– А что? Мы еще не старые, здоровые, обеспеченные. Тридцать восемь не возраст! Раньше мы не решались на второго ребёнка, потому что Леся болела, потом нужно было, чтобы она окончила школу. Нужно было каждый день возить на кружки. Ходить на работу. Твоя фирма тогда только развивалась, а у меня был небольшой отдел в супермаркете. Сейчас нам ничего не мешает.

Я с замиранием сердца жду ответ мужа. Меня захватила эта мысль. Представляю розовощекую маленькую крошку на руках Миши. Теперь рождения малышки не будет трудностью. Опыт есть.

– … Ты просто чокнутая ревнивая дура! – долетает до нас крики Спиридова. – Лена, Миша, простите, но я еду домой!

– Ну и катись! – в сердцах отвечает подруга.

Он уезжает, бросив Машу.

– Отвезите меня к нему. Пожалуйста, – молит она.

– А как же шашлыки и просмотр фильма? Ты можешь переночевать у нас, а утром все решите.

– Лен, если мы сейчас же не помиримся, то наш брак распадется!

Мы отвозим Машу домой. Возвращаемся уже поздно ночью.

– Как он с ней живет? – возмущается Миша. – Какое счастье, что ты у меня не такая ревнивица.

– Тебе несказанно повезло.

Мы обмениваемся улыбками, и Миша отвлекается от дороги.

– Стой! – кричу в последний момент, разглядев в темноте человека.

Миша резко тормозит. Я поддаюсь вперед, в плечо натирает ремень безопасности.

Девушка упирается руками в капот машины. Волосы растрёпаны, под глазами синяки, смотрит на нас испуганными голубыми глазами, держась за живот.

Мы выскакиваем из машины.

– Ты в порядке? Ты так резко выскочила из леса, что я едва успела тебя разглядеть.

– Помогите мне, – шепчет она пересохшими губами. И показывает окровавленную ладошку.

– Ты ранена? – боже. Что теперь будет с Мишей? Его посадят?

Холодею от одной мысли о том, что могу потерять мужа.

– Мой ребёнок! – девушка обхватывает живот. – Я его могу потерять.

– Ты беременна? – боже, такая молоденькая, хрупкая, и уже ждет ребенка. На вид ровесница Леси.

Как она оказалась посреди ночи на трассе? Одна.

– Что ты стоишь, Миш! – тащи ее в машину.

– Может лучше вызвать скорую помощь?

– Когда она доберется сюда, может быть уже поздно! – Миша подхватывает ее на руки и осторожно укладывает на заднее сидение.

– Скажи, зачем мы сюда приехали?

– Не ворчи, Миш. Просто проведаем девочку. Убедимся, что с ней все в порядке.

– По телефону нельзя было узнать о ее состоянии?

– Нельзя. Гостинцы не передашь по телефону.

– Девушка, подскажите пожалуйста, – обращаюсь к медсестре. – Вчера привезли беременную пациентку. Олю Мышкину. Как она?

– А вы кто ей будете?

– Никто. Это мы ее привезли. Вот, – показываю на пакет с продуктами в руках Миши. – Хотели проведать.

– Двести третья.

– Спасибо. Миша, сделай одолжение. Не хмурься.

– Я могу здесь подождать.

– А пакеты я сама понесу?

– Ладно. Давай только недолго.

Из палаты двести три раздается женский смех.

– Здравствуйте. А где Мышкина? – в палате пять человек. Двое сидят на кровати, а трое спят, повернувшись к стенке.

– Кто?

– Оля. Ну та новенькая, которая ребенка потеряла, – шепчутся девушки.

Потеряла все же. Я не знаю как помочь. И разве можно найти слова утешения, чтобы легче стало.

– Вон, кивают на койку возле окна.

– Оля, – трогаю за хрупкое плечико. Она в цветастом больничном халате на три размера больше.

– Уходите! Я никого не хочу видеть!

– Оленька, – вкрадчиво начинаю. – Мы тебе гостинцы принесли. Не знаю, что можно…

– Умереть! Мне все равно незачем жить!

– Как же незачем? Ты такая молодая, у тебя еще будет ребенок.

Она резко садиться на кровати и смотрит взглядом полным боли.

– Не будет! Я к этому уроду, Нику, не вернусь!

– Ник это отец ребенка? Это он тебя так? – присаживаюсь на край кровати, смотрю на фиолетовые пятна под глазами.

Как можно бить такую малышку? Ей на вид лет шестнадцать, хотя вчера в приемном покое она сказала, что двадцать.

