— Хорошо делайте с длинными рукавами, — я махнул на свою принципиальность.
— Значит, вам нужно шесть одинаковых рубашек с белой полоской на груди? — парень снова «подзавис», — а зачем белая полоса на рубашке, это же не красиво?
— А на платье? — я от злости сжал кулаки.
— На платье, — портной снова покосился на эльфийку, — может быть хорошо. Подчёркивает линию груди.
Пришлось для профилактики вмазать мастеру портняжного дела, так чуть-чуть, в одну десятую реальной силы в челюсть. И о чудо, всё сразу «разложилось по полочкам» и не вызвало дополнительных вопросов. Лишь я вынужден был доплатить одну серебряную монету за причинённые неудобства.
— Нельзя тебе ходить по модным магазинам, — равнодушно заметила Ири, когда мы вышли на улицу, — нет в тебе никакого такта.
— Такт есть, терпения не хватает, — пробурчал я.
По дороге в свой торговый дом я, кипя от злости, приобрёл на рынке квадратный кусок мела и чёрную доску для лепки вареников. Лишь в родных «Рогах и копытах», когда прибил её на стенку, мне действительно полегчало.
— Вот, — я мелом нарисовал крестик на доске, — теперь можно обучать безграмотное подрастающее поколение азбуке.
И только сейчас я обратил внимание, что в помещении царит не то настроение, с которым встречают дорогих покупателей и собственное начальство, то есть меня. Хелена за прилавком из-за чего-то тихо плакала. Я посмотрел на Ванюху, тот пожал плечами, якобы ни при чём. За столиком меня давно поджидал коренастик Ханарр, который приволок какой-то мешок. Он тоже был растерян. В углу я заметил двадцать фирменных бутылок от стекольщика. Неужели психованный стеклодув обидел дочку книгочея, но чем? Я же только сегодня утром провёл с ним воспитательную беседу. Эльфийка принесла себе кружечку кофе и уселась за столик смотреть, чем закончится представление. Вот что значит цирковое воспитание, где к чужим слезам равнодушны.
— Хелена Ярославна, а вы часом не влюбились? — спросил я.
— Вот ещё, — Хелена зло глянула на меня, к чему я уже привык, — это в кого?
— Не знаю, может в младшего князя Карла? — я кивнул за окно, за которым бедного торговца свистульками снова кто-то бил, — иначе от чего же эти водопады?
— Запомните и запишите, я никогда не плачу, — гордо заявила красная от слёз девушка, и тут же убежала дорёвывать в подсобное помещение.
— Итак, — я подошёл к Ивану, — что было перед тем, как Хелена ни с того ни с сего расплакалась?
— Пили кофе, — Ванюха задрал глаза к потолку, — пришёл стекольщик, принёс бутылки. Зашёл посыльный от Мироедова, напомнил про деньги. Пришёл Ханарр, принёс мешок, сел пить кофе. Затем уснул.
— Я не спал, — возмутился из-за столика коренастик, — я задремал. Целый день по рынку таскался, имею право!
— Дальше, — я вновь посмотрел на младшего продавца.
— Потом Хелена показала мне, как пишется вторая буква алфавита «Бэ», — почесал затылок Ванюха, — как баба беременная вот с таким животом, — загоготал он.
— Есть что-то похожее, — согласился я, — дальше!
— Вспомнил, я потом прочитал свои новые стихи, — оживился Иван, — я вас люблю, хоть я бешусь…
— Понятно, — я махнул рукой, — временно стихи писать прекращаешь.
— Как так? — возмутился Ванюха, — я только вошёл во вкус!
— Скажешь, что вдохновение пропало, нечего нашей заведующей нервы поэзией расшатывать, — я посмотрел на лесовицу и коренастика, — завтра в полдень играем в футбол со стрельцами.
— В голямбойку, — поправила меня Иримэ.
— В голямбойку, — согласился я, — Ири на воротах, я в защите, Иван пойдёшь в нападение, Ханарр — ты в полузащиту.
— Ну, держись пехота! — хохотнул коренастик.
— Сейчас пройдусь по знакомым купцам, нам нужен ещё один полузащитник и один человек на замену, — продолжил я.
