Мальчик пожал плечами и ничего не ответил.

«А за что его любить? За что?» — мысленно возразил матери Давид. И снова уставился в окно.

Ему было за что не любить Гришу. Да хотя бы за тот случай, который произошёл в конце учебного года в школе. Из-за Серго Бабаяна.

Давид мог бы рассказать матери про Серго — тихого, забитого мальчика из многодетной семьи, — как тот, однажды придя в класс и увидев, что несколько учеников перед уроком усердно зубрят заданное им на дом стихотворение, вдруг вспомнил, что забыл его выучить. А в тот день учительница по армянскому языку должна была выставить оценки за второе полугодие.

— Вай, мама-джан, я пропал! — проговорил Серго побелевшими губами и потерянно поглядел на Давида, который сидел с ним за одной партой.

Давид знал, что Серго ужасно боится своего отца, который никогда не тратит слов на воспитание своих сыновей. Отец Серго считал, что на всех шестерых у него просто не хватило бы ни времени, ни терпения, ни слов. Каждый вечер он молча брал в руки дневники своих пяти сыновей (шестой ещё ходил в детский сад), молча изучал их и молча принимался пороть провинившегося. И даже протестующие вопли жены не могли помешать ему воспитывать своих отпрысков таким способом.

Давид сочувственно посмотрел на Серго — и вдруг его осенило.

— Ребята, Серго забыл выучить стихотворение! — крикнул он, вскочив на скамейку. — Если он получит двойку, отец отлупит его. Давайте всем классом откажемся отвечать урок!

— Ну и что из этого? — подал голос Гриша.

— Как что? Не поставит же она двойки всему классу.

Класс согласился, потому что нашлось ещё несколько учеников, не выучивших стихотворение.

Учительница пришла в недоумение.

— Как, никто не выучил? — спросила она. — Неужели я забыла задать вам на дом стихотворение?

— Да! Забыли! — раздалось несколько голосов.

— Как же так? — удивилась она, заглянув в журнал. — А у меня тут отмечено, что я вам задала стихотворение на дом. — Она нахмурилась и оглядела класс. — Поднимите руки, кто выучил стихотворение?

Никто не поднял руки, кроме… кроме Гриши. Обрадованная учительница вызвала его к доске. В классе вдруг стало тихо-тихо.

Гриша прочёл стихотворение без единой запинки и сел на место. Учительница похвалила его за честность и прилежание и поставила ему пятёрку. А всем остальным выставила в дневнике двойки не только по армянскому, но и по поведению. «За то, что пытались солгать мне», — сказала она всем. А на следующий день Серго не мог сидеть за партой, так здорово отец ему всыпал.

Вот что мог рассказать Давид своей маме. Но он и не подумал этого сделать. «К чему?» — решил он.

Выслушав эту историю, мама скажет: «Вот видишь, какой Гриша честный мальчик? Он не захотел, как вы, солгать учительнице».

— Самый правдивый мальчик в классе — это Гриша! — часто говорила учительница после этого случая.

И вот сегодня Давид должен будет терпеть его у себя дома на семейном празднике.

— Давид! — прервала мать его размышления.

— Чего? — Давид оторвал взгляд от окна и недовольно взглянул на мать.

— Так за что же ты не любишь Гришика? — повторила мать свой вопрос.

— Ни за что, — буркнул Давид и уставился в пол.

Минуты две мать в раздумье смотрела на курчавую макушку сына, потом вдруг сказала:

— А хочешь, пригласим и твоих друзей, Гукасянов? — Мама Давида очень жалела Анаит и Каро, которым приходилось после смерти их матери жить с мачехой.

Давид весь просиял от радости.

— Хочу, мама-джан, очень хочу! — И он помчался сказать Анаит и её семилетнему братишке, чтобы они тоже пришли на мамин день рождения.

К двум часам дня гости стали собираться. День выдался погожий — солнечный, но не очень жаркий, в ветвях туты весело, будто их тоже пригласили на пиршество, суетились плутоватые воробьи. В распахнутые окна веранды виднелся длинный стол, уставленный всякими закусками, напитками и фруктами. А из-за сарая, где отец Давида развёл огонь для шашлыка, потянуло дымком и запахом жареного мяса.

