Вагон ресторан, это особое место в поезде. В очень ограниченном пространстве работают повара в красивой одежде, которые обычно говорят очень красивые названия блюд, рассказывают, что это и из чего, а потом приносят вам обычную полуживую котлету или курицу, которая, видимо, катается с ними уже третий рейс. Цены там тоже очень интересные, потому как листик салата с пластиковым кислым помидором, обычно стоит как хорошая порция салата в ресторане средней руки. Но обо всем этом я узнал позже. А пока повар, приятного вида, с чистыми серыми глазами и суровой бородой наизусть зачитывал мне меню:
– Могу предложить молодой картофель по-деревенски, картофель фри, картофель пай. Из гарниров есть так же макароны по-флотски с грибами, паста с мягким жареным сыром. Из мяса предлагаю шницель, плескавица, кебаб, есть цыплята табака. Все свежайшее и очень хорошего качества, попробуйте.
– А салаты есть?
– Есть овощной, есть тёплый салат с серушками.
– С чем? – я удивлённо и растеряно смотрел на спокойного повара.
– Вы ели когда-либо серушки?
– Не приходилось. Знаете, давайте без салата.
– Это грибы.
– Давайте цыплёнка табака и картофель по-деревенски.
Я сел за столик и стал ждать заказ. Как можно есть грибы и вообще что-либо с названием серушки? Видимо, они серого цвета. Просто меня как-то врасплох застали. Только подумать, предлагают вам серушки, нет спасибо. Оставьте себе свои серушки любого цвета. Примерно через пол часа, мне принесли железный поднос с железной тарелкой и такими же приборами. На большой тарелке, сиротливо прижавшись к семи долькам пережаренного картофеля в огромном количестве масла, лежал сухой окорочок на тонюсенькой косточке. Сперва, мне показалось, что ножка сгорела, потому как на цвет запах и вкус, это было именно так. Я спросил у повара насколько это нормально, потому что я первый раз ел цыплёнка табака и впервые был в вагоне-ресторане. Меня уверили, что все просто отлично, именно это и есть цыплёнок табака. Я отважно попробовал всего понемногу и понял, что «табак» не моё, в принципе. Желудок с ужасом поджался, и я самым волшебным образом перехотел есть.
В ресторане было совсем пусто, только вдалеке у окна сидела какая-то пара. Они, видимо, тоже ужинали. Это был большой мужчина, очень высокого роста и с ним старушка в чёрном кружевном платье и чёрной шляпке с вуалью. Она ему что-то грозно шептала, а он вообще, казалось, её не замечал. Я позавидовал такому отношению к раздражающим факторам. Старушка была, видимо, его матерью, она то замолкала, то снова начинала ему что-то шипеть. Но мужчина сидел совершенно независимо и старушку не видел в упор. Он смотрел в окно, рассматривал вагон и меня, в свои малюсенькие очки на носу. Я очень люблю наблюдать за эмоциями людей. Каждое лицо имеет свою красоту и особенность. Целая жизнь бывает написана на лице.
– Гамлет, не будь болваном, – услышал я гневное шипение.
Сам Гамлет производил приятное впечатление доброго, чистоплотного гиганта, у которого совсем немного лишнего веса, но он ему безумно шёл. На нем был отличный старомодный костюм цвета темного шоколада. Старушка сидела ко мне спиной, и мне захотелось увидеть её лицо. Я надеялся увидеть его, когда она пойдет к выходу после ужина. Но они, видимо, никуда не торопились. Этот скромный ужин есть я не хотел. Картофель остыл давно, может даже вчера, а цыплёнка табака, мне было жаль просто как участника каких-то боевых действий.
– Гамлет, если ты не прекратишь, я начну петь матерные частушки. Хватит жрать.
Здоровяк поглядывал свысока на малюсенькую старушку, закрывающую лицо опущенной вуалью, и спокойно жевал. Ее руки задёргались, явно копошась в сумочке.
– Повар отравитель, подай печенье с безе, болван, – сдавленно крикнула старушка и присвистнула.
К их столику спокойно подошёл улыбчивый парень, который помогал повару на узкой кухне:
– Хотите что-то еще? – спросил он.
Старушка перестала терзать свою сумку и повернулась к нему:
– Благодарю вас юноша. Можно нам ещё одно печенье с безе и воды?
– Конечно. Сейчас все будет.
Парень быстро скрылся на кухне.
– Шевелись болван, – сказала она ему вслед.
