Всё это Велижана рассказывала ровным, спокойным голосом, будто не о своих печалях.
– Скажи-ка, если вам смогут помочь, но не людьми обратно стать, а навсегда волками – согласились бы? – спросил Всеслав.
Велижана только что сидела бледная, безжизненная, со сжатыми губами, но едва услышала эти слова – кинулась к Всеславу, стиснула его руки.
– А что, государь, ты сможешь так сделать?! В волков навсегда нас обратить? Да ведь это всяко лучше, чем так – хуже псов! Те хоть на что-то годятся, хоть дворы охраняют, а мы и того не можем…
– Я пока хорошо не знаю, – с расстановкой произнёс Всеслав. – И сам вас обратить не смогу: не я вас заколдовывал. Но есть тот, кто, возможно, и сможет – если не расколдовать, то хотя бы обратить волками. Тогда и лесные братья вас примут: я им прикажу твоих не обижать. А кормить себя и сами научитесь.
Бледно-смуглые щёки Велижаны медленно покрыл тёмный румянец. Она отвернулась и прошептала что-то вроде: «Да неужели избавление?..»
– Пока я не уверен, соплеменникам ничего не говори, – продолжал Всеслав. – Тебе одной хотел сказать, чтобы уж совсем не отчаивалась. Если кто и сможет, то Она – та, что дочерям своим невиданную силу даёт: превращаются они и в птиц, и в рыб. И в зверей…
– А в людей? – с трепетом спросила Велижана.
– Как я знаю, настоящим человеком ни одна из них ещё не стала. Только вот… – он мгновенно вспомнил о Злате и замолчал.
Впрочем, Велижане, верно, как раз и можно всё рассказать – пусть знает. Она столько испытала сама, что и Злату, и её отчаянные метания меж двух миров поймёт наверняка, и уж точно никому не выдаст.
* * *
Анна Левашёва лежала на постели, пренебрегая приглашением хозяйки к ужину, и думала. Она содрогнулась, когда поняла, что у неё остался лишь один план – причём совершенно несообразный, в котором она не была уверена. Но что же ещё делать? Денег у неё всё меньше – и доставать их отныне будет неоткуда, а отложенная сумма мало-помалу таяла. Когда она в первый раз шла закладывать драгоценность – это было обручальное кольцо – то думала, что этих средств хватит надолго. Однако ростовщик, знакомый госпожи Лялиной, давал куда меньше, чем Анна рассчитывала. Князя Полоцкого в городе по-прежнему не было, да и, возможно, он не захотел бы её видеть. После их нелепого общения и её последующего бегства Анна, собственно, и не ожидала, что князь хоть попытается связаться с ней. Небось, думает: пропала – и пусть её!
«Он не желает иметь со мной дела, – отрешённо думала она. – Я навязывалась ему, объяснялась в любви, отправляла письма! Но я ему совершенно не нужна!»
Если позабыть о князе Полоцком, единственный человек, ради которого ещё стоило бы жить – её маменька, Алтын Азаматовна. После слов князя Анна уже не сомневалась, что та жива и даже, возможно, где-то недалеко. Тогда, если Анна найдёт её, если они познакомятся и узнают друг друга, эта невыносимая пустота в сердце окажется, наконец, заполненной. Маменька расскажет, откуда у Анны взялись её странные способности, отчего в детстве и юности она переживала те таинственные превращения… И ещё, рядом с Алтын Анна наверняка перестанет боятся каждого встречного, перестанет в каждом видеть врага!
Но как же, как её отыскать? Кто, кроме покойного отца и мачехи, Катерины Фёдоровны, знал пропавшую хотя бы в лицо? На этот вопрос у Анны был ответ: доктор Рихтер, да ещё господин Осокин, папенькин поверенный. Так ведь у них нет никаких сведений! Значит, всё равно оставался только проклятый князь Полоцкий, который, как назло, исчез в неизвестном направлении!
Она пролежала бы весь вечер на постели, в задумчивости глядя в потолок, если бы через дверь её не окликнула племянница хозяйки, мадам Лялиной:
– Госпожа Калинкина! Госпожа Калинкина!
Анна встрепенулась. Ну вот, не в первый раз уже она позабыла, что носит теперь другую фамилию. Когда она знакомилась с хозяйкой дома, то твёрдо помнила одно – своё настоящее имя называть нельзя! Поэтому, представляясь, Анна едва не отрекомендовалась Калитиной, да одумалась и старательно закашлялась – а после брякнула первое, что в голову пришло. Аграфена Павловна Лялина внимательно посмотрела на неё, но ничего не сказала.
