Встал на дыбы, что птица, взвился,

Да, с места бросился в галоп.

И долго поднятый искрился

На хладном солнце снежный сноп.

Погоня! Вор стрелою мчится.

Все ближе к лесу, напрямик.

Успеет в лес – там сможет скрыться.

Погоня! Дорог каждый миг!

Пред ним река, совсем уж близко,

Каких-то лошади две-три.

Беглец замешкался не слишком

И все ж решил на лед идти.

Но прогадал, поторопился,

Весна уж скоро – тонок лед.

И конь в пучину провалился,

Храпит, ногами воду бьет…

Бандит увидел: плохо дело,

Все бросил да с коня на лед…

В сей миг копье пронзило тело,

И труп теченье унесет.

А Маргарита от испуга

Вцепилась в гриву жеребца,

А их под лед уж тянет – худо.

Конь ржет в предчувствии конца.

Не растерялся рыцарь, с ходу

Соединив себя с конем

Веревкой прочной, прыгнул в воду.

Принцессу обхватил, потом

Он крикнул верному коню,

Как шпоры в бок, вонзив ему:

«Но-о! Друг, давай скорей, не стой!»

И в тот же миг на брег пустой

Их за спасительный аркан

Конь вытащил и тут же стал.

Одежда их ледком покрылась.

Чуть успокоилась река,

Уж в полынье она не билась,

Как зверь разбуженный, рыча.

Спаситель бережно берет

Принцессу на руки, несет…

И тут… глаза их встретились,

Сердца в единый ритм слились.

И пусть стояли, пусть молчали,

И пусть мороз уже крепчал,

Развеяв мысли и печали,

Огонь любви их согревал.

И миг сей вечностью казался,

Но грез возвышенный туман

Печальной дымкой расползался…

И вот опять мирской обман.

Бежит к ней сам отец-король,

В тулуп песцовый одевает,

А рыцарю, сказав «Изволь!»,

К ногам «дешевый грош» бросает.

Тот поднял кошелек уныло.

Печальный взор свой на карету устремил.

Карета тронулась, а сердце так заныло,

Что целый свет ему вдруг стал не мил.

Купание даром не прошло.

И в тот же день ее знобило,

И кашель, страшный до чего,

Как в лихорадке тело било.

Собрались лучшие врачи,

И днем, и ночью с ней сидели.

Что нужно было, все учли

И делали все, что умели.

Как результат, за две недели

Она смогла уже вставать,

Ходить, пока вокруг постели,

Да на балкон весну встречать.

С восходом к ней являлись силы,

И солнце теплое весны

Радужным светом озаряло

Ее прекрасные черты.

Природа пела в упоенье…

Однако в глубину души

Закралось томное сомненье

О мимолетной той любви.

И грустный взгляд, тоску на сердце

Не излечил весны дурман.

И с каждым днем то чаще сердце

Стучит, предчувствуя обман,

То вдруг тоскливо замирает,

Когда в сознанье юном вновь

Любимый образ возникает.

Горят уста, в глазах любовь.

– О, где ты, друг, спаситель милый.

Мне трудно справиться с собой.

Явись ко мне, мой рыцарь дивный.

Но, может быть, беда с тобой?

Или, боюсь тому поверить,

Ужели ты забыл меня?

Или не любишь? Я не верю!

О, где же ты? Любовь моя!

А может, у тебя другая?

Меня прекрасней и умней…

О, ревность, ревность – боль тупая,

Змеей вползаешь в душу к ней.

– Да что я, право, успокоюсь,

Ведь я принцесса, а он кто?

Но я люблю его! Не скрою.

Так что мне делать? Ждать его?

Или не ждать, себя взять в руки

И потушить огонь в душе.

Невыносимы эти муки,

О, боже! Дай же силы мне.

В подобных мыслях заплутавшись,

Грустя, покинула балкон.

Но, в одиночестве оставшись,

Опять все думала о нем.

Под утро, только рассвело,

Проснулась Маргарита и в волненье,

Нетерпеливо распахнув окно,

Его увидела. О провиденье!

Ей что-то подсказало, что он здесь.

Недаром сердце вечером так билось,

Как будто загодя уж знало эту весть.