— Интересно, куда мы так с тобой дошагаем?
Таня проигнорировала вопрос и принялась развязывать несчастное зеленое платье компаньонки, тяжелое, рваное, провонявшее тиной, и при этом пыталась рассказывать про Москву и то, как она свалилась в пруд, что был в парке у ее дома. Подбирать слова было тяжело, голова отказывалась работать, было ощущение, что в мозг налили свинец, но это нелепое общение отвлекало от боли и страха. Когда одежда тяжелым комом свалилась под ноги Росси, обнажив смуглую спину и выпирающие лопатки, Таня удивленно присвистнула. По всей спине растекся синяк. На темной коже он напоминал чернильную кляксу или уродливое родимое пятно, и от его вида мороз пробегал по лопаткам.
— Как я выгляжу? — спросила Росси.
— Страх, — честно ответила Таня, заглядывая подруге через плечо. — Тебе нужен сон. Ложись.
Она помогла подруге расположиться на местном подобии кровати так, чтобы боль не была невыносима. Оказалось, что и руки, плечи, бедра девушки были покрыты темно-серыми синяками, а на ключице красовалась ссадина. Росси так и уснула, беспомощно-обнаженной, с раскинутыми руками, боясь лишний раз пошевелиться. Усталость взяла свое, подарив благословенное забвение. Таня же огляделась в поисках хоть каких-то благ цивилизации, но комната была пуста. Она вздохнула, содрала простынь с кровати и укрыла Росси. Хотя бы так.
Еще одна простынь послужила подобием тоги для самой Тани. Она стянула с себя волглую, пропахшую тиной и потом одежду, разложила, как могла, на пустующей кровати, надеясь, что она подсохнет, а потом замоталась в простынь. Именно за этим ее застала дочь Вука.
Когда рослая девица вломилась в комнату, конечно, Таня еще не знала, что это дочь оборотня. Она оторвала взгляд от узла на простыни и уставилась на незваную гостью.
— Вы драконьи женщины? — низким звучным голосом пропела та.
Росси тихонько застонала. Таня злобно зашипела:
— Ты зачем?! Росси спит! Уходи.
Девица нахмурилась. Густые брови сошлись над блестящими глазами. Кожа у гостьи была золотистой, щеки и нос покрывали крупные веснушки. Волосы были заплетены в толстую недлинную косу, а голову покрывала плотная красная лента.
— Какая же худая, — покачала головой девица, посмотрев на Росси, но говорить стала тише. Она вообще выглядела доброй и немного глуповатой. — Жениха она не найдет, так и знай. Пусть ест лучше.
— Я ей скажу, — неприветливо отозвалась Таня. — Если она будет жива.
— Будет! — вновь радостно забасила девица и осеклась, прикрывая рот. — Ой! Буду тише. А ты не переживай, драконова женщина, Руксанда быстро ее на ноги поставит.
— Я не дракон женщина, я Таня.
— Ну, а я Мана. Ох, да что это я, я ж вам одёжу принесла. Только уж не обижайся, но она детская, потому как такими мелкими у нас только девочки бывают.
— Спасибо, — искренне поблагодарила Таня, принимая стопку аккуратно сложенной одежды. Девица ушла, а Таня наконец смогла сама лечь на отведенное ей место.
Дрема, тяжелая, словно свинцовая плита, опустилась на лоб. Мысли поплыли, путаясь. Таня забылась беспокойным сном, который не обещал отдыха. Сквозь темноту сознание продолжало улавливать далекие шумы, обрывки чьих-то голосов и даже смех. А может, ей все это приснилось, запуталось в лабиринте рваных туманных сновидений. К далеким звукам добавилась веселая примитивная песенка, которая то и дело белым невесомым облаком всплывала посреди удушливого сна.
— Тара-ра, тара-ру, не корми волков в лесу, тара-ру, тара-ры, ночью дома ты сиди.
Таня вынырнула из кошмара в реальность, с трудом разлепила глаза. Первой пришла боль. Казалось, болела каждая косточка, а особенно — рука. Затем Таня заметила пятно света от керасиновой лампы, а рядом с ней — невысокую женщину, что напевала, склонившись над Росси:
— Тара-ра, тара-ру, с собой в лес тебя возьму…
Ужас ледяной иглой вонзился в затылок. Таня вскочила с матраса, но уставшие ноги взорвались от боли, коленки подкосились, и она рухнула на пол.
— Отходи! Не трогай Росси! — она хотела закричать, но смогла выдавить только хрип. Не получается идти — ничего страшного, она поползет.