Гриша и его родители явились позже всех. Давид заметил, что одноклассник, как всегда, одет в чистую рубашку с короткими рукавами и серые, тщательно отутюженные брючки, а тёмные волосы зачёсаны на косой пробор.

— Тётя Аревик! — обратился Гриша к матери Давида так громко, словно та была туга на ухо. — Поздравляем вас с днём рождения, желаем крепкого здоровья и большого счастья! — И протянул ей огромный букет красных и белых роз.

— Спасибо, Гришик-джан, спасибо, — растроганно поблагодарила Аревик мальчика и взяла протянутый букет. — Ах как хорошо они пахнут! — воскликнула она, погрузив лицо в цветы. Потом она обратилась к Гришиной маме, которая, улыбаясь, смотрела на сына: — Аня, как тебе удалось так хорошо воспитать сына?

Гриша потупился, стал носком ботинка катать по земле камешек.

— Да что ты, Аревик-джан! — воскликнула Гришина мама. — Мой Гриша — самый обыкновенный мальчик. — Но она с умилением посмотрела на сына. А Гришин папа с довольной улыбкой потрепал его по волосам.

Несколько гостей подошли и присоединились к разговору. Тут Давид заметил Анаит с братишкой. Они подошли тоже и стали несколько поодаль от всех. И брат и сестра были в той же самой будничной одежде, в которой застал их Давид, когда прибежал утром звать в гости. Мачеха и не подумала их приодеть. Каро робко выглядывал из-за плеча сестрёнки.

— А учится как? Хорошо? — спросил один из подошедших гостей, толстый брюнет с усиками, обращаясь к Гришиным родителям.

Гришина мама только открыла рот, чтобы ответить толстяку, но сын опередил:

— Я — круглый отличник!

Давид хмыкнул и посмотрел на Анаит, но девочка с самым серьёзным видом слушала разговор.

— Вай, ты — круглый отличник? — удивился толстяк. В глазах его появились искорки юмора. Он оглядел всех присутствующих. — Вы только подумайте — он круглый отличник!

— А по дому помогаешь родителям? — спросила Гришу жена толстяка.

— Помогаю.

— Он делает всё в саду и в огороде, — ответила вместо Гриши его мама. Она уже с нескрываемой гордостью смотрела на сына. — И у него ещё хватает времени успешно заниматься в кружке юных мичуринцев.

— Я буду агрономом, когда вырасту, — заявил Гриша.

Все посмотрели на него так, будто перед ними стоял оживший музейный экспонат. Давид видел, что Гриша готов был лопнуть от важности.

— Да у вас просто идеальный мальчик! — воскликнула жена толстяка, обращаясь к Гришиным родителям.

Разговор этот был прерван отцом Давида. Он вдруг появился из-за сарая, держа в обеих руках шампуры, на которые было нанизано множество кусочков жареного мяса вперемежку с красными помидорами и сладким перцем.

— Аревик! — весело позвал он жену. — Зови гостей к столу — шашлык уже готов!

Мама Давида пригласила всех взрослых гостей на веранду, а ребятам сказала:

— А вы, дети, садитесь во-он за тот стол. — И она показала рукой на старый самодельный стол, что стоял во дворе под деревом.

Гриша побежал и уселся за накрытый стол. Анаит взяла братишку за руку и, как большая, повела его к столу, но почему-то вдруг остановилась и посмотрела на Давида взглядом, в глубине которого таилась неуверенность. Каро недоуменно поднял на сестрёнку глаза.

— Ну, почему стали? Да вы идите, садитесь, вот сюда, напротив меня, — позвал брата и сестру Давид.

Чего только не было на столе! У ребят просто глаза разбежались. Тут была и баклажанная икра, которую так вкусно готовит мама Давида, и овечий сыр, и шашлык из баранины, и ярко-красные блестящие помидоры, уложенные на тарелки вокруг горки свежей зелени, и сладкая гата[2]. Не тратя времени на разговоры, ребята налегли на угощение, запивая всё свежевыжатым виноградным соком.

Из открытых окон веранды до ребят доносились весёлые голоса взрослых, звон бокалов, длинные тосты, которые громовым голосом произносил толстяк с чёрными усиками.