– Да, он. Ударил, выкинул из машины посреди трассы. Мне некуда идти!

– А твои родители?

– Я сирота, – она обнимает колени и утыкается в них. Покачивается на скрипучей кровати. – У меня никого нет! Я никому не нужна! Даже из больницы скоро выгонят, потому что полис и паспорт остались у него. А платно лечиться – у меня нет ни копейки! Лучше бы вы меня не спасали вчера, я бы с малышкой сейчас была вместе, – она горько воет.

Я сама не замечаю, как по щекам текут слезы. В порыве, обнимаю ее и прижимаю к себе.

– Он даже не искал меня… А когда позвонила сказать, что наш малыш умер… Уууу.. Он, – всхлипывает. – Сказал, что ему плевать, что он рад, что не будет спиногрыза! Что такие, как я не должны размножаться и он бы, если ребенок родился, сдал его в детдом! А я его так… люблю! – рыдает в полный голос

– Тише, маленькая, – глажу ее по спине.

– Твою мать! – не выдерживает Миша. – И что рыдать по этому козлу? У меня есть друг. Толковый. Начальник полиции. Я ему сейчас позвоню и твоего урода посадят надолго.

– Нет, пожалуйста, не надо! – она вытирает слезы и смотрит на Мишу. – Я не буду подавать заявление. Мне бы только вещи забрать. И документы.

– Заберем. Да, Миш? – с нажимом говорю.

– Да Лена, – тяжело вздыхает. – Пиши адрес.

Оля немного успокоилась. Я помыла ей яблочко, от контейнеров с едой она отказалась.

– Я попозже поем, – пообещала, хрустя яблоком. – Такое вкусное. Нам в детском доме давали яблоки по вторникам, но они были как пластмассовые, – смущенно улыбнулась она. – А конфетку можно?

Боже, какой же она ребенок ещё. Радуется как маленькая простому угощению.

– Ешь. Это все тебе.

– Я вчера даже не поблагодарила вас, дядя Миша.

– Не за что.

– Ну как? Вы же несли меня на руках до приемного покоя, метров сто.

– Ерунда, – отмахнулся. Посмотрел на часы. – Лёся. Нам пора. А то сейчас в пробку попадем и только к вечеру доберёмся до дома.

– Ну, мы поехали. Ты не переживай. Все будет хорошо. Я завтра приду, – шепнула, прежде чем закрыть дверь.

– Лена, я все понимаю. Девочка детдомовская, ребенка потеряла. Жалко. Но тебе не кажется, что не нужно таскаться к ней каждый день? – ворчит Миша.

– Тебе же самому стало ее жаль.

– Минутная слабость. Ты ее не знаешь. Вдруг это просто спектакль.

– Что ты такое говоришь?

– Она видит, что мы обеспеченные, пустила слезу, на жалость давила. Ты даже глазом моргнуть не успеешь, как она сядет нам на шею, и ноги свесит.

– Глупости. Так сыграть невозможно. И согласись, у нее есть повод впадать в уныние.

Я остановилась возле медсестры и попросила перевести Олю в ВИП палату.

– Но надо договор оформить, а документов нет.

– Мы завтра привезем. Переведите сегодня, – положив купюры в тетрадку.

– Хорошо.

– Вот! Ты уже ей лечение оплачиваешь.

– Это такая ерунда! Ты на благотворительность большие деньги переводил.

– А я о чем говорю? Ты уже, считай, подставила ей свою шею!

– Какой же ты зануда, Миш, – взяла его под руку. – Нужно быть более чутким к людям. Это девочка в беде. Я просто хочу помочь, – он закатил глаза. – Так что? Ты съездишь к этому Никите?

– Съезжу, – буркнул. – Обещал ведь.

– Нет. Вместе поедем. Хочу лично от себя плюнуть ему в рожу.

– Знаешь, смотрю на нее, и вижу в ней Олесю. Что если в столице ей попадется такой же урод и никто не поможет? – потерла ноющую грудь.

– Мне срочно нужно позвонить дочке.

Мы сели в машину. Миша отъезжал, а я набрала Лесю по видеосвязи.

– Привет зайчонок. Как ты?

– Все хорошо, мама, папа.

– Ты хорошо кушаешь? Денег хватает?

– Да, мам.

– А как свидание прошло?

– Нормально. Сегодня снова идем.

– Куда?

– Что за допрос, мам? Денис увлекается фото. Поэтому позвал в галерею Люмьер.