— Кто же тут у нас, тара-ра, тара-ру? — проговорила женщина, обернувшись к Тане. У нее оказалось круглое морщинистое лицо, от маленьких глаз разбегались лучики, тонкие губы улыбались. Она была широкой и низкой, будто ее ударили чем-то тяжелым, отчего она стала немного приземистой. Одета женщина была в многослойную одежду, подпоясанную ремнем с множеством кармашков и скляночек в петлях.
— Ну, поднимайся, — женщина протянула свою морщинистую руку, которая оказалась очень сухой и теплой. — Что ты зубы показываешь, как волчонок? Никто тебе больно не сделает.
— До сегодня все мне только больно и делают, — вдруг пожаловалась Таня, принимая помощь.
— Досталось тебе, оно видно. Садись, садись осторожно. Ничего, подлечим, подправим, твое дело молодое, быстро здоровье возвернешь.
— Росси,— Таня схватила женщину за руку, не позволяя уйти. — Что ты делать Росси?
— Ты бы о себе заботилась, волчонок, — улыбнулась старушка, потрепав ее по волосам, но Таня только головой помотала. — Плохо твоей подруге, да ты и сама знаешь. Дух почти вышел из нее, еле держится, калечный весь, кровью истекает.
— У нее… Легкий, — Таня постучала себя по груди, пытаясь объяснить, что Росси повредила легкие.
— Я и говорю — дух калечный, — согласилась старушка. — Но я уж постараюсь. Тара-ра, тара-ру, не вой громко на луну, да-а-а.
Она достала из сумки глиняный котелок, набросала туда неизвестные травы — “тара-ра, тара-ру, соберу тебе траву” — и залила крепким кипятком. Еле ощутимо запахло отваром, терпко и приятно.
— Кто вы есть? — спросила Таня, глядя, как женщина что-то разминает в ступке.
— Я-то? Я Руксанда, — ответила та таким тоном, будто это само собой подразумевалось.
— Нет, я хочу спрашивать, кто вы, — Таня выделила слово “кто”. Руксанда опустила пестик, задумалась.
— Какие вопросы ты задаешь, так просто и не ответишь. Я и земля, и кровь, и воздух. Я рожала детей, внуков собой прокормлю. Я — слово, я — слух. Беру то, что дают, и все раздаю другим. Да, тара-ра, тара-ры, убереги всех от беды, — Руксанда тряхнула головой, возвращаясь к ступке. — Только этого ты знать не хочешь. А посему знахарка я. Помогаю, лечу. Травы вот собираю. А ты кто?
— Татьяна.
— Не то, — покачала головой женщина.
— Девушка.
— Не-а.
— Драконова женщина? — сказала Таня еле слышно. Страшное прозвище, унизительное. Она не хотела быть такой, но выхода, похоже, не было.
— Пока нет. Драконовы женщины, знаешь, какие они? Великие! Ты не слушай этих щенков, как будут зубоскалить. Драконицы выше всех нас, выше облаков, только перед Матерью ответ держат. Но ты не одна из них, нет-нет.
— Тогда кто я? — спросила Таня, сдаваясь.
— А вот и будет время у тебя подумать, пока я вами занимаюсь.
— Почему вы помогать? Мы здесь совсем никто.
— Вы люди, а значит, я должна и вам помогать. А как иначе? Какая кожа или волос, кому ты молишься и на каком наречии говоришь — это не важно. Для меня не важно, — Руксанда подошла к ней. — Давай посмотрим, что у тебя с рукой.
— Нет, сначала Росси.
— А ну не дури, — женщина легонько шлепнула Таню по лбу. — С ней долго возиться, а у тебя что тут? Тьфу! — ее морщинистые пальцы ловко пробежались по предплечью и плечу. Рука ощутимо распухла и ныла от каждого движения. — Выбила плечо. Пустяк! Ну-ка сожми это покрепче, — она протянула Тане деревянную палочку, которую извлекла из рюкзака, показывая, что ее надо зажать зубами. Таня с сомнением посмотрела на палку, гадая, во скольких ртах она успела побывать. — Давай-давай, кусай! Мы же не хотим перебудить полдома?
— Больно? — поморщилась Таня.
— А то ж, — кивнула Руксанда и погладила Таню по голове. — Да только тебе не впервой. Я быстро управлюсь, не бойся.
Таня выдохнула и закусила палку, от которой пахло травами и пылью. Женщина взяла ее руку в свои, примерилась и одним резким движением вправила кость в сустав. Таня вытаращила глаза и глухо завопила, вонзила зубы в палочку так, что дерево затрещало. На глазах выступила влага, боль пульсировала в плече и груди, но постепенно, толчок за толчком, унималась. Руксанда тем временем перебинтовала ей руку, соорудила повязку, куда можно было ее подвесить, и осталась довольна проделанной работой.