Парень не отреагировал, но недовольно поджал губы и нахмурился. Заказ он принёс действительно мгновенно. Старушка рассчиталась, поблагодарила и спрятала печенье в сумочке. Воду она выпила одним глотком и встала, чтобы пройти на выход. Здоровяк поднялся и послушно последовал за ней. Они направились к противоположному от меня выходу, и я очень огорчился, потому как редко встретишь подобных людей. Уже в дверях, она замерла и обернувшись посмотрела на меня. Я растерялся и, подняв руку, помахал ей. На её лице была не совсем прозрачная вуаль, и я смог разглядеть только чёрные как угольки глаза и ярко алые губы. Старушка развернулась и вышла из вагона. Гамлет быстро последовал за ней. Интересная пара.
– Я не слышу хруст безе, самозванец, – крикнул громко кто-то в тамбуре.
Рядом со мной тяжело вздохнул повар. Работать с людьми, очень сложно. Я его хорошо понимаю. Парочка была максимально странная. Официант отправился к столику, чтобы убрать после гостей.
– Она пудреницу забыла, – сказал он громко.
– Может, вспомнит, попробуй догнать, – сказал старший повар.
– Или вспомнит и вернётся? – с надеждой спросил парень.
– Вот уж нет, посмотри, вдруг не ушли далеко?
Я встал со своего места и подошёл к кухне:
– Давайте я схожу и отдам пудреницу?
Повар внимательно посмотрел на меня и спросил:
– Вы знаете эту женщину?
– Нет, я её не знаю, но и на похитителя пудрениц я вряд ли похож. Я найду эту даму и отдам её вещь. Или вы предпочитаете, чтобы она вернулась к вам за печеньем?
Повар скривился так, словно я предложил ему доесть моего цыплёнка. И передал небольшую овальную чёрную коробочку. Я поспешил выйти туда, где скрылись гости ресторана на колёсах. Следующий после ресторана вагон, был купейным. Все двери были закрыты, и я немного растерялся, как буду искать их. На моё счастье из одного купе, почти в самом конце вагона, дверь с грохотом отъехала, и из неё стал выходить огромный Гамлет. Он даже немного пригибался в проходе из-за своей огромности. Тут он увидел меня и, вздрогнув от неожиданности, стал спешно заталкиваться неуклюжими движениями обратно. Когда я понял, что он начал дёргать дверь, чтобы захлопнуть её, то поспешил к нему.
– Постойте. Вы, Гамлет? Подождите минуточку, – крикнул я громко.
Дверь начала дёргаться ещё интенсивнее. Когда я подбежал, то оставалась очень тонкая щель, которая щёлкнула прямо перед моим носом и закрылась.
– Погодите. Гамлет, мне нужно увидеть вашу спутницу.
В купе что-то явно происходило.
– Держи крепче, болван. Не дави на меня, – шипел кто-то.
Я постучал в дверь:
– Вы забыли свою пудреницу.
– А нас нет. «Приходите позже», – сказал кто-то громко.
– Просто заберите свою вещь, и я уйду, – сказал я и постучал снова.
Я чётко слышал, как они шептались и возились. Потом дверь совсем немного отъехала в сторону, и проход загородил невозмутимый Гамлет.
– Пудреница вашей мамы у меня.
Гамлет округлил глаза:
– Моей мамы? – спросил он приглушённым басом.
– Женщина в чёрном, которая была с вами в ресторане, ваша мама? – спросил я.
Гамлет снова потух.
– Нет. Она не моя мама, – сказал он горько.
– Вот болван, – прошептал кто-то за его спиной.
– Прекрати постоянно выражаться, – сказала старушка кому-то строгим голосом.
Гамлет протянул руку и выхватил у меня пудреницу.
– Это моё, – сказал он громко. И захлопнул дверь.
Я отправился к себе в вагон. Это были очень странные и очень интересные люди, которые старались держаться от меня подальше. Интересно только одно, почему меня к ним так тянет? Пейзаж за окном заволокло туманом, и мы никак не могли сквозь него проехать. Только иногда над ним, были видны гребни частого леса. Я пытался поймать интернет, но из этого ничего не вышло. Сети вообще не было. Так было почти постоянно, где бы мы ни ехали, сеть появлялась всего на несколько минут, а потом снова исчезала. За окном все чаще я видел горы. Один раз увидел табун лошадей вдалеке, и это казалось чем-то нереальным. На третий день пути, мне показалось, что я живу в поезде уже целую вечность. Все же человек привыкает ко всему. К концу пути я уже начал считать эту ужасную, неудобную подушку, своей. Меня радовало то, что уже через несколько часов мы приедем, но пугало то, как я буду добираться дальше.