Жжх Бывает у русских людей желание: «Сгубить себя на миру, на глазах у людей». Это было в Есенине. Удаль и восторг, доходящие до смерти. Отсюда: пьяницы, губящие себя на глазах у всех, драки в праздники (праздничные убийства, самое частое дело). Желание показать свою чрезвычайную, непомерную силу, экстаз, восторг, переполняющий душу, доходящий до края, до смерти. На войне, тоже. Закрыть телом дзот, встать в атаку под огнем ит. д. «На миру и смерть красна!» Так говорит об этом народ. Жжх Подменить большую тему России «частушечно-сарафанными» пустяками, глубокое и благоговейное отношение к народной песне — «ерническим» отношением к ней. От пустого, неумеренного употребления слова «Россия». Демагогия, новая ее разновидность. Жжх Прочитал стихи поэта Вознесенского, целую книгу”. Двигательный мотив поэзии один — непомерное, гипертрофированное честолюбие. Непонятно откуда в людях берется такое чувство собственного превосходства над всеми окружающими. Его собеседники — только великие (из прошлого) или по крайней мере знаменитые (прославившиеся) из современников, неважно кто, важно, что «известные». Слюнявая, грязная поэзия, грязная не от страстей (что еще можно объяснить, извинить, понять), а умозрительно, сознательно грязная. Мысли — бедные, жалкие, тривиальные, при всем обязательном желании быть оригинальным. Почему-то противен навеки стал Пастернак, тоже грязноватый и умильный. Претензия говорить от «высшего» общества. Малокультурность, нахватанность, поверхностность. «Пустые» слова: Россия, Мессия, Микеланджело, искусство, циклотрон (джентльменский набор), «хиппи», имена «популярных» людей, которые будут забыты через 20—30 лет. Пустозвон, пономарь, болтливый глупый пустой парень, бездушный, рассудочный, развращенный. Составное: жалкие мысли, холодный, развращенный умишко, обязательное разложение, обязательное религиозное кощунство. Но хозяина своего хорошо знает и работает на него исправно. Им говорят: «Смело идите вперед, не бойтесь ударов в спину. Мы вас защищаем!» И защищают их хорошо, хвалят, превозносят, не дают в обиду. 71
Две музыки Следишь за долгим, замысловатым, разнообразно-утомительным блужданием музыкальной материи. Когда, наконец, появляется что-нибудь вроде мелодически разложенного трезвучия, кажется, что это музыка «неслыханной красоты», как писал один критик по поводу темы, представляющей из себя дважды повторенное трезвучие первой ступени. Задача этой музыки окунуть слушателя в это блуждание, это постоянное изменение. Есть музыка иная: ее идея, ее задача = создание образа, зрительного или эмоционального. Тут тоже иногда бывает движение музыкальной материи, но оно подчинено иным законам, иной задаче. Жжх Нельзя не обратить внимания на появившуюся в последнее время тенденцию умалить, унизить человеческую культуру, опошлить, огадить великие проявления человеческого духа. Многочисленным переделкам и ’приспособлениям подвергаются многие выдающиеся произведения. Миф о Христе, одно из величайших проявлений человеческого духа, человеческого гения, подвергается систематическому опошлению, осмеянию, не впервые. Великий роман Толстого, содержащий важнейшие, глубочайшие мысли о человеке, его призвании, его назначении, опошлен и превращен в балетный обмылок. Образ Кармен, бывший символом стремления свободы, духовного раскрепощения для многих поколений европейской интеллигенции (всплеском античного, трагического духа), Кармен — произведение народное. Весь народный дух вытравлен, а сама Кармен превращена в заурядную потаскушку. Также опошляется, унижается Микеланджело или исторические персонажи, снижается сознательно до уровня «современного», «интеллигентного» культурного мещанина. Жжх Музыка как забава. Музыка как профессия. Музыка как искусство. Музыка как судьба. Жжх В начале ХХ века в России появилось искусство, стремящееся утвердиться силой, а не художественной убедительностью. (С той поры такого рода искусство не исчезало совсем. Оно процветает и сейчас.) 72
