— Прочитай… А потом вот эту, — Алеша протянул Доржи засаленную тетрадь. — Мне дал один дядя. Ему в русской деревне какой-то старик рассказал, а он записал.
Доржи по складам прочитал первую страничку тетради: «Сказка о том, как батрак Балда перехитрил попа».
— Ну и книжечка, — разочарованно произнес Доржи. — Тощая, даже буквы не печатные и без картинок.
Алексей улыбается.
— Ты сначала прочитай.
Доржи недоверчиво посмотрел на товарища.
Когда мальчики поднялись на крыльцо школы, Доржи спросил:
— Старик, который выдает книги, учитель?
— Нет, не учитель, библиотекарь уездного училища Матвей Семенович Соколов.
— Алексей, а что такое «сказка»?
— По-бурятски — улигер, онтхон…
СМЕЛАЯ СКАЗКА
Как быстро бежит время! Минул месяц с того дня, как Доржи пришел в школу. Теперь он знает всех одноклассников, запомнил имена учителей, привык к школьным порядкам. А сколько новых русских слов усвоил на уроках, в разговорах с учениками, во время игр!
По вечерам ученики рассаживаются вокруг стола, делают уроки, читают. В самодельном подсвечнике горит толстая свеча. Она, кажется, счастлива, что ребята сидят над книгами, и льет светлые слезы радости: восковые капли падают на стол. Доржи читает сказку, которую ему дал Алеша, он все не может ее осилить. А в тетради всего несколько страниц. Но что же делать, если рядом со знакомым словом встречаются три неизвестных? И вот Доржи по совету Алеши завел словарик. За короткое время в словарике появилось более трехсот слов. Сколько же накопится до весны? Но их не только на бумаге, в голове хранить надо.
Доржи нравится умный и находчивый Балда. Он радуется, когда Балде удается перехитрить попа и бесенка. Доржи вспомнились рассказы про хитрого бурятского мальчика Будамшу. Сколько их знает дядя Еши! Будамшу всегда в дураках оставляет нойонов и лам. Как похожи русский Балда и бурятский мальчик Будамшу! Может быть, они знали друг друга; может быть, даже дружили… «Интересно, — думает Доржи, — жив ли сейчас поп, о котором говорится в сказке?» Да он где-то уже встречал этого попа. Доржи напрягает память… и перед ним как живой встает лама Попхой. «Этот русский улигершин хотел рассказать о Попхое, — думает Доржи, — но Попхоя никто, кроме селенгинских бурят, не знает, а попов знают все в России. Вот он и заменил… Кто же тогда Балда? Да это же Балдан!» Воображение Доржи рисует новую сказку. Лама Попхой идет искать послушника и встречается с Балданом. Доржи так ясно представил щуплого Попхоя и рядом с ним большерукого, высокого Балдана, что рассмеялся. Попхой совсем вытеснил из сказки жадного попа, а Балдан заменил Балду. Он, так же как Балда, работает за семерых, а постель его не лучше соломы, на которой спит Балда. Попхой видит, как силен Балдан. Чем ближе день расплаты, тем печальнее становится лама…
Ребята уснули, а Доржи спать не хочется. Он думает о том, что хорошо было бы прочитать книжку про Будамшу. Почему нет такой книги? Во всех монгольских книгах, которые прочитал Доржи, пишут только о ханах и баторах. А Будамшу — простой мальчик, сирота… Найдется ли человек, который напишет книгу о нем?
Утром Доржи отдал Алеше сказку, Мальчику стало грустно, словно он расстался с близким товарищем. Она, наверно, теперь затеряется среди многих книг, самая дорогая, первая русская сказка, которую он сам прочитал.
На перемене Доржи прибежал в библиотеку, протянул Матвею Семеновичу книжку про красную шапочку.
— Не хочу про девчонок читать. Неинтересно.
— А про что же тебе интересно?
Доржи рассказал ему про тетрадь со сказкой.
— Значит, понравилась?
— Очень! А почему она написана чернилами? Почему из нее не сделали настоящую книжку?
Матвей Семенович улыбнулся.
— Мало ли хороших книг не напечатано.
Библиотекарь показал Доржи на полку, где стояли нарядные книги:
— Вот эти книги напечатаны тысячами, а путь у них короткий — на библиотечную полку.
Доржи торопится в класс, несет под мышкой новую книгу. О чем она расскажет ему?
