– Вообще, конечно, нет, – лукаво прищурившись, так, что у Ксандера аж сердце защемило, сказал брат. – Но ты ж не думаешь, что я тут просто так тебя ждал?

У Ксандера перехватило горло от внезапной безумной надежды – он даже закашлялся снова, горло всё-таки ещё саднило, а Мориц уже улыбался своей доброй залихватской улыбкой.

– Ты же понимаешь, тут место особое. Они на свою беду тебя взяли – может, хотели посмеяться, а может, ещё что. Они думают, что победили раз и навсегда. Но победим – мы, – рука брата снова обхватила его за плечи, стиснула. – Ты. Ты ведь наш последний шанс.

Ксандер кивнул. Это он уже слышал.

Так говорила мать каждый раз, стоило ему вернуться домой. Вот и сейчас, словно не Мориц, а она стояла перед ним – гордая, волевая – и проникновенно и пронизывающе смотрела ему в глаза, будто желая вложить в него ту часть этой гордости и воли, которой, по её мнению, ему недоставало.

– Mijn bemind zoon, ты должен понять…

Он понимал как никто. Она, конечно, была права. Она родилась в другой стране, которая четыре столетия назад завоевала свободу и единая носила имя Нидерланды, и дочь этой страны не хотела мириться с тем, что народу её мужа и детей выпала иная судьба. И оказываясь рядом с ней, что ему едва позволялось на месяц раз в году милостью иберийских хозяев, он тоже не хотел мириться.

Вот и сейчас…

– Всё можно изменить, Ксандер, – убежденно говорила она. – Ты наследник трона, истинный и законный король. Люди тебя любят, они пойдут за тобой. Тебе дана великая сила, и ты должен использовать её на благо своей страны.

Он не смотрел никуда, кроме её лица, но чувствовал, что они не одни, что домочадцы и слуги вокруг, и многие из них сейчас слушают, затаив дыхание и отчаянно молясь, чтобы она его уговорила, чтобы он ответил «да».

Можно подумать, он был против!

– Мне нужно вернуться, – сказал он, но голос его звучал не мягко, а скорее вяло.

Руки матери сжали его плечи, будто глину, как если бы она старалась вылепить из него некое подобие самой себя.

– Я должен…

– Ты ничего не должен этим spaanse moordenaars! – серые глаза матери горели яростным огнём. – Ты должен нам, ты принадлежишь нам, а не им!

Почему-то её слова его неприятно поразили, но он знал, она может и неудачно выразиться, главное – смысл…

– Мы ведь можем как сделать, – вкрадчиво, как всегда, когда предлагал очередную невероятную и такую замечательную проделку, говорил Мориц, и Ксандер даже тряхнул головой – заснул он, что ли? – Я могу тебя отсюда вывести. Приказ… – Брат щелкнул пальцами. – Вот тебе на твой Приказ! Ну, что скажешь?

Так же привычно, как было ему слышать сумасшедшие замыслы брата, Ксандер задумался и почувствовал, что ненатурально живая тьма замерла, словно выжидая.

– Погоди, – начал он, стараясь, как всегда, распутать нагроможденную на него информацию аккуратно, рассудительно. – Тут всё не так просто. Ты прав – это не просто место. Если я пройду, я учиться смогу…

Брат присвистнул.

– К чему это? Ты и так умный. И сила у тебя есть. Помнишь русалок?

– То-то и оно, – согласился Ксандер. – Я ж ничего с этим не умею делать. Толку с неё, с той силы…

Рука брата упала с его плеч, и даже не глядя на лицо Морица, Ксандер мог легко себе представить, как тот хмурился.

– Толк в том, что ты будешь на свободе! Королем!

– Король должен много уметь и знать, – возразил Ксандер. – Иначе это… Бессмысленно это. Это ж не деревенских мальчишек строить, Мориц! Чтобы победить, нужно знать не меньше, чем они. И я хочу нормально учиться, а не слушать того и этого, и выискивать нужное в тех немногих книжках, которые удалось сохранить!

Серые глаза снова сузились, на этот раз недобро.

– И поэтому, – холодно сказал брат, – ты сделаешь так, как хотят они. Наши враги. А не так, как хочет мама, как хочет отец, как хочет вся твоя страна, наконец!

– Я сделаю так, как хочу я!

