— Ваша мама была прекрасная женщина. Добрая, отзывчивая, очень вас любила. Прям души не чаяла. Всегда беспокоилась о вас. Ждала.

— Она и сейчас мне снится. Говорит: не пей... — тихо с дивана пробубнил Алексей.

Мне показалось или Виноградов пнул его под столом? Ну, дает!

— В ту ночь я вижу много страданий. Как моральных, так и физических. Словно она так себя терзала чем-то, что захотела наказать. Она никак не могла отпустить вас в жизнь, и винила себя за это. Вот такая... двойственность. Раздвоение психики... Еще я вижу огонь... и суицид. — чуть медлю, смотря пустым взглядом вдаль. — Я не понимаю. Как это сама себя, что ли? Подожгла себя? — смотрю на Виноградова.

— Это все, что вы хотели сказать? — о покерфейс Михаила можно порезаться.

Понятно. Помогать ты мне не будешь. Ну и ладно.

— Нет. Я вижу у Алексея частые командировки. Мать его ревновала ко всему. Хулиганила. Не отпускала, закатывала истерики. Собственно, эта больная любовь на изломе ее и сгубила. Мне очень жаль... Еще я почему-то вижу воду, но она не помогает. Видимо, вы пытались ее потушить. Но это бы и не помогло. Она терпела до последнего. Специально. Она хотела сделать назло. Какое-то прям помутнение рассудка.

В комнате воцарилась тишина. Да мне подтверждение и не требовалось. Я зала, что права.

— Алексей? — Парень поднял на меня мутный взор. — Вы можете помочь ей, ее душе. Вы должны это сделать. И себе помочь заодно. Самоубийц ведь не отпевают. Их души так и маются неприкаянными. Нужно в семи церквях заказать сорокоуст за упокой ее души. А вам покаятся перед батюшкой. Перед богом. Перед собой. Все высказать, что наболело. Вам это поможет отпустить все это и принесет душевный покой.

* * *

Виноградов стоял возле подъезда и дымил какой-то жутко едкой гадостью. Я же пыталась незаметно увернуться от «паровозных» клубов. Он не замечал, как густые белесые струи обволакивали, словно лаская его кожу, лениво поднимаясь вверх.

— Вы знаете, Анна, я ведь думал о ваших словах. И, мне даже кажется, я кое-что понял. Долгие годы я жил в погоне, как призовой скакун, для которого нет ничего, кроме заветной свободы за горизонтом. Не жалея ни себя, ни родных, пер напролом. А жизнь-то вот она, — мужчина протянул вперед руку открытой вверх ладонью, — линия, которая раз и однажды закончится. Я много интересовался паранормальными вещами в попытке найти истину. А истина в том, что самое дорогое и ценное — это наша семья. И нет ничего дороже ее и важнее.

Что я могла ему ответить? Посочувствовать? Или сказать, что я прекрасно его понимаю? В исполнении этого тела это прозвучало бы как издевка.

— Вы знаете, Михаил, это не последняя наша встреча. Мы с вами пересечемся вновь, и достаточно скоро. Вам придет на ум масштабный проект. И, несмотря на сложности, через свои связи вы протащите его наверх. И люди услышат ваше имя вновь. И абсолютно точно запомнят и оценят ваш вклад. Вы идете правильным путем и все делаете правильно.

— Спасибо, я, пожалуй, пойду. — Он поправил полы шляпы, одернул плащ и зашагал на выход из двора.

— А вот и я! — бодрый голос Игоря прозвучал неожиданно в тишине двора, — куда это он пошкандыбал? За сигами?

Парень начал грузить аппаратуру в багажник своей видавшей виды девятки.

Пожала плечами.

— К семье, наверное.

— А-а, семья — это хорошо. Везет ему. А мне вот еще на студию ехать, материал сдавать, аппараты, бумажки подписывать... ГСМ еще... где этот чек...

— Я тоже, пожалуй, пойду. Ты езжай.

— Всмы-ысле? Ты куда собралась? Скоро вечер. Садись давай. Что придумала? А по рюмочке какао? Я что зря страдал?

— Извини, Игорь, я хочу прогуляться. Не переживай, мы же не в Твери. Спасибо, ты меня сегодня так выручил.

