Это было типичное общежитие комнатного типа. То есть длинный коридор на весь этаж, а по сторонам комнаты. На весь этаж две кухни, два душа, два туалета. Аленкина комната была в конце коридора, как раз напротив туалета. Она предупреждала меня, что не стоит заселяться в эту комнату. Потому что в конце коридора все курят. Сигаретный дым и разговорчики постепенно проникают в комнату и не дают спокойно жить. Но, несмотря на Аленкины наставления, я пошел именно в эту комнату, потому что в ней я хотя бы бывал раньше, а другие комнаты были совсем чужие.
Когда я вошел внутрь, комната оказалась не такой уютной, какой я ее видел раньше. Потому что теперь здесь не было ни занавесок, ни ковров, вообще ничего, что создает уют. Были только тумбочки, шкаф, стол и голые пружинные кровати. Я поставил сумки на середину комнаты, сел на койку и очень сильно почувствовал одиночество. Если и были какие-то люди вокруг, то они были чужие. Стало даже немного страшно. Раньше я такого не ощущал. Было непонятно, что делать дальше. Как жить? Одиночество было настолько сильным, что, казалось, будто не оно внутри меня, а я внутри него. Я даже захотел вернуться в Струги. В дом, который был не мой. В комнату, которую я никогда не любил. Я больше не мог с этим справиться и вышел из комнаты…
Я направился к выходу, но напротив лестничного пролета перед моим носом открылась дверь, и оттуда вышел парнишка с озадаченным видом. У него были татарские черты лица. Одет он был в такой же дурацкий спортивный костюм, как и я. Мы оглядели друг друга, и он спросил:
– Тоже заселяешься?
– Ну да.
– Айда ко мне в восемьдесят первую.
Это была комната, из которой он вышел. Я вошел внутрь и увидел такой же пейзаж, как в Аленкиной комнате. Такие же голые стены и пружинные кровати. Плюс здесь еще моргала лампочка. Когда я увидел чемоданы посередине комнаты, понял, что этот приятель тоже столкнулся с одиночеством. Мне стало легче. Мы познакомились. Его звали Саня. Он приехал из Татарстана, сюда поступил на платной основе, любит футбол, болеет за «Спартак». Я приехал из Псковской области, поступил на бюджет, что люблю – пока не знаю. Говорить было больше не о чем, и он предложил:
– Может, по пиву?
– Спасибо, я не пью.
– Это правильно, я тоже. Ну, пошли хотя бы за семками сходим. Да и лампочку надо купить, а то эта что-то моргает.
Мы пошли в магазин, взяли лимонада и семечек. По возвращении вспомнили про лампочку, и я предложил открутить ее из Аленкиной комнаты. Все равно туда еще никто не заселился. Саня сказал, что это хорошая идея. Мы так и сделали. А заодно захватили еще пару тумбочек и книжную полку. Когда мы застелили свои кровати, стало хотя бы чуточку уютнее. Но главное, что одиночество оставило нас в покое. Времени было уже около двух часов ночи, и мы легли спать.
На следующий день пришлось отстоять огромную очередь, чтобы зарегистрироваться в общежитии. До первого сентября оставалось два дня. Мы с Саней потихоньку обустраивали свою комнату. Комната рассчитана на троих, так что места у нас было достаточно. Вечером появился новый персонаж. Егор. У Егора были крашеные волосы. Он был панком. У него была с собой рваная черная сумка. Он зашел в нашу комнату и спросил, есть ли у нас еще место. Мы сказали, что еще одно место есть. «Тогда я с вами», – сказал он. Он занял последнюю койку. Потом Егор достал из своей сумки небольшую чугунную сковородку и, сказав, что это очень важная вещь, вручил ее мне. «Берегите ее», – сказал он. Потом он закинул сумку на шкаф и уехал. Мы не видели его две недели.
На следующий день к нам постучался еще один человек. Он спросил, есть ли у нас еще место. Мы сказали, что места больше нет.
– А это чья кровать?
– Это Егора. Он вчера заселился, но пока его нет.
– А где его вещи?
– Вон там, на шкафу.
Тогда он подумал и сказал:
– Ну ничего страшного, я займу это место.
