым покровом опустилась на дворец – но большая часть веса легла на Леди Аэриндель. Она до сих пор не могла поверить, что больше никогда не услышит, как эхо его звонкого смеха отражается от высоких стен этого зала, и никогда не ощутит, как его сильные руки хватают её за тонкую талию и крутят затем над головой.
Но новости были прямыми и ясными. Дабрас погиб от драконьего огня, сказали мрачные ветераны, протянув полурасплавленную рукоять меча и показывая собственные ожоги в подтверждение. Так она стала правительницей Дасклейка.
Хотя и небольшой по размерам, Дасклейк когда-то был широко известен – и внушал страх – благодаря человеку, стоявшему во главе, магу Табрасу Грозовому Посоху. И этот человек со слабой улыбкой и печальным взглядом был отцом Аэриндель. Он был самым сильным из всей длинной родословной знаменитых правителей дома Саммертин, начиная с Орбрара Старого, деда Аэриндель, которого та ни разу не видела, и заканчивая Аскласом, Орнторном и другими личностями из давно минувших дней, известными лишь по легендам. Маленькое, но гордое княжество, старейшее во всём Эсмельтаране, Дасклейк расположился на поросших лесами холмах между озером Эсмель и Облачными Вершинами. Теперь оно принадлежало ей.