Литмир - Электронная Библиотека

Правда, продолжалось всё это недолго… Наступила осень, поредели отдыхающие, стала более скудной выручка, в коллективе появились внутренние нелады, ребята стали один за другим покидать состав, и, в конце концов, получилось так, что мы доигрывали танцы уже втроём: певец сел за кухню18, саксофонист отложил в сторону свой инструмент и забрал у меня из рук лопату19, ту самую бас-гитару «Тоника», а я стал играть на электрооргане, который мне по такому случаю купил отец, относившийся с самого начала одобрительно к нашей затее. Последние недели на танцплощадке я играл, имея в кармане воинскую повестку и сменив длинные до плеч волосы на стрижку «под ноль», а состоявшийся вскоре отъезд в войска прервал на два года мои музыкальные занятия практически под такой же ноль.

В первых числах августа того года, в самый разгар игры на танцах, состоялось моё первое выступление на республиканском телевидении, впрочем, оно же и единственное. Приближался всесоюзный праздник – День железнодорожника, и нам, музыкантам железнодорожного клуба, предложили принять участие в телевизионном праздничном концерте. Выступить в таком мероприятии нам, конечно же, очень хотелось, но показалось немыслимым ради одного номера ехать на телестудию всем составом вместе с аппаратурой. После долгих размышлений ребята решили участие в концерте все же принять, но обойтись при этом «малой кровью», и отправили на телевидение меня и нашего вокалиста, он должен был спеть песню, а я подыграть ему на рояле.

Мы оба отнеслись к поручению ответственно, отрепетировав к выступлению песню под названием «Оглянись во гневе» с пластинки ВИА «Поющие сердца» – в танцевальную программу она у нас никак не увязывалась, а для концертного исполнения была в самый раз. Всё у нас получилось хорошо за исключением того, что надёжно выучить слова песни певцу не хватило времени, но он подстраховался и записал текст крупными буквами на тетрадном листке.

И вот настал праздничный вечер. Мы пришли на телевидение в назначенное время, нас проводили в ярко освещённую студию, где я сел за клавиши, а певец встал перед телекамерой, облокотившись на рояль, но перед этим он извлёк из кармана клетчатый листок со словами и положил его позади себя. Передача началась – диктор поздравил всех железнодорожников с праздником, пожелал им всяческих благ и объявил, что сейчас для них будет исполнена композиция музыкантами железнодорожного клуба, после чего на нас наехала огромная, величиной с дорожный чемодан, телевизионная камера, над объективом которой загорелась красная лампочка. Вся моя семья в этот вечер собралась дома у телевизора и наблюдала за нашим выступлением.

В телестудии звучала музыка, нас видела и слышала вся республика, я, сидя под жаркими прожекторами, перебирал клавиши слегка расстроенного рояля, певец с душой выводил интонации, всё шло хорошо, пока не начался второй куплет, когда он всё же забыл слова и запнулся… Резко обернувшись назад всем корпусом, он глянул в припасённую шпаргалку с текстом, выхватил взглядом пару нужных слов, повернулся вновь лицом к камере и продолжил петь… А эфир-то был прямой!

Тем не менее выступление состоялось, ведущий поблагодарил нас за участие, и мы отправились восвояси. Полный возвышенных переживаний, я пришёл домой, мои домашние были очень довольны просмотром телепередачи, но всё же тревожно спросили, почему певец так бросился на меня в середине песни…

После того памятного выступления прошли десятилетия… не прошли, а мелькнули – пропали, сохранив в памяти лишь отдельные неясные черты из далёких времён, техника не смогла сберечь дорогие сердцу образы. Это сегодняшнее телевидение творит чудеса, наполняя пространство высококачественным сигналом и сохраняя каждый миг современности на века, не в пример оборудованию прошлого столетия, таких возможностей не имевшему и донёсшему до нас лишь крохи того, что было этого достойно. Ах, как много я отдал бы сейчас за то, чтобы взглянуть хоть одним глазком на длинноволосого восемнадцатилетнего мальчишку, игравшего когда-то давно на расстроенном рояле в телевизионной студии далёкого южного города музыку к песне, которую сейчас кроме него никто уже, пожалуй, не вспомнит…

