Дед остался где-то далеко, в нашем детстве. Порос былинами, подёрнулся дымкой времени, стал почти легендой. Я каждый раз, вспоминая о нем, думал, надо бы навестить старика, и все не ехал. Он не писал нам писем, не поздравлял с праздниками, и мы почему-то тоже этого не делали. Номера телефона у него не было, да и самого телефона тоже. Это всегда все упрощает, нет – и звонить не нужно, наверное, так. Каждый раз мы пытались себя оправдать, а все было банально просто – он стал лишним в нашей повседневной жизни. Забвение. Это страшно, потому что сначала человек выпадает из твоего круга общения, потом ты перестаёшь его чувствовать и ощущать в нем нужду, потом все реже и реже вспоминаешь, и вот его образ возникает в вашей памяти раз в полгода, а потом человек незаметно исчезает и очень часто из жизни. Мы начинаем делать какие-то слабые попытки что-то вернуть, словно хватая за хвост упущенное время, начинаем выдергивать что-то из своих воспоминаний, плакать, но это уже не имеет никакого значения, потому что человека больше нет. Мы прощаемся с ним и создаем мемориал в своём сердце, часто обращая к нему свои мысли, горести, разочарования в поисках поддержки. Но человека больше нет и ему это все не нужно. Именно поэтому нам говорят, цените стариков, пока они ещё живы, ведь вы им так нужны. Совершенно все мы делаем только ради себя. Не тешьте себя иллюзиями, не обманывайтесь. Все то, что вы ознаменовали высшей целью, тоже только ради себя. Для других – все лень, все потом, все терпит.

Бабушка Фира накормила меня вкусной яичницей с салом, шанежками со сметаной и я, разомлев от сытного ужина, почти спал. Она постелила мне перину, в которой я совершенно счастливый уснул до утра. В доме пахло хлебом, и чем-то неуловимо свежим, почти мятным. Когда-то мама говорила, что именно так пахнет русская печь. Фира хлопотала вокруг меня так, как будто я её любимый и долгожданный внук, внезапно приехавший погостить. У неё не было своих внуков, да и детей тоже не было. Она была женой нашего родственника со стороны деда. Но он погиб. Фира так и не вышла больше замуж, и мы с сестрой заменили ей родных внуков. Я в детстве не знал этого, думал, что она просто наша хорошая соседка. Это все, позже, когда я уже вырос, рассказала между делом мама. К деду Фира ходила редко и только по делу. Распивать чаи по праздникам вообще не ходили просто от того, что он не очень-то любил шумные компании с посиделками. Телевизоров тут не было ни у кого, но дед собрал радио. Поэтому к нему стали ходить люди, послушать, что в столице говорят. Он некоторое время терпел это паломничество, а потом разобрал его или сломал, я точно не знаю. Мама ругала его за это, но дед молчал, поджав губы. Он вообще-то так реагировал практически всегда и на все. Почему он нас принимал? Я не знаю. Наверное, потому что моя мама была женой его сына, с которой он не был знаком долгое время. Мать говорила, что ей пришел запрос на поиск моего отца. Она отозвалась на него и завязалась переписка. И только после этого мы поехали в Сибирь первый раз.

В нашей семье не принято говорить про отношения, так сложилось. Я помню, что, когда мы приехали впервые, двор нам открыл дедушка и долго смотрел на маму и на нас с сестрой. С папой, мы к нему не ездили никогда. В детстве это было не важно. Только сейчас иногда задумываюсь, что и как было. Мама отвечает, конечно, на мои вопросы, но крайне неохотно. Иногда, чтобы узнать о человеке, нужно послушать, что о нем говорят там, где он живёт. Но и с этим у нас были проблемы. Про дедушку говорили разное. Когда я ходил с рыбаками, они говорили, что я внук каторжника, бабы на сенокосе, говорили, что он доктор, потому как принял роды у какой-то женщины, мучившейся двое суток. Одна из них сделала страшное лицо и громко зашептала:

– Да, Вольга, что дочка попа, помнишь? Тяжёлая ходила, да конь её лягнул. Рожала два дня. Думали помрёт, так мучилась. Так, позвали его, он пришёл, и резал её, говорят. Из живота сам достал ребёнка. Васька бойкий парень теперь, видела? Ну вот, он. Зашил её, она сама говорила. Да, что ты? Да, я разве врала тебе хоть раз? Да, вот тебе крест, так и было.