Все, что было до него, объявлялось (и объявляется) несостоятельным или «недостаточным» (Бальмонт, Маяковский, Прокофьев и др.). В то время как, например, Чехову, бывшему колоссальным новатором, можно сказать «революционером» в искусстве по сравнению, например, с Толстым, Тургеневым, Достоевским, не приходило в голову унижать своих предшественников. Тем более — тема «унижения» предшествующей культуры не становилась и не могла стать «творческой» темой, как это было, например, в последующие времена. На первый план выползает «Я» — художника. Заслоняющее от него весь мир и делающее незначительными все мировые события и всех их участников. Честолюбие становится главным в человеке и главным мотивом творчества. Особенное раздражение, например, у Маяковского вызывала чужая слава. Вспомним только, как унижались им Толстой, Гете, Пушкин, Наполеон. Героями становятся только знаменитые люди, неважно, чем они прославились (Геростратизм — в сущности!) и какова была нравственная (этическая) высота деяний, приведших людей к славе. Я — самый великий, самый знаменитый, самый несчастный, словом, самый.... самый... Не следует обманываться симпатией, например, Маяковского к Революции, Ленину, Дзержинскому... Это были лишь способы утвердиться в намеченном заранее амплуа, не более того. Эти люди не гнушались любым способом, я подчеркиваю любым, для того, чтобы расправляться со своими конкурентами, соперниками (из литературного мира). Способов — множество, один из них — близкие, по возможности короткие отношения непосредственно с представителями власти, не из числа самых высоких, а во втором, третьем этажах государственной иерархии. Отсюда — возможность издания самостоятельного печатного органа (например, ЛЕФ!), погромный журнал Брика — Маяковского (вроде листка Отто Штрассера”'). Маяковский, Мейерхольд и подобные им не гнушались и доносом. См., например, речь Маяковского о постановке МХАТ'а «Дни Турбиных»”. Донос на Станиславского по поводу спектакля «Сверчок на печи»”. Луначарский был совершенно в плену у этих людей. И только Ленин прозорливо рассмотрел это явление и увидел в нем разложение и гибель культуры. См.., например, его отношение к скороспело возникшим памятникам Марксу, Кропоткину и др., которые были убраны с улиц Москвы, а потом и Петрограда”. Его убийственный отзыв © поэме «150.000.000» («Махровая глупость и претенциозность»”). Сия поэма была «подношением» Ленину от группы «Комфут»”. См. также запрет газеты «Искусство Коммуны», где тот же неутомимый Маяковский призывал «атаковать Пушкина», «расстреливать Растрелли» ””, хорош — каламбур!!! Дальнейшая эволюция «ррреволюционного» поэта, как называл его Горький”, была совершенно естественной. Ибо так говорил Шигалев: «Начиная с крайней 73
свободы, мы кончаем крайним деспотизмом, но предупреждаю Вас, что другого пути нет»”. Все это — метания русского духа. Пушкин о Белинском «Он обличает талант, подающий большую надежду. Если бы с независимостью мнений и остроумием своим соединял он более учености, более начитанности, более уважения к преданию, более осмотрительности — словом, более зрелости, то мы бы имели в нем критика весьма замечательного». Насчет учености — не знаю (хотя, кажется, Пушкин здесь попал в точку, неосновательность, нефундаментальность знаний Белинского, из-за отсутствия рано полученных знаний, т. е. недостаточность воспитания [по тем временам, конечно!]). Начитанность, думается, была и увеличивалась. Но «уважение к преданию» не появилось совсем, равно как и «осмотрительности», т. е. «взвесь 100 раз, прежде чем сказать» или скорее так: поверять всякую мысль сознанием причастности ее к великому, издавна существующему потоку культуры, т. е. «традиции». Вот это сознание «традиции» и давалось ранним воспитанием дворянских детей. Белинский же так и остался, в сущности, «неосмотрительным», но это давало ему силу движения. Жжх Кто имел счастье видеть на сцене Корчагину-Александровскую, Рыжову, Массалитинову, Качалова, Москвина, Хмелева, Черкасова, Яншина, Тарасову, Певцова, Бабочкина, тот знает, что такое театр. Жжх Писать о музыке, в особенности инструментальной, симфонической, «чистой», непрограммной, очень и очень трудно. Наши критики и музыковеды любят очень «фантазировать» под музыку, иной раз чего только не прочтешь! Но главным образом торжествуют: «становление личности», «силы зла» (если музыка громкая и напряженная) и «философское раздумье», это — если музыка тихая, медленная. Эти музыкальные («симфонические») стереотипы кочуют из партитуры в партитуру, от одного автора к другому, подчас без особых изменений. Мусоргский. Песни и пляски смерти Смерть у Мусоргского не зло, и не добро. Она - стихия, как и жизнь. (Ночь — сон — смерть.) 74
