– У-у-у, – промычал Лёха, – вот оно что. Это меняет дело.
– Не навсегда, лишь до запуска СИМАРГЛа. – Попыталась сгладить угол Марина, примирительно подняв раскрытую ладонь.
– Пф-ф, это же лучшие годы там провести…
Морщинки размежевали лоб Яворской. Паззл «вкусные условия» не сложился с паззлом «талантливый программист» вопреки её ожиданиям. Она решила для себя, что, может, оно и к лучшему, ведь незаинтересованность масштабами проекта непременно отразилась бы на результатах. Марина сказала:
– Если единственный минус – переезд – для тебя неприемлем или ты считаешь, что не потянешь галактический проект, то ты в праве отказаться. Мы рассматриваем несколько кандидатур.
– Но первым делом ты пришла ко мне? – Ухмыльнулся Лёха.
Марине хотелось дать ему в глаз, но она сдержалась.
– Именно. С тобой или без тебя, мы построим «СИМАРГЛ». Становиться частью этого или нет – решать тебе. – Она рассеяла голограмму и встала.
Алексей тоже поднялся и спросил:
– Скажи, чем этот проект важен лично для тебя? Ты хочешь славы, денег, признания или… чего?
Застёгивая портфель, она ответила:
– Долгое время СИМАРГЛ был предметом исследований – моих и моих родителей. Теперь у него появился шанс изменить мир на практике. И я готова на всё, чтобы его запустить.
– Я не отказываюсь, просто хочу обсудить всё с женой. – Он протянул ей руку на прощание. – Рад был познакомиться, Марина.
– Взаимно. – Выдавила она из себя. – Жду твой ответ до пятницы.
2.
Старый Искитим, 2392 г., январь
После новогодних праздников большая часть коллег переехала в Сибирь. Марина отправилась туда раньше и провела свои каникулы в Искитиме. В первые дни, когда все получали и настраивали технику, ей не терпелось сбросить с себя ворох бюрократических дел и с головой нырнуть в СИМАРГЛ.
Лаборатория размером с ангар утопала в ароматах свежесваренного кофе и терпких ягодных чаёв, очереди за ними всё не заканчивались, треск перемалываемых зёрен заглушался гомоном голосов. Большую часть залы занимали отделённые прозрачными перегородками столы схемотехников, инженеров-конструкторов и тестировщиков, за которыми следила архитектурная доминанта – вертикально закрепленный двадцатиметровый бублик, спаянный из многочисленных пластин, спиц, проводов и диодов. Он напоминал лучистую радужку, а провода расползались от него по всей задней стене наподобие нервов и кровеносных сосудов. Все сидячие места – на трёх длинных диванах, мягких пуфах и даже ковре – были заняты. Зона отдыха не предназначалась одновременно для всего отдела, но Марине хотелось начать первую планёрку, видя лицо каждого, кто решился работать вместе с ней.
Она отставила стакан, с сожалением лишившись его тепла, сверилась с часами и запустила голографическую доску. Треск кофемашины и шум разговоров стихли. Все подтянулись к экрану. Марина заговорила, переводя взгляд с одного из подчинённых на другого:
– Коллеги, ещё раз всем доброе утро. Сегодня мы начинаем.
Алексей Овсянников в переднем ряду захлопал, его соседи, а потом и все остальные подхватили волну рукоплесканий. Щёки Марины налились румянцем. Она подняла глаза и, дождавшись завершения аплодисментов, сказала:
– Впереди нас ждёт долгий путь: нам предстоит превратить сырую технологию в рабочую. Я наметила приоритетные задачи.
На доске появилось изображение ретрансляторного бублика, идентичного тому, что занимал всю заднюю стену лаборатории, а следом за ним резюмирующий слова Марины текст:
– Первое: зонды-ретрансляторы, по цепи которых будут передаваться сигналы. Сейчас мы работаем с прототипами, которые нужно защитить от космической радиации и мусора. Задача инженеров-конструкторов – выбрать наилучшие радиорезистентные материалы для обшивки и совместить их с отталкивающими полями.
Цель продублировалась в планшетах ответственной команды.
