А если закрыть глаза, в ушах начинает звучать песня. Доржи ее никогда раньше не слыхал, она родилась сейчас, в его сердце. Вот затянул Балдан, песню подхватили Ухинхэн, Эрдэмтэ, Холхой. Теперь все восемнадцать человек Поют:

Приятно косить траву

Острой быстрой косой.

И сразу же раздается дружный припев:

Приятно, приятно, приятно.

Но ведь на самом деле никто не поет. Почему? «Может быть, мужчинам не подобает петь? — думает Доржи. — Может, они песен не знают? Нет, дядя Хэшэгтэ говорил, что каждый человек знает хорошую песню. Но одному негде петь, другому некогда, а третьему — некому».

Косари идут дружно, как дети одной матери. Доржи кажется, что когда они закончат работу, мать нальет всем своим восемнадцати сыновьям по чашке молока, угостит саламатом. Седой отец, мудрый, как Борхонок, погладит их вспотевшие головы и скажет: «Молодцы, дети, мои!..» А потом будет большой праздник.

На краю покоса дымит костер. Затагархан и Тобшой пекут в золе лепешки, кипятят полный чугун чая… Костер остался позади косарей. Не сговариваясь, они выкосили участок Сундая, перешли межу зимника Дагдая. Косы притупились, косарей томит жажда, ноют руки, но никто не бросает работу.

Мархансай без шапки, без пояса еще издали кричит:

— Эй, дуры! Что вы здесь делаете? Что, вам работать негде?

Дулсан и Жалма молча посмотрели друг на друга и зашагали прочь.

— И ты, Балдан, отправляйся на мой зимник. Слышишь, что говорю? — орет Мархансай и топчет конем свежее сено. — Оглох, что ли, Балдан? — еще громче кричит Мархансай. — Сейчас же уходи отсюда…

— Пока не кончим косить, не уйду, — спокойно отвечает Балдан.

Мархансай трясет бичом, брызжет слюной:

— Все мне должны, всех в кулаке держу! Я вам припомню, что для меня клочка травы еще не срезали, а здесь косить время нашли!

Мархансаю не отвечают. Косы свистят еще дружнее. Он ищет, на ком бы сорвать зло. Доржи слышит, как, поравнявшись с Еши, Мархансай говорит:

— Где не нужно, и ты, оказывается, мастер косить. А я думал, только на хуре скрипеть умеешь…

Но вот работа закончена. Все подошли к костру, достали свою еду. Тобшой поделила две толстые горячие лепешки, угостила чаем.

— Большое спасибо вам, дорогие соседи, — повторяла она.

Доржи возвращался домой поздно, усталый, нагруженный пустыми туесками, мешочками косарей-соседей.

Он шел и думал о сегодняшнем покосе. Балдан лучше всех косит, а у самого не то что коровы — теленка нету. Дяде Еши в косьбе не угнаться за Балданом. Но зато какие он знает забавные истории! Пока чай пили, ели лепешки бабушки Тобшой, он только одну сказку про Будамшу рассказал. И то сколько все смеялись! Он обо всем на свете может смешно рассказать. Будамшу — бедный мальчик, а всех богачей и лам в дураках оставляет, с любым об заклад бьется и выигрывает. А все, что выигрывает, бедным людям раздает. У самого же ничего нет — ни юрты, ни барана. У дяди Еши столько рассказов про Будамшу, сколько зерен в полном мешке. Возьмешь одно-два зерна, а в мешке и не убавилось. Может, дядя Еши сам эти сказки выдумывает?

Доржи запомнил сказку, которую услышал сегодня. И сам теперь может рассказать, кому захочет. Слово в слово.

Шел, шел Будамшу, проголодался, в животе у него забурчало. Повстречался с одним ламой. Тот слышал, что Будамшу у всех заклады в спорах выигрывает, но не верил, хотел своими глазами увидеть. Лама сказал:

— Вон в той юрте живет скупой богач. Побьемся об заклад, что он тебя не накормит!

А Будамшу:

— Накормит! Давайте спорить.

— На что же мы будем спорить, ведь денег-то у тебя нет? — спросил лама.

— Зачем деньги? — ответил Будамшу. — Мы так будем: если он меня досыта накормит — вы мне всю свою одежду отдадите, а не накормит — я на вас целый год даром работать буду.

Лама и согласился, захотелось ему задаром работника получить.