И, не дожидаясь ответа, зашагала по направлению к арке въезда двора, сквозь которую били последние лучи заходящего солнца.

Вслед раздавался недовольный бубнеж парня:

— То вези, то не вези... При чем тут вообще Тверь...

Глава 3

— Пятьдесят тысяч людей в нашей стране утверждают, что обладают экстрасенсорными способностями. Мы на программе выбирали из тысячи, и только десять из них участвуют в нашей передаче. Они не побоялись на глазах у миллионов телезрителей пройти испытания и доказать свои способности. Сейчас их осталось пятеро. Посмотрим, кто выживет на этой неделе.

Пореченков стоял на фоне красивого здания и зачитывал текст. Снимали его выступление по ходу, двигаясь всем составом на испытание. Видимо, и тут решили сэкономить, не выгоняя лишний раз съемочную бригаду. Все как везде. Ничего нового.

Давно уже застолбила себе крайний ряд кресел, и там, украдкой отодвигая шторку на окне, подглядывала за тем, что в мире творится.

По идее, сегодня должен был быть выходной, точнее, день монтажа, который у нас вроде как засчитывался рабочим, и иногда требовал присутствия в студии. Кое-где аппаратура, еще далекая от совершенства, писала звук с шумами или голос участника, отвернувшегося от микрофона, звучал тихо и для обработки не годился. Вот и время о твремени нам доводилось проникать в святая святых и осматривать готовые материалы. Меня тоже пару раз приглашали. Всего-то буквально на пятнадцать минут, переписать пару фраз. Но увиденного мне хватало. Девчонки дома завидовали. Вот уж кто был бы счастлив дорваться до святая святых, но, так ее, контракт, конфиденциальность...

Смотрела я на свое изображение на экране небольшого монитора и так мне грустненько становилось. Что это за неземное хрупкое создание? Тонкое и звонкое, того и гляди ветром унесет. Обнять и плакать, ей-богу. Бесспорно, на фоне остальных приземленных обычных людей в обычной одежде, я выделялась. Но и каких-либо положительных эмоций не вызывала… Может, все же лучше было наряжаться в Харли Квин? Было бы много хайпа и обсуждений. Давно же всем известно, что красивое, доброе, светлое — не обсуждают. А что пугает и завораживает — о том трубят из всех утюгов. Может, еще не поздно? Надо обсудить с Соней, как добавить моему образу перчинки.

Но планы резко изменились. Сказали, что нас ждет какое-то новое срочное испытание, по горячим следам. Людям нужна помощь.

Съемочная группа закончила снимать выступление ведущего, погрузилась в минивэн, и мы направились на северо-запад столицы.

* * *

— Внимание, участники! Сегодня вас сопровождает новый ассистент…

Голос ассистента потонул в гулком шуме, набатом раздавшимся в моей голове. Я что сошла с ума и ловлю глюки? Откуда он здесь? Что вообще происходит? Он что больной сталкер? На меня смотрел и криво улыбался Кирилл, тот самый мажор. Я уже и думать о нем забыла! Как? Кто его сюда пустил? Он же в том же универе учится, что и я. Или он туда ездит только девок клеить? Как же бесит отсутствие информации!

— Итак, давайте быстренько! Жеребьевка.

Кирилл подошел ко мне все еще едко ухмыляясь, по крайней мере мне так показалось. За такое вмешательство в личную жизнь мне хотелось ему холеный фейс попортить.

Интересно, если сделать выпад с подсечкой, а потом извиняясь уверить всех, что я оступилась, заметят?

Трясу головой. Что за бред на уме? Что я так завелась? Какое мне дело до этого заигравшегося мальчишки?

Держу морду кирпичом, тяну бумажную карточку из коробки, показываю цифру три и демонстративно отворачиваюсь. Постараюсь его игнорировать, может так хоть что-то дойдет.

* * *

— Ань, ну что ты надулась как хорек? Может, мне тоже хочется в телевизор. Ань! — Кирилл дергает меня за рукав, пока заходим в здание, где будет вестись съемка.

Молчу. Одному наставнику ведомо какого труда мне стоит держать маску безразличия. Сенсей бы мной гордился.

— АНЬ, блин! — а вот парень очков прокачки в терпение явно не вкладывал.

Останавливаюсь и смотрю на него спокойно.