Воцарилась тишина. Звенящая, как после лопнувшей струны. Ксандер вдруг понял, что он вскочил, и понял, что последние слова он прокричал прямо в рассерженное, а теперь застывшее лицо брата.

– Уверен? – уронил Мориц.

Браслет на руке вдруг стал очень холодным – будто ледяные пальцы охватили правое запястье, и вот уже мороз идёт по коже, вливается в вены, пробираясь до самых костей, пронизывая всё от кончиков пальцев до плеча. Холод стал подбираться и дальше, стремясь к отчаянно колотившемуся сердцу, и Ксандеру неодолимо захотелось сорвать проклятую штуку и отбросить от себя подальше, будто ядовитую змею. Повинуясь слепому инстинкту, он немеющей от адского холода левой рукой рванул браслет с яростно пылавшим камнем, и металл неожиданно легко поддался. Оставалось последнее – просто разжать пальцы…

Мориц радостно улыбнулся.

Ксандер даже закрыл глаза на мгновение, чтобы не видеть эту улыбку. Зажмурившись, он сжал браслет в кулаке и держал, пока ему не стало казаться, что вот-вот и рука разлетится ледяной крошкой, от просто бившей всё тело безудержной дрожи.

Отпусти… – прошептал ему внутренний голос, который так долго был голосом брата. – Отпусти и уйди к своим. Там твой путь. Там те, кто тебя ждут. Там твой долг.

– Я сам решу, где мой путь и мой долг, – сказал он вслух.

Пальцы свело от холода, но даже если бы он мог их разжать, сейчас отпустить его он не смог бы за все блага мира. Решив так, он втиснул в него руку – и открыл глаза.

– Прости, Мориц.

Брата перед ним не было.

Перед ним вообще ничего не было, даже тех камней, на которых они только что сидели. Только тьма. Выжидающая.

Он глубоко вздохнул, выдохнул, закашлялся, ещё раз вздохнул. И побежал в эту тьму – как можно быстрее, как позволяла тянущая боль в ноге. Всё-таки он, похоже, не просто так споткнулся, спеша к Морицу, да и горло ещё саднило.

Он должен быть успеть.

…От усердия он не успел затормозить перед неожиданно возникшим перед ним порогом, споткнулся ещё раз той же больной ногой, и едва не влетел лбом в дверь – удержался в последний момент, уперевшись в косяк. И очень это было удачно, потому что иначе – как понял он, толкнув послушно распахнувшуюся дверь – он влетел бы головой вперед прямо в узорчатую колонну скрывавшейся за дверью комнаты. Точнее нет, не комнаты – небольшой круглой залы. Кольцо из колонн окружало небольшое пространство в центре, где на ещё одной колонне пониже взвилась на дыбы искусно изваянная из темного полупрозрачного камня мантикора. Должно быть, из какого-то отверстия в потолке (Ксандеру из-под сени галереи не было видно) на мантикору струился свет, но приглушенный, видимо, отверстие было небольшим. А под опиравшимися с одной стороны на стену, а с другой на колонны сводами, в полумраке, он увидел стрельчатые ниши.

В нишах мягко светились камни. Не во всех – некоторые уже были пусты, но десятка полтора ещё оставалось. И на мгновение Ксандер аж ослабел от облегчения – успел! Дверь за ним плавно захлопнулась, и, оглянувшись, он увидел только гладкую стену. Другого выхода видно не было.

В нем шевельнулось беспокойство, но как-то вяло – после всего, что с ним случилось, новая проблема показалась не очень-то угрожающей. Пожав плечами, он двинулся вдоль стены, разглядывая камни. Они были небольшими – с четверть ладони, неровными, будто только что высеченными из породы, и какими-то… одинаковыми. Если он как-то должен был почувствовать в одном из них свой, на первом обходе залы ему это не удалось.

Ректор, кажется, сказал просто – «взять»…

Он протянул руку наугад к первому попавшемуся – и еле успел её отдернуть, когда камень вдруг затопило ревущее пламя. Хотя нет, вот это было не так. Не просто успел – его спиной впечатало в колонну, так он отшатнулся, и понадобилась ещё минута, прежде чем он смог успокоиться.

Пламя. Проклятое пламя!

Так, может быть, это был знак, что камень выбран неверный. Как выбирать, он по-прежнему не понимал, поэтому рассудил, что самым разумным будет попробовать с ними по очереди. Рано или поздно…