Тогда Будамшу взял березовую палку, воткнул ее в сусликовую нору возле юрты скупого богача и сел рядом. Неподалеку спрятались лама и свидетели этого спора. Скоро из юрты вышел скупой богач, подошел к мальчику, спросил:

— Ты кто такой? Что здесь делаешь?

Будамшу ответил:

— Меня зовут Сатар Хооллуул^[42]. Я золотистую лисицу стерегу.

«Странное имя», — подумал скупой богач и спросил:

— Что за лисица? Где она?

— Да в эту нору спряталась. Не шумите, а го спугнете.

Богач решил отобрать у мальчика лисицу.

— Давай, — говорит, — ловить вместе.

— Давайте, — ответил Будамшу. — Я схожу к вам в юрту воды попить, а вы садитесь, держите палку. Только не отходите, а то лиса убежит!

Богач пообещался не отходить. Вот он ждет, ждет, а мальчика все нет. Ему надоело сидеть, а уйти боится: Золотистая Лиса может убежать. Богач повернулся к своей юрте и крикнул:

— Сатар Хооллуул!

Жена богача услышала и удивилась: что с ним — для родных каждую крошку жалеет, а этого оборванца велит досыта накормить… А тот снова кричит:

— Сатар Хооллуул!

Ну, она и накормила Будамшу. Так Будамшу выиграл заклад. Лама отдал ему свою одежду и голым пошел в дацан. А Будамшу пошел своей дорогой — ему что: наелся у самого скупого, в ламскую одежду нарядился… теперь других лам и богачей будет обманывать.

«Занятная сказка, — Доржи засмеялся. — Вот встретиться бы Будамшу с Попхоем. Он наверняка выиграл бы у Попхоя нож Затагархана». А хорошо, что получилось так, как говорил дядя Ухинхэн, на зимнике, когда Цоктоев не дал побивать покосы. «Пусть Мархансай подождет, лучше Аюухан поможем». Если бы он не придумал тогда, трава бабушки Тобшой до осени не была бы скошена.

Когда Доржи пришел домой, отец уже спал. Он, оказывается, приехал еще днем. На следующее утро все поднялись, едва занялась заря. Торопливо попили чаю и стали собираться на сенокос. В двуколку запрягли каурого. На телегу поставили кадушку арсы, положили косы, завернутые в кошму, вилы, грабли, постлали доху, пристроили большой чугун для варки мяса. Сзади привязали медный котелок. Поверх скарба отец положил живого барана и мешок с мукой, сшитый из цельной шкуры теленка. Там, где у теленка были глаза и уши, на мешке поставлены круглые заплатки. Когда Доржи был поменьше, он боялся этих глазастых мешков.

Доржи с трудом забрался на телегу. Здесь так тесно, что рукавицу негде положить. Бадма уселся верхом на коня, Харагшан пошел с отцом пешком, чтобы погонять корову и теленка.

Дорога плохая — ямы, тарбаганьи норы, камни да бугры. Телегу трясет. Все, что лежит на возу, норовит расползтись во все стороны и упасть. Доржи держит вещи руками, прижимает коленками… А поклажа будто решила измучить его. Чугун и горшок сползают к краю телеги, чтобы упасть и разбиться. Баран пытается высвободиться от пут. Арса выплескивается из кадушки, чтобы запачкать штаны и чистые ноги Доржи. Доржи прислоняется к чугуну, черному от сажи… Мальчика кусают комары, но их некогда отгонять. «Как бы не потерять книгу», — думает он. В ногах лежат косы. Кошма размоталась, и острые лезвия синеют, как жала ядовитых змей.

Впереди бежит Хоройшо. Собака чувствует себя участницей важного события и оглядывается на повозку: как, мол, там, все ли в порядке?.. Жары еще нет, а Хоройшо уже высунула язык.

Доржи с завистью посматривает на Бадму. Хорошо ему верхом. А Доржи от комаров даже отмахнуться не может. Мошкара лезет, кажется, под кожу. Чем выше солнце, тем беспощаднее становятся слепни. Конь трясет головой, машет хвостом, бьет ногами.

Как нарочно, на дороге попалась ямка. Телега едва не опрокинулась. Кадушка покатилась с воза по дороге, оставляя за собой белую ленту арсы. Остановились. Банзар бросил на телегу пустую кадушку, выругал Доржи и сдернул его с воза. Доржи не успел даже заплакать.

Теперь Бадма восседает на телеге. Доржи забрался на коня. На коне, конечно, спокойнее. Только сидеть больно — не зажили ссадины после скачек.