— А можно я спрошу? — робко из-за моей спины высунулся Ванюха, — а что такое голямбойка? Это когда по голове бьют? Может не надо меня в нападение? Вам то что, у вас здоровья много, а я ещё пожить хочу. Я может только-только поэзией стал проникаться…
— Поверь мне Ваня, футболом ты тоже проникнешься, то есть голямбойкой, — я приобнял парня, — будешь ещё благодарить.
Перед сном, когда я возился с часами и странным подносом из меди, который где-то отыскал Ханарр, уверяя, что это отличная вещь, совершенно случайно на свёртки с платьями наткнулась моя молодая жёнушка Ири.
— Это что? — она как пантера ворвалась в мою мастерскую.
— Завтра вывесим на продажу, — я потёр свои виски, так как колдовать над металлическими изделиями получалось с большим трудом.
— Вот это вот с блестяшками, в котором я, как змея и на продажу? — эльфийка приложила к своей шикарной фигуре платье макси со стразами.
— Обязательно, — пробубнил я.
— Ничего не знаю, — затараторила Ири, — моё, моё, моё, моё. А вот это вот в клеточку куда?
— На витрину, — раздражённо бросил я.
— Какая витрина? Мне надеть нечего! Моё, моё, моё, моё, — выдала скороговоркой Иримэ, — а платье в горошек куда?
— Всё продадим до последней ниточки, — я вновь потёр гудящие виски.
— Понятно! А моё любимое леопардовое, тоже на продажу? — взвизгнула лесовица.
— Его в первую очередь! — гаркнул я.
— Всё! Ты выставил на продажу, я их купила! — эльфийка в пару мгновений спрятала обновки в своём безразмерном гардеробе.
— Тогда сегодня спать пойду на первый этаж! У меня тоже нервы есть! — завёлся я.
— Хорошо! — Ири выставив вперёд свою шикарную грудь, преградила мне дорогу, — платье в горошек можно продать, не такое уж оно хорошее, — грустно заметила она.
— Ладно, — сказал я примирительно, — с одного платья никакого навара не будет, оставляем.
Иримэ громко взвизгнув, подпрыгнула и повисла на мне.
Глава 23
На следующий день, когда ещё утренняя прохлада не покинула стены нашего беспокойного суетного Житомира, я вышел из своей конторы. В лавке под хлипким навесом, которая была напротив дверей в «Рога и копыта» лежал прямо на прилавке продавец свистулек и пищалок. Я осторожно потормошил соседа за плечо, чтобы удостоверится в его состоянии.
— Не-е бе-е мя-я, — пьяно пробубнил народный умелец.
Под прилавком в корзине не было ни единого целого инструмента. Одни черепки да осколки. Да, больше ему тут дудками торговать не дадут. Я взял в руки несколько черепков разбитых в дребезги глиняных птиц. Можно было конечно поколдовать и их склеить, но я решил, если застану его здесь ещё раз трезвым в здравом уме, то предложу ему поменять направление бизнеса. Например, на оловянных солдатиков или на настольный футбол. Вроде мужик рукастый, так зачем же пропадать таланту?
Я кстати специально вышел из дома с третьими петухами, хотелось своим ранним приходом немного позлить купца Мироедова. Как он меня достал ежедневными посыльными, которые постоянно ныли про деньги. Для расчёта я взял с собой пять командирских часов и на всякий случай блюдо или поднос, смотря как его использовать, от Ханарра. Прелюбопытная оказалась вещица. Особенно выгравированный сюжет на внутренней поверхности: эльфийский с длинными ушами правитель верхом на верблюде охотился с копьём на львов. Ири сказала, что это и есть её предок царь Львиное Сердце. Лично я портретного сходства не нашёл.
В особняк главы купеческого квартала я намеренно постучал громко и резко кулаком, как полицейский в двери преступника. Внутри, судя по звукам, кто-то быстро забегал. Пусть поволнуются, может пока они спали, в городе власть сменилась. Ещё вечером верховодил князь, а сейчас уже слуги Сатура пришли реквизировать добытое нетрудовыми доходами добро.
— Кто? — раздался из-за двери встревоженный голос Сигизмунда Олеговича.
— Открывай, собака! — хохотнул я про себя, а вслух сказал, — откройте вам телеграмма, умер ваш дальний родственник в Америке, и оставил большое наследство!
За дверью, что-то грохнулось. Множественные затворы защёлкали и наконец, довольное лицо Мироедова выглянуло наружу.