Однако хозяйка оказалась совсем не так проста – уже через час Анна снова попалась в хитро расставленную ловушку. Назвавшись девицей Калинкиной, званием мещанкой, графиня Левашёва позабыла, что должна соответствовать заявленному образу. И когда Аграфена Павловна между делом бросила: «Dites-moi, mon ange, quel âge avez-vous?» (Позвольте спросить, мой ангел, сколько вам лет?), Анна машинально ответила: «J’ai vingt-deux ans» (Мне двадцать два).
Лялина мелодично рассмеялась и произнесла что-то вроде: «О, я смотрю, вы получили прекрасное воспитание – да и ваше произношение, дорогая, выше всяких похвал». Анна же вспыхнула до корней волос; она ожидала, что хозяйка начнёт расспрашивать её по новой, но та пока ничего не прибавила. Лишь познакомила со своей племянницей Полей – тихой, худенькой, неприметной на вид девушкой с русыми волосами и остренькими чертами лица. Видно было, что эта Поля находится в полном подчинении у своей тётушки.
Анна спустилась вниз. Аграфена Павловна уже сидела за столом, накрытым весьма нарядно и торжественно в сравнении с их обычными скромными трапезами. Глядя на хозяйку, Анна подумала, что могла бы поклясться: на вид-то Лялина – никакая не владелица мещанского домика, живущая весьма скромно. Даже будучи вдовой коллежского секретаря, она очень походила на тех дам из высшего света, которых Анна встречала чуть ли не каждый день, когда сделалась графиней Левашёвой.
– Поля, подай-ка ещё прибор! – велела Лялина и с улыбкой обернулась к Анне. – У нас, дорогая, сегодня гость к ужину. Весьма важный для меня гость.
Анна вежливо кивнула и присела за круглый, накрытый крахмальной скатертью стол. Гости Аграфены Павловны её ничуть не интересовали, да ещё она так утомилась сегодня. Какая досада – если бы знать заранее, можно было остаться в своей комнате, сославшись на головную боль, и попросить Полю принести ей ужин туда.
– Этот гость – мой любимый двоюродный брат, Анна Алексеевна. Из всей родни только он и сохранял со мною добрые отношения, когда я, против воли отца, вышла за моего несчастного Никифора Степановича… Но, знаете – любовь есть любовь! То, что муж беден и вынужден тяжёлым трудом зарабатывать на хлеб, меня тогда отнюдь не смутило!
– Вы совершенно правы, – машинально поддакнула Анна, думая о своём.
– Вот, а потом все родственники от меня отвернулись, я фактически сделалась изгоем, – продолжала Лялина, и Анна насторожилась. Что это хозяйке вздумалось откровенничать сегодня, да ещё на такую деликатную тему? – Вы представляете, милая, каково это: совсем девчонкой оказаться изгнанной из лона родной семьи?
– Представляю… – начала было Анна и остановилась. – То есть, откуда мне знать, но вероятно, вы чувствовали себя ужасно!
Её не оставляло ощущение, что Лялина не просто так завела этот разговор. Решила, что постоялица проникнется и броситься откровенничать в ответ?
Аграфена Павловна помолчала, словно дожидалась от неё ещё каких-то слов, и продолжала:
– Итак, со мной не желал говорить никто из семейства, отец и мать отреклись от меня, а бедняжка супруг был слишком робок и воспитан в почтении к вышестоящим по званию и положению. Он не мог ничего сделать. И только милый cousin, мой добрый Theodore остался мне другом! Он вам понравится, Анна Алексеевна, он настоящий рыцарь!
Говоря это всё, Лялина беспрестанно оглядывалась то на дверь, то на окно – но вышеназванный рыцарь всё не появлялся, Анна же упорно молчала. Всё это было как-то странно: уж не сватать ли её вздумала Аграфена Павловна?
При первой встрече Анна отрекомендовалась ей девицею, прибывшей из уездного городка в Петербург к родственнице, но с той дамой они разминулись – та вздумала куда-то уехать из города. Дальше её рассказ соответствовал истине: остановилась в меблированных комнатах, и, будучи ограблена, осталась без денег. Верила ли в это Аграфена Павловна, Анну не беспокоило. Главное – здесь, на Колтовской, она нашла тихий и скромный уголок, куда ни разу не наведывались блестящие экипажи и большие компании, и всю зиму было достаточно малолюдно. А вот летом в этот оазис зелени и садов многие петербуржцы переселялись на дачи, чтобы побыть ближе к природе – так что до мая Анне пришлось бы подыскивать новое жильё.