Мы с Саней не стали с ним спорить, потому что он производил такое впечатление, что он прав. На вид ему было лет тридцать, хотя по факту семнадцать. Мне казалось, если он стукнет, я умру. Его звали Сергей.
За лето я успел забыть, что такое будильник, но сегодня эта сволочь напомнила о себе. Потому что сегодня первое сентября. Мы быстро собрались и пошли. Благо идти недалеко. Универ в двух минутах ходьбы от нашего общежития. Перед главным корпусом уже столпились студенты. Их было так много, что я думал, это вообще все студенты. Но потом выяснилось, что только первокурсники. Перед нами выходит ректор и толкает речь о новом этапе в нашей жизни. Потом он сказал, что нужно пройти каждому в свой деканат, чтобы отметиться и получить студенческий билет и пропуск. Деканат экономического факультета находился во втором корпусе. Он кардинально отличался от первого. Если первый был изначально задуман и построен как институт, то второй раньше служил царскими конюшнями и казармами. Потом туда занесли парты, и вуаля – высшее учебное заведение. Повезло только профильным факультетам. Всяким агрономам и зооинженерам. Им достался первый корпус. Корпуса зачем-то соединялись подземным тоннелем. И когда мы впервые вышли из этого тоннеля, нам все казалось, что мы попали в прошлое. Как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию». Такие же старинные арки, огромные лестницы. Не хватало только макетов рыцарей. Наверняка они тоже были, об этом свидетельствовали характерные выемки в стенах. Короче, с открытыми ртами мы дошли до деканата. В деканате нам сообщили нерадостную весть о том, что завтра поедем на картошку. Я позвонил Аленке и спросил, что еще за картошка.
– О, картошка – это круто! – сказала она. – Вы там все познакомитесь, будет весело. Ну, и поработать, конечно, придется.
Я действительно там познакомился с другими студентами, но весело особо не было. Потому что, когда я уезжал со Струг, в числе прочего я думал о том, что больше мне не придется ковыряться в огороде. А тут был не просто огород, а целые поля. Нам всем, конечно, сказали, что заплатят за работу но мы сразу знали, что это неправда. Поэтому мы платили себе сами. Брали с собой пакеты и платили. Кураторы закрывали на это глаза, кроме случаев необыкновенной наглости. Так что первое время мы не голодали.
Вечерами было интересней. Мы собирались в комнате человек по пятнадцать, накрывали стол и общались. Теперь уже общага не казалась мне чем-то чужим. Одиночеству здесь не было места. Форточка открыта, но в комнате все равно душно. Музыка играет громко, но мы ее перекрикиваем.
Молодые ребята рассказывают друг другу о своих городах. О своих жизнях, которые они там оставили. О своих взглядах, об интересах и увлечениях. Они отстаивают свои музыкальные вкусы, болеют за свои спортивные команды и при этом замечают, как они все-таки похожи. Хотя приехали с разных уголков страны. Девчонки строят глазки пацанам, пацаны строят из себя мужчин, и все хотят быть взрослыми. Ну что ж, они будут взрослыми.
И я хотел бы рассказать им о своих увлечениях. О вере, о церкви. Но понимаю, что это так сильно отличается от обсуждаемых тем, что решаю оставить это на потом. Так что я просто молчу и слушаю. Да меня никто и не спрашивает, потому что я неприметный. Меня замечают только после тоста, когда мы «чокаемся». Потому что в моей кружке лимонад.
– Ну ты чего, выпей хотя бы пива, – говорят они.
– Спасибо, я не пью.
– Что, совсем?
– Совсем.
– И на день рождения, и на Новый год?
– Да.
– Почему? Это принцип?
«Сейчас лучше не начинать о вере», – думаю я.
– Да, принцип.
– Да ему мама не разрешает! – смеются они.
Я думаю, что очень хотел бы, чтобы она мне не разрешала. Но не говорю об этом вслух, потому что они будут смеяться и над этим.
Потихоньку алкоголь заканчивается, и все расходятся по своим комнатам. Остаемся мы вдвоем. Я и Серега. А где Саня? Оказывается, он уже спит. Когда он выпьет, он засыпает без предупреждения и абсолютно ничего не слышит.
Мы с Серегой тоже ложимся спать. Первое время мы собирались так довольно часто.
