– Так, они медведя убили что ли? – тихо спросил я деда, с интересом трогающего шерсть.

Он поменялся в лице и строго на меня шикнул:

– Цыц. Не зови то, чего не знаешь. Даже имя не произноси.

– Почему? – искренне удивился я.

– Потому что придёт, догонит и накажет. Он – хозяин тайги. Нельзя обижать неуважением. Вот этот, смотри какой большой. Настоящий царь царей. Хороший охотник такого зверя принести может. Только нельзя охотникам очень многих вещей. Потому как охота – это про умение, выживание, еду, традиции, устои предков рода мужчины. Не развлечение и добыча ради славы. Нельзя охотнику зверя мучить. Нельзя хвастать перед охотой своим умением, нельзя к жене приходить, нельзя брать много и продавать добытое тоже нельзя. Вот эти охотники сделали большую ошибку. Они не убили, а ранили его и долго сюда везли. Теперь он их запомнил и станет мстить. Это традиции, в которые верят все эти люди. Как религия, понимаешь? Чем больше народа в это верит, тем реальнее происходят вещи, о которых я тебе говорю.

– А для чего мы здесь?

– Будем медведя отговаривать.

– От чего? – удивился я.

– От мести. Ты смотри, как все делают, помалкивай и делай то же самое. Не кривись, не смейся, просто наблюдай и делай без пререканий.

Дед внушительно посмотрел на меня, я смиренно потряс головой, обещая все выполнить. Вся эта атмосфера, мне казалась дикой и странной, но слишком завораживающей. Тут за столом, были только мужчины, женщины подавали по кругу, обжигающе-горячие миски из дерева, с дымящимся мясом. Мне стало комфортно, я расслабился и внимательно смотрел на все вокруг. Посреди стола поставили большой чан с бульоном, в который дед опустил огромный деревянный ковш. До этого момента, все мужчины приглушенно бубнили что-то один другому, но тут все стихли. Дед зачерпнул немного, поднес к губам, отпил и, выплеснув остатки за спину, громко сказал:

– Эх, ты думаешь, кто тебя убил? Это не мы, это вороны. Вон там над твоей тропой летели, беги скорее, а то старый ворон улетит, не догонишь.

Дед передал черпак, старику, который нас встречал. Тот проделал тоже самое, и громко крикнул:

– Это не мы тебя убили, это другие люди, они охотники, как и мы. Там был один косой, другой кривой, вон они убегают. Торопись, догоняй, а то уйдут.

Следом половник с бульоном брали по кругу все мужчины и каждый уверял на свой лад, медведя, что убили его не они. Я обратил внимание, что каждый старался придумать что-то особенное не одинаковое. И как в этот момент, все одобрительно улыбались. Мне передали ковш, и я так же как все отхлебнув и пролив остатки, громко сказал:

– Слышишь меня, лохматый, не трогали мы тебя. Это сделали какие-то цыгане. В цирк хотели тебя утащить, да не вышло, ты большой смелый воин. Один был в большой лохматой шапке. Беги, догоняй поскорей, еще успеешь.

Все одобрительно покивали головами и заулыбались. Потом мы ели жесткое мясо с ароматными травами и неспешно вели беседу почти до самого рассвета. Дед ел мало, но аккуратно и проворно. Но, так он ел всегда. Я спрашивал, почему так, ведь есть порцию размером с куриное яйцо, а потом весь день активно двигаться весьма тяжело. Дед отвечал, что старикам нужно есть мало, ходить много, чтобы не отправится к предкам раньше срока. Когда мы вдвоем возвращались к бабушке Фире, он спросил:

– А почему ты сказал про цыган?

– А, шут их знает, не люблю я их.

Мы сели у дома на лавке, и дед смотрел на падающие предрассветные звезды, что-то беззвучно шептал. Я не хотел один идти в дом и ложиться без него, дрема предательски накатывала все сильнее. Дед удивленно посмотрел на меня, будто только заметил, что я все еще тут, усмехнулся, накрыл меня своим раскидистым балахоном, таким теплым и уютным, что я совсем повесил нос:

– Что сидишь, не идешь спать? Старика не пересидишь, никогда.

Потом, когда засыпал в доме, подумал о том, что вот прошел еще один день моего ускользающего отпуска и о том, что все же буду ездить сюда раз в год точно.