Дед сказал глупых разговоров больше не слушать. Говорили, что он плотник и учёный. Охотники говорили, что он простой охотник, как и они, хоть и стреляет плохо, не бьёт зверя. На мои расспросы, кто же он, дед говорил, что обычный человек, а научила всему только жизнь. Иногда я смотрел на него и думал, что мой дедушка очень хороший. Когда я впервые услышал в школе о цивилизации Майя, что они сделали календарь, по которому Земле скоро наступит конец, то он рассмеялся и сказал мне, что сие невозможно. Так как любые тела в космосе, ходят миллионы лет и их столкновение невозможно.

– Все, что могло столкнуться, уже давно так и сделало, не волнуйся, пожалуйста, Алексей. Живи спокойно, конца света не будет. Люди всегда его ждут. Только не понимают, что если они продолжат делать все то, что творят сейчас, то конец света наступит обязательно, но только для людей.

Дед очень много рассказывал про планеты, про космос.

– Наша планета – это наш дом. Придет время она обязательно очистит себя от людей, перевернёт полюса. Смена происходит крайне редко, ты этого не увидишь, не переживай.

– А что же дальше будет, дедушка?

– Мы снова заразим её собой. И новая цивилизация начнёт все заново.

– Дедушка, а это как в библии?

– В какой?

– В нашей.

– Это зависит от того, Алексей в кого ты поверишь. В Будду, Яхве, Христа. Запомни, ты не должен никому из них ничего. Слушай самого себя.

– А как себя слушать, дед?

– Ну, смотри, вот так сел. Положи руки перед собой, ладони вверх. Так. Закрой глаза. Ты не подсматривай, закрыл?

– Ну.

– Вот тебе и ну. И чувствуй свои руки, ладони. Почувствуешь тёплые шары в руках и гоняй их по себе. Твоё тело само все подскажет. Ну, что чувствуешь?

– Есть хочу.

Дед рассмеялся, подхватил меня на руки, и мы пошли обедать.

Проснулся я рано. Бабушка Фира старалась не шуметь, но я привык жить один и потому спал очень чутко. Бабушка сказала, что корову она уже отправила, и будет теперь заниматься только мной. Она накормила меня завтраком и повела к сгоревшему дому. От дома и, правда, мало что осталось. Забор, напротив, был целым, в углу большого двора, стоял так же нетронутый сарай.

– Говорили ему, говорили. Да все без толку. Ну, кто ж делает баню в доме? Под одной крышей? А он все одно, ему говорят, а он молчит. Будто и не ему это вовсе талдычат. Хоть кол на голове теши.

– А пожарные приезжали?

– Нет, конечно. Откуда тут пожарные? Приезжали милиционеры, спустя неделю. И то только потому, что соседи позвали. Он сам даже не появился. Ну, а что они сделают? Постояли, потоптались, да и уехали обратно.

– А врачи у вас тут есть? А если случится чего, тоже не приедут?

– Так, есть у нас медпункт. Там Заиры муж работает. Правда, лекарств у него почти нет, как он говорит. Но знаешь, я там была, у него пузырьков этих видимо-невидимо, все есть. Может, не умеет просто он ими лечить, я уж и не знаю. А если что приключается, так скорая приезжает, только если не весной и не осенью. По распутице у нас не проедешь, застревают по пути. А если зимой, так и вовсе не доедешь, все заметает. Вот летом, так, пожалуйста, болей. Приедут. Дня за два. Лето-то у нас, правда, короткое, когда болеть то? Вот и не болеем, некогда. Почтальон к нам приезжает часто. Пенсионеров много. А так, только сено для скотины наберёшь, да соломы. А когда и купишь, что поделать, немощь. Ты, Лёшка, подсоби-ка сарай отпереть.

Я дёрнул дверь сарая, и она со скрипом открылась. Там как попало были накиданы вещи, утварь.

– Наш Андрей увидал, что занимается что-то, а когда опомнились, дом уж горел. Кинулись люди, а оно жаром пышет уже. Смотрят, стоит твой дед, глядит на пламя, ничего не делает. Мужики кинулись, кто что смог, добро спасать ваше. Так дед наорал на них, чтоб не трогали ничего. Кто чего успел, похватали и складывают в кучу, а дед все не унимается. Говорит, что огонь сам решает, что взять. Ну, надышался дыма видать, не понимает. Может, шарахнуло его чем-то, когда выбирался, кто теперь разберёт. Дом ещё не догорел, он уж на заимку ушёл. Там и жил. Видели его в лесу. Да в деревне соседской видели, за солью, да за спичками, поди, ходил до лабаза.