Он разрезал веревки, стянул с себя одежду, оставив только нижнее белье, нож и тарр, достаточно легкий и острый, чтобы им можно было при необходимости отбиваться от каких-нибудь тварей... если от этих тварей вообще возможно будет отбиться.

Эльтдон уже успел отплыть довольно далеко, когда стрекоза сзади заплескалась особенно сильно - астролог обернулся. Рассекая волны спинным плавником, к насекомому приближалась громадная акула. Если бы она раскрыла пасть, то самый высокий эльф смог бы встать там в полный рост и острые зубы рыбины даже не задели бы его волос. Тварь влажно поблескивала темной, как грозовое небо, шкурой и неспешно подбиралась к жертве. Потом вдруг акула рванула вперед, буквально пролетев оставшееся до стрекозы расстояние, и, перевернувшись на спину, просто проглотила меганевру. И - нырнула, взметнув к небесам остроконечный серп хвостового плавника.

Волна, пущенная рыбиной, медленно вздыбилась и ринулась к Эльтдону. Его накрыло полупрозрачной зеленоватой крышкой морского сундука и рвануло куда-то вниз, потом вверх, потом - снова вниз и так швыряло, пока он не потерял сознание.

В голове зажглись и погасли звезды.

5

"Вот так вот, - с горечью подумал Одмассэн. - И верь после этого мудрецам, пусть даже и всезнающим. Как же, "двадцать лет"! Держи карман шире! Слава Создателю, хоть один ткарн таки не появлялись. Эх, да лучше б им и вовсе не пропадать, тварям поганым, чем пропасть и возникнуть сейчас такими".

Вот уже ткарн, как льдистые змеи снова, вопреки обещаниям усопшего Ворнхольда, появились у селения. Но теперь они стали вдвое свирепей, чем раньше.

А недавно выяснилось, что это не единственное их отличие от прежних тварей.

Горяне всегда ждали Теплыня как избавления, как отдушины. Ждали они его и в этот ткарн. Дождались.

Змеи и не думали отправляться наверх и залегать в спячку. Их не пугала жара, пресмыкающиеся просто перелиняли и продолжали преспокойно охотиться на альвов. Вот так-то! Вот и верь после этого мудрецам...

Уже смеркалось, и Одинокий, как обычно, обходил входы, проверяя, все ли в порядке у стражников. Около одной из дверей Одмассэн повстречал девушку ткарнов двадцати, которая оживленно переговаривалась с пожилой седой женщиной, судя по всему - ее матерью: тот же курносый нос, большие темные глаза, тонкогубый рот и ямочки на щеках.

- Что стряслось? - спросил вэйлорн, подозвав к себе стражника.

- Беда, - ответил тот. - Сын этой женщины, брат девушки ушел днем из селения. И до сих пор не вернулся.

Женщина, видимо, была в чем-то не согласна с дочерью. Оттолкнув ее, она направилась к дверце выхода, уже запертой воинами на два мощных засова.

- Стой! - окликнул Одмассэн. - Как тебя зовут?

- Кирра. Кирра меня зовут. А с тех пор, как два ткарна назад ты увел моего мужа бороться со змеями, посуливши вечное от них избавление, - она окинула вэйлорна взглядом, полным злости и отчаяния, - с тех пор к моему имени прибавилось еще одно. Теперь я Кирра Вдовая.

- Как зовут мальчика? - Одмассэн знал, что в его голосе она не услышит ничего из накопившегося в душе вэйлорна. Просто потому что, как казалось Одинокому, там уже давно пусто.

- Хилгод, - с вызовом ответила женщина. - Как отца.

- Хорошее имя, - кивнул вэйлорн. - Иди спать и уведи с собой дочь. Завтра я отправлюсь на поиски - мальчик, вероятно, заблудился.

- Завтра? - прошипела она. - А ты не боишься, что завтра может оказаться слишком поздно?

- Боюсь, - признался Одмассэн. - Но сейчас его все равно не сыскать. Иди домой и успокой дочь. Она-то у тебя здесь, и ты нужна ей.

- Надолго ли? - с горечью спросила Вдовая, обнимая девушку. Когда-нибудь ты захочешь и ее отобрать у меня, не так ли, вэйлорн? Молчишь? Молчи. И знай - ее я тебе никогда не отдам. Слышишь?! Никогда!

Девушка обняла мать за плечи и увела ее, водночасье присмиревшую и постаревшую.

Одинокий подошел к решетке, закрывавшей вход, и прислонился лбом к холодному металлу. Снаружи метался ветер, в своем величественном безумии хаотично швыряя и кружа снежную пыль. Где-то там был неизвестный Хилгод, где-то там, среди темных сугробов и острых камней, где-то...

Вдруг вдали вспыхнул и замигал кроваво-красный огонек, как будто там билось чье-то сердце и он вспыхивал в такт биению.

Одмассэн молча стал снимать засовы с ворот.

6

Он был.

Осознание этого пришло к нему неожиданно. Как... удар беспощадной секиры, отсекшей его от самого себя, а потом убившей его большую часть.

Но теперь он был не просто он. Теперь в нем находился кто-то еще (или он находился в ком-то еще - все зависело от того, кем именно он был).

Со всех сторон давил холод, но в нем пульсировало тепло. Его тепло, только недавно обретенное вместе со второй сущностью, вошедшей в него. Странная сущность. Она хотела вернуться в тот дикий холод снаружи и не лежать, уютно устроившись в удобном углублении, а ползти куда-то. Глупо.

Но сущность была настойчива. Это надоело ему, и он стал бороться, пытаясь подчинить ее своей воле и растрачивая столько драгоценного тепла и света.

И хотя сущность была сильна в своих стремлениях, он-то оставался здесь хозяином.

И он побеждал.

7

Ранним утром Одмассэн спешил по коридорам селения к пещере Кирры Вдовой. И все пытался припомнить, кого же напоминает ему лицо полуобмерзшего альва, найденного ими вчера вечером. Вернее, нашел-то незнакомца как раз Хилгод - двенадцатиткарный паренек с черными курчавыми волосами и огромными глазами, явно доставшимися ему от матери. Вообще было неясно, как мальцу удалось одному выбраться из селения, и Одинокий пообещал себе самым серьезным образом с этим разобраться и строго наказать виновных. Но, как бы то ни было, Хилгод оказался снаружи и случайно наткнулся на тело молодого парня, уже почти присыпанное снегом. Возвращаться в селение за помощью мальчик не решился, так как боялся из-за пороши не найти потом дороги к пострадавшему. А тащить парня на себе Хилгод не смог бы. И он не придумал ничего лучшего, как лечь сверху на окоченевшего и не подававшего признаков жизни незнакомца и попытаться его согреть, надеясь, что их найдут.

Наступила ночь, а помощь все не приходила. Мальчик уже совсем отчаялся, когда вдруг заметил, как из-под лежащего лицом вниз незнакомца пробивается мерное алое сияние, пульсирующее в такт биению Хилгодова сердца. Он ужасно перепугался, но потом успокоился.