На следующий день, в деревню пришла из леса чья-то собака. Она была явно истощена и легко шла к людям. Небольшой песик, явно дворянской наружности, с длинным белым телом, короткими лапками и рыжей головой с маленькими ушками. Порода была, явно не охотничья. Все мужики, встречающие его, посмеивались, гладили и звали за собой. Пес с удовольствием принимал ласки, но ни с кем не шел, видимо в ожидании хозяина. Его покормили, дали воды. Наевшись и отлежавшись в тени, он слонялся от одного двора к другому. Дед посмотрел на него и сказал, что зря над ним потешаются, нельзя судить по внешности. Пес почувствовал, что дед уважает в нем личность и стал таскаться за нами. Старик пса не отгонял, я было подумал, что он возьмет его себе, но дед сказал, что пес с ним пока не придёт хозяин. А он точно придёт, таких друзей не бросают. Когда прошел еще день, старик засобирался на заимку, меня с собой брать не хотел:

– Тебе пора возвращаться домой, – тихо сказал он. И у меня защемило в груди от этих важных слов. Ведь мне и правда, было пора.

– Дед, может я отзвонюсь на работу, и останусь еще ненадолго?

– Нет, нельзя. Поезжай, Алексей. Пора.

Он собрался уйти прямо сейчас, а это означало, что вот оно и есть время прощания. Я обнял деда и сказал, что скоро приеду. Он похлопал меня по спине:

– Не торчи тут со мной. Езжай домой. К сожалению, все приходит к концу. И помни, я тебя вижу и слышу.

Я был подавлен и растерян, а он так мгновенно растаял, что мне первые два часа казалось, что меня маленького потеряли родители среди чужих людей. Он ушел, я остался. Тем, кто остается всегда тяжелей.

Уже в дороге постоянно вспоминал это ужасное чувство, накатившее из далекого детства. Оставлял деда с тяжелым сердцем. Я плохо помнил, как сверял расписания, как уже в дороге заказывал билеты. Как собирал вещи, уезжая от плачущей бабушки Фиры. Я забрал и кассеты, просто на память. Когда я сел в поезд, мне хотелось просто уснуть и все начинать забывать. Поезд тронулся, пошел по тайге, и тут я увидел деда, он с тревогой смотрел на пролетающие вагоны. Я был в шоке, ведь мы не могли добраться сюда, почти одновременно. Это было слишком далеко. Рядом с ним стоял белый пес. Поезд быстро уносил меня вдаль. Тяжелая тревога, вновь неприятно шевельнулась внутри, но я стойко держал себя в руках, чтобы не сойти на ближайшей станции.

Всю дорогу хотелось молчать. Не помню ничего особенного, утешительного или примечательного. Мне много раз звонил Паша. Я не брал трубку. Так же я поступал и с остальными звонками. Потом все же решил перезвонить, когда буду готов. Тем более, что пока и сам не до конца разобрался в своих чувствах и ощущениях. С каждым километром, приближающим меня к дому, я становился старше. Из беззаботного мальчишки, который хочет вернуться туда, где провел отличное лето, я вновь становился взрослым человеком. В общем, когда я вышел на перрон своего города, был уже в порядке. Дома натуральным образом мучился от безделья. Все стало неудобным, глупым, бессмысленным. Чай был не вкусным, похожим на веник. Все раздражало. Сон мне тоже не помог, точнее сказать, я так и не смог уснуть. Было решено ехать на работу.

Оксана была очень рада моему возвращению. Я прочитал все свои записки, вздохнул и развернул папку с делом Вени, которого Оксана заботливо мне подсунула накануне моего отъезда. Сессии, составленные мной ранее, привели мысли в относительный порядок, и я принял решение о встрече с самим Вениамином.

В комнату вошел худощавый, высокий мужчина неопределенного возраста, с суетливыми глазами и непослушными отросшими кудрями. Он был растерян.

– Меня зовут Веня, – тихо сказал он.

– Меня Алексей, – ответил я и пригласил его присесть на диван, напротив.

Он не спеша прошел к дивану, осторожно присел и обеспокоено посмотрел на меня.

– Мы будем встречаться с вами и просто беседовать. Если что-то покажется вам неуместным или какие-то мои вопросы покажутся вам слишком личными, я прошу сказать мне об этом. Мы сразу сменим темп беседы, ровно до того момента, пока вам не станет полностью комфортно.