Видимо, последнюю фразу Эллильсар сказал вслух. Высокий человек с проседью в черных волосах, протянул ему еще один лист.
{"Тот, кто освободит".}
Принц откинул со лба слипшуюся прядь и повернулся наконец лицом к тому, кого сейчас должен был убить. Надел шлем.
Два клинка рассекли холодный сонный воздух и столкнулись, звеня.
Где-то в серой вышине рассветного неба появилась черная точка и стала кружить над ними, ожидая исхода. Ворон в любом случае останется в выигрыше.
* * *
Это был способный ученик. Достойный своего учителя - своего мертвого учителя.
Эллильсар сидел, прислонившись окоченевшей спиной к парапету и смотрел на тело седеющего
/седевшего/
человека: голова запрокинута, мертвые глаза торжествующе смотрят в печальное небо. Две руки раскинулись - так обычно падают в мягкую постель: "хорошо-то как!"
Из ран медленно вытекала кровь, с каким-то жалостно-хлюпающим звуком выплескивалась на булыжник площадки. "Хорошо-то как!"
Ворон, все еще опасаясь подвоха, тихонько опустился на камни и прыжками подобрался к мертвому телу. Утро, которое намеревалось выдохнуть на мир очередную порцию жары, внезапно почернело, словно наступила ночь; потом вспыхнула ломаная ветка молнии и первые капли дождя стали падать на пересохшие камни.
"Какие-то они мутные. Словно кровь умирающего Бога".
Он скомкал в руке пергамент, отшвырнул его в сторону. Рывком снял с головы шлем и с каким-то мальчишечьим азартом перевернул его, подставляя падающей воде. "Я напьюсь допьяна твоей крови, мой Бог, ты умрешь, а я свечку поставлю - вот так! Это небо свободнее станет. Порог перейдешь, ты - не вечен. И кровь твою стану глотать. Буду дерзко смотреть на церквей купола и смеяться по-детски, не веря глазам. Научусь не грешить, а греша - забывать, научусь создавать на земле чудеса! Ты умрешь - мы не станем чураться крестов, просто выметем пол и откроем окно. В мире стал ощущаться нездешний простор. Слышишь, Бог?.. Но тебе, о мертвец, все равно!"
Хотелось петь что-то небывалое, хотелось летать птицей; он плакал и пил, пил, пил эту холодную свежую воду, захлебываясь то ли он восторга, то ли он собственной смелости и свободы...
- Карр! - сказал ворон.
- Карр! - и нахохлившись, клюнул мертвое тело.
Шлем внезапно выпал из рук, покатился, расплескивая содержимое.
Нынешний Король страны завороженно глядел на руку учителя с перстнем,
/"Он смотрит, смотрит, смотрит, этот глаз, этот проклятый глаз!" так, кажется, кричал умирающий отец?.../
перстнем, который никуда не желал исчезать. "От Бога не сбежать", - сказал бы мудрый Готарк Насу-Эльгад. Уж он то знает. Но Глава матери Очистительницы сейчас находился далеко, в столице. Наверное, тоже смотрел в небо, может быть, раскрыв окно в спальне, хватал пересохшим языком первые капли небесной воды. Но отнюдь - что за чушь! - не крови Бога.
Эллильсар поднялся и снял с холодной руки учителя перстень. Надел на палец и стал спускаться вниз, проклиная небеса за тот миг, который он не забудет никогда - но никогда и не переживет снова. Будущее казалось страшной черной дырой, из которой уже не выбраться.
"Он питается нашей верой. Тогда, может быть, нужно перестать верить?.."
- Карр! - сказал за спиной ворон.
И это могло быть "да", а могло быть "нет", но Король надеялся, что это все же "да".
г. Киев, июль 1997 г.