– Затем… – Марина отыскала глазами своего заместителя, коренастого мужчину с усами и собранными в короткий хвост волосами. – Дима, расскажи, пожалуйста, о совей части.
Он вышел вперёд и объявил:
– Всем привет, я Дмитрий Руднев, главный схемотехник. Эти зонды, – он притянул изображение с доски, подбросил его и покрутил на пальце, как мяч, – на самом деле, придумали давно3. Плотность среды в них меняется с помощью полей, что, грубо говоря, пинает частицы с разной скоростью или замедляет их в «трясине» повышенной плотности.
Дмитрий взял голограмму обеими руками, повернул, и вот у него уже было два зонда.
– Они умеют строить себе подобных прямо в пути, совершая захватнические набеги на астероиды, космический мусор и пыль. Моя задача – сделать так, чтобы они не крякнули в пути. Ну, и запрограммировать дополнительную репликацию, если кто-то всё же сдохнет.
Он вернулся на место после кратких оваций, «выбросив» зонд обратно.
– Спасибо, Дмитрий. – Сказала Марина. – Дальше идёт долгоиграющая задача, которая станет особенно важной потом: запрограммировать обход парадокса причинности. Сверхбрадионы, – она вывела на проекторе картинку, которую показывала Алексею на собеседовании, – движутся быстрее света, а значит, назад в нашем восприятии времени. Чтобы ответ в итоге не приходил раньше запроса и мы не построили антителефон, я буду искать подходящую скорость частиц на каждом отрезке пути и выберу необходимую для этого плотность, а Алексей Овсянников запрограммирует обход парадокса причинности.
Рядом с третьей целью появилось двухполушарное изображение звёздного неба с отмеченными красными звёздочками-колониями и Землёй.
– Следующая задача заключается в построении оптимального курса для зондов. Этим займутся наши астрономы. Желаю всем успехов.
Неделю спустя Марина потирала виски после непродолжительного спора с Рудневым, который сумел выжать из неё всё хорошее настроение своими претензиями. На долю схемотехника и его команды выпала больше работы вначале, ведь ретрансляторные зонды составляли основу цепи. Наблюдая за расслабленной работой коллег, Дмитрий негодовал и отправлялся к начальнице. Она не жалела о том, что пригласила его, ведь модернизация зондов фон Неймана была его детищем, и надеялась на скорейшее завершение первой фазы. Марина поставила ему в помощь скучающего Алексея, который со своего места напротив с интересом наблюдал за их перепалками, попивая кофе, и наконец спокойно занялась сверхбрадионами. В голове вместо правильных гипотез жужжал раздражённый монолог, адресованный непримиримому коллеге, в специальный мысленный контейнер он не вмещался. Марина отбросила стилус.
– Так, допустим… – Пробурчала она, вбивая в таблицу цифры из нижнего диапазона для разных участков трассы.
Раньше научная работа Яворской заключалась в определении этих самых границ: Марина поняла, как разогнать или замедлить частицу с помощью полей, генерируемых КИС. Но долгое время она работала только со скоростями меньшими, чем света, чтобы избежать дождя из космических частиц, которым мог разразиться любой ускользнувший сверхбрадион4. В прошлый раз, когда её подопечных пустили по кольцу КИС в своём естественном виде, установка вышла из строя, а её ремонт занял полтора года.
– Ладно, – сказал ей тогда генеральный директор А.Ю. Горлов, – бывает. По крайней мере, ты подтвердила последнее свойство сверхбрадионов, которое не решались доказать твои мама с папой. Напишешь статью об этом и пока поработаешь в «3С», потом посмотрим.
Над пультом управления КИС с тех пор висела красная табличка с неравенством:
vсв.брад. < c5
Ей и этого хватило. После взлёта «3С» Марина нырнула в свои ранние исследования.
Головоломка не складывалась: значения, при которых ни Земля, ни другие обитаемые миры не пострадали бы от излучаемых частиц, не позволяли вовремя получить ответный сигнал. Перебирание произвольных скоростей не привело ни к чему. Марина занялась разминкой для глаз и услышала обрывок фразы:
