- Верно, учитель. Я, признаться, плохо помню, что происходило семьсот шестьдесят лет тому назад, но лицо Создателя до сих пор иногда снится мне. Я был тогда сопливым мальчишкой, но, наверное, это самое удивительное из всего, что мне довелось пережить с тех пор. И все-таки мне кажется, ты хотел поговорить о другом.
- О другом... - прошептал я и невольно покосился на карту звездного неба, которая висела слева от нас, меж двумя южными окнами кабинета. - А помнишь ли ты, Элаторх, о том, что случилось примерно четыреста лет тому назад?
Он проследил за моим взглядом и кивнул:
- Ты имеешь в виду те годы, когда начал изменяться узор созвездий? Да, я помню. До сих пор никто не в состоянии внятно объяснить, что же, собственно, произошло. Интересно, кто первым выдумал тогда байку о Темном боге, якобы вознамерившемся захватить власть над Нисом?
- "Узор созвездий", - повторил я. - Тебе ведь известно, что расположение звезд - нечто большее, нежели просто красивый рисунок?
- Разумеется, известно, учитель. И в те дни по этому поводу много было всяческих диспутов. Но суть-то одна: да, узоры изменились и, значит, изменились предназначения. Только и всего! И вот мы живем уже четыреста лет - и разве плохо живем?
Я мог бы рассказать о сообщениях из Валлего, Паррэка и тысячи других городов, мог бы рассказать о странных существах, все чаще встречающихся по всему миру; мог бы поведать о нашей приватной беседе с Дирл-Олл-Арком или, в конце концов, напомнить о Топи. Но не стал этого делать.
- Скажи, Элаторх, ты уже раз десять, пока мы разговариваем, смотрел на мои солнечные часы. Неужели так торопишься?..
Он судорожно отхлебнул цах, поднялся и начал мерять комнату шагами. Позвякивала, насмехаясь над смятением наследного принца, пара пробирок, которые я забыл унести в лабораторию.
- Знаешь, учитель, сегодня необычный день! - признался он наконец, замерев у западного окна. - Кажется, Селиель... кажется, у нас будет ребенок! - Элаторх нервно потер запястье и снова зашагал.- Точно еще ничего не известно, сегодня мы должны ехать к врачу во Фресс, к Рукгелю - ты с ним, кажется, знаком. Это неофициально, ничего точно еще не известно, но... Понимаешь?!
Я понимал. У эльфов, как и у прочих долгоживущих, дети рождаются крайне редко. Что и говорить... славно, славно!
- Молодец! - Я прихлопнул ладонью по столу и поднялся. - Ну что ж, езжай, езжай и передавай мой привет Рукгелю. И - мои наилучшие пожелания и тебе и Селиели.
Он рванулся к двери уже на пороге замер:
- Учитель... а зачем ты меня вызывал?
- Потом, Элаторх, потом. Это... потерпит.
Он вдруг шагнул ко мне, порывисто обнял - и застучал каблуками по лестнице. А я позвонил в колокольчик и велел Авилну убрать со стола недопитый цах; незаконченный же разговор унес с собой, чтобы снова и снова все обдумать - в который уже раз...
Пускай теперь остался ты один,
и пусть твой враг кричит сейчас: "Победа!"
ты все идешь по выстывшему следу
и все стремишься будущность спасти.
Что суд толпы для тех, что ищет правду?
Что расстояние для тех, кто сердцем чист?
И вот тобой еще один написан лист.
А все ль в нем верно? Кляксы не исправить.
И ты готов на жертвы и потери,
и груз страданий ляжет на плечо...
Но темной ночью думаешь - о чем?
О том ли, что для всех давным-давно потерян?
О том ли, что любимые уста
сейчас целуют где-нибудь другого?
И в этот миг поймешь ты, неспокойный,
что от геройства чересчур устал...
Глава четырнадцатая
- С ума сойти... Сами они, разумеется, ни о чем не подозревают?
- А это не важно. Та роль, которая им навязана, заставляет играть себя - хочешь ты или не хочешь... знаешь, чем закончится пьеса, или не знаешь...
Андрей Лазарчук
1
Человек с лицом гипсовой маски торжествовал. Еще недавно ему казалось, что все замыслы рушатся, - и вот катастрофа предотвращена!
Он отошел от стола, на котором был закреплен большой старый лист ватмана, и опустился в свое любимое кресло.
Итак... итак... обстоятельства складываются наилучшим образом. Черный Искатель смерти вот уже три месяца как находится в плену у главаря ловчего отряда горных гномов. Что же касается молодого альва по имени Ренкр, сегодня человек с лицом гипсовой маски убедился и в его смерти. Он отследил с помощью карты, выпавшей из распотрошенного вьюка, меганевру, которая как раз отыскала себе супруга. Насекомые диковинной статуей застыли в прибрежных зарослях; невдалеке квакало и ворчало болото, которое должно было стать колыбелью для новорожденных стрекозят. А на земле валялись растерзанные тюки, принадлежавшие ранее альву. Выходит, сам он мертв, иначе обязательно развьючил бы насекомое, прежде чем отпустить.
Что ж, значит, все в порядке.
Человек откинулся в кресле, закрыл глаза и улыбнулся краешком рта.
Отлично!
Жизнь продолжалась.
2
Узник в камере, что располагалась справа по коридору, снова захохотал. Он хохотал так вот уже вторую неделю, а до этого все умолял старого Варна, хранителя тюремных подземелий, освободить его. Властелин, разумеется, никогда даже не допускал подобной мысли в свою старую плешивую голову. Еще никто, попавший в его каменное царство с вечно капающей с потолков водой, никто никогда не возвращался на волю!..- кроме Черного, но даже и иномирянин снова оказался здесь. Кое-кому хотелось верить, что теперь-то уж - насовсем, хотя сам бессмертный так не считал.
Его тело прибили к стене толстыми металлическими гвоздями с широкими шляпками, заостренными по краям, так что при любом движении они резали кожу. Варн почти не кормил его, прекрасно зная, что уж этот-то пленник с голодухи не помрет.
Никогда.
Это слово пульсировало в сознании узника, как огромное палящее солнце.
Никогда не вырваться отсюда. Вечно висеть на цепях, изнывая от голода.
Бессмертный предпочитал по-другому использовать свое "никогда". Никогда не сдаваться. Ждать. И верить. Жаль только, что времени у Черного было маловато - где-то там, наверху, остались еще незавершенные дела, требующие его участия.
Но выше головы не прыгнешь. И поэтому он ждал, черпая откуда-то новые силы, чтобы терпеть.