Много звезд мерцает на небе. А сколько во всех книгах слов!.. Запомнит ли их когда-нибудь Доржи?
Раздался звонок. Пора в класс.
МУШТРА
До недавних пор ребята любили уроки военной экзерциции. С Микушкиным было весело, он простой, не кричал на ребят, не наказывал. Ребята жалели, что в неделю бывает только четыре его урока.
Так было до недавних пор. Теперь же все стало по-другому. Микушкин выстроил учеников посреди школьного двора и кричит:
— Ноги выше! Шаг тверже! Чтоб земля гудела! Да быстрее!
Ребята бегут мимо него — усталые, измученные. Многие уже едва волочат ноги по пыльному двору, а Микушкин кричит:
— Грудь вперед! Шире плечи! Как ружье держите? Вы что: казаки с ружьями или бабы с метлами?
Ребята совсем обессилели, а Микушкину все кажется мало.
— Головы выше! Еще выше!
Куда же выше! Некогда нос вытереть, фуражку поправить… А у некоторых фуражки съехали на глаза, и они идут как слепые… У других ремни ослабли. Все тяжело дышат.
— Грудь вперед! Тверже шаг! Чего раскисли? Шираб, ты что плетешься, как пленный француз? А ну, марш вперед! Остальные — кру-гом!
Микушкин начал гонять учеников по одному, по двое. Чимитова гонял, гонял, тот споткнулся и упал. Встать не может.
Мальчики так устали, что ни рукой, ни ногой пошевелить не в состоянии. Пить хочется — каждый выпил бы всю Грязнуху. Спины у всех мокрые. «Неужели каждый раз будет такая мука? Неужели Микушкину приятно, что ребята задыхаются, что у них немеют ноги, трясутся руки?»
Микушкин построил учеников полукругом, сам стал посредине. Доржи всматривается в его лицо — хмурое, злое. Он, кажется, никогда и не улыбался…
Мальчики в новых темно-синих мундирах с блестящими пуговицами тяжело поднимаются в гору. За плечами у них торчат деревянные некрашеные ружья…
В сторонке шагает высокий и нескладный Микушкин. У него широкое носатое лицо, длинные усы, из-под фуражки выбились седые волосы. Он в потрепанном военном мундире.
— Ать-два, ать-два! — зычно командует Микушкин. — Кто там семенит, как козел? К смотрителю отправлю! Ать-два, ать-два!..
«Неужели и в лесу будет мучить?»
Вот и первые сосны — лапастые, с шершавыми стволами. Недалеко смолокурня, от дыма ветви у сосен стали темные.
Следом за Доржи шагает Цыдып, то и дело наступает на пятки. Доржи сбивается с ноги, чуть не падает.
В лесу прохладно. Пахнет прелой травой, хвоей, гарью. Лес редкий, нет ни сухих деревьев, ни пней, ни валежника. Все, что можно, горожане подобрали на топливо.
«Скорее бы кончились занятия…»
На сосне сидит красноголовый дятел, постукивает клювом в толстую кору, достает жуков, червяков… Заслышал шаги ребят и полетел — то поднимается, то опускается чуть не до земли, будто качается на высоких волнах. Вверху замерли тяжелые ветви, четким узором печатаются на голубом шелке неба.
Чем глубже в лес. тем красивее вокруг. Неподалеку шумит река. У осин, у диких яблонь желтые и ярко-красные листья. И в Ичетуе, наверно, так же пожелтели листья. На низкорослых кустах шиповника ягоды как коралловые бусинки. Доржи любил их собирать. Полную шапку приносили они с Сашей домой. А вот на соседних высоких кустах сочные, зеленые листья, они будут такими до поздней осени, как зеленые костры в опустевшем лесу.
Под каждой березой и осиной — ковер из листьев. Дальше сплошные заросли брусники — под темно-зелеными листьями прячутся тугие коричневатые ягоды. Доржи думает: «Когда нельзя нагнуться — ягоды всюду. А придешь с туеском — и не найдешь».
Хочется лечь, набрать полные пригоршни кислых ягод… Хочется поваляться, покидаться сухими шишками, посвистеть по-птичьи, с переливами. Но нельзя — рядом шагает насупившийся Микушкин.
— Посмотри-ка, сколько ягод, Цыдып! — не оборачиваясь, тихо говорит Доржи.
— Что толку! — с досадой отвечает Цыдып.