Интермеццо

В природе существует множество музыкальных баек – забавных, метких и удивительных историй о музыке и музыкантах, историй порой правдивых, а чаще не очень. Передаются они по преимуществу, как и положено произведениям этого жанра, из уст в уста, но при этом некоторые из них, случается, бывают удостоены чести лечь в основу сюжета какого-нибудь известного литературного или другого произведения, благодаря чему становятся широко популярными и приобретают ореол достоверности. Таким вот образом одну из самых известных музыкальных баек увековечил и донёс тем самым до нас Александр Сергеевич Пушкин, тот самый, который для нас «наше всё», именно он без малого два века назад рассказал человечеству историю о том, как знаменитый композитор Антонио Сальери коварным образом отравил своего друга, коллегу и не менее знаменитого композитора Моцарта из зависти к его легкокрылому таланту и удачливости, тем самым оборвав на высокой ноте путь славного мастера.

Было время, я Пушкину в далёком школьном детстве поверил, но позднее, уже во время более поздней музыкальной учёбы, педагог по музлитературе меня жестоко разочаровал, не оставив камня на камне от врезавшегося в память увлекательного детективного сюжета. Оказалось, что в действительности этот самый Сальери был в своё время известен и популярен в европейских музыкальных и околомузыкальных аристократических кругах ничуть не меньше, чем сам Вольфганг Амадей, по причине чего не мог иметь повода для зависти творческой либо какой-то иной. Прожил он сам по себе долгую жизнь, в течение которой не был ни в чём предосудительном уличён и обвинён, и исторически уже после своей смерти пал жертвой обычных досужих сплетен. Собственно, они и вдохновили нашего Александра Сергеевича на литературный труд и, выйдя из-под его пера в форме драматического произведения, перестали быть сплетнями, приобретя ранг художественного вымысла, на который поэт, как известно, имеет право.

Ещё одну забавную историю, призванную иллюстрировать строгую традиционность и каноничность высокой классической музыки и гармонии, поведал нам, тогда совсем юным студентам музыкального училища, наш педагог-теоретик. Согласно его доверительного рассказа, один из учеников великого Иоганна Себастьяна Баха, которых у того в доме всегда было изрядное количество, талантливый непоседа и шалун, имел обыкновение во время общей обеденной трапезы ни с того ни с сего выскочить из-за стола, взбежать на второй этаж, где в учебном классе стоял клавесин, наиграть на нём заученную на занятиях стройную аккордовую последовательность и, не дойдя пары шагов до её завершения, остановиться на неспокойном кадансовом квартсекстаккорде… После этого он всё бросал, спускался вниз и вновь принимался за обед.

Немало встревоженный несовершенством незавершённого гармонического оборота, а также возмущённый пренебрежительным отношением мальчишки-недоучки к царице-гармонии и богине-традиции, немолодой уже Бах бросал на стол салфетку, ковылял, пыхтя, наверх, садился за инструмент, доигрывал недостающие в цепочке после каданса аккорды, приводя всю звуковую последовательность в благополучную устойчивую тонику, после чего уже спускался вниз, вытаскивал за волосы из-за стола ученика-проказника и сёк того розгами, строго выговаривая за уважение к «генерал-басу» и «контрапункту».

Много ещё чего весёлого и познавательного поведал нам наш училищный педагог, умница и балагур. Перепало от него и гениальному Мусоргскому Модесту Петровичу за пристрастие того к определённого рода напиткам, и великому Чайковскому Петру Ильичу за некоторые его нетрадиционные жизненные воззрения, а уж кое-кому из менее маститых современников досталось и того пуще.

вернуться

18

Кухня – ударная установка (тарелки, кастрюли).

вернуться

19

Лопата – гитара, бас-гитара.

6
{"b":"830016","o":1}