— Бесполезно, — махнул рукой Щукарь, — его бы зашить на месяц, а с пьяным какой разговор.

Действительно, разговаривать было не с кем. На втором этаже, в такой же маленькой комнатёнке, в углу на тряпках, лежал в пьяном беспамятстве отец четырёх детей. Тело мужчины было накрыто красным, старым и драным стрелецким кафтаном.

— А он что, из стрельцов? — крикнул я на первый этаж Щукарю.

— Когда два года назад сокращали стрелецкий полк, не все смогли переехать в другие города, — ответил дед, — кто-то подался в корабельные команды, кто-то в бандиты, а кто-то просто спился.

Я заметил на руке бывшего стрельца наколку с якорем. Значит, этот папаша, сначала устроился на корабль, а затем спился, или сделал всё это одновременно. Не вынесла душа перемены сферы деятельности. На первом этаже послышались детские голоса.

— Маришка, Маришка, мы есть хотим! — в разнобой голосили малолетние капитан и команда деревянного ящика.

Я спустился вниз, из еды в доме был старый медный чайник, который покоился на маленькой каменной печурке. Я приоткрыл крышку, слава всем Святым, вода в нём была, правда несло от неё болотом, но это для колдовства не помеха.

— Сейчас будем пить горячее молоко, — сказал я детишкам и притихшей Маришке.

Затем раздул угли и подкинул пару деревяшек в печь. Через несколько минут по лачуге разлетелся запах кипячёного молока. Маришка перестирала реветь, детишки каждый со своей кружкой уселись за деревянный плохо сколоченный стол.

— А я не знал, что у нас в чайнике молоко, — загомонил Дениска, когда я разливал белую горячую жидкость, — а то мы бы давно всё выпили.

— Тьетий день не ели, — добавила младшая сестрёнка, — сухаик только сосали.

— Целебное голодание…, - хотел было развить мудрую мысль Щукарь, как я ему погрозил кулаком.

— Я всё равно вздёрнусь, — зло бросила девушка, — Фомка Шрам со своей братвой не сегодня-завтра меня по кругу пустят и в бордель сдадут.

— Местный воровской авторитет, — пояснил степень угрозы старьёвщик, — непринятый я скажу тип, сволочь одним словом, редкостная.

— Ничего, ничего, на всякую сволочь, всегда найдётся гадина покрупнее, — я от досады сжал кулаки, — я в обиду вас не дам.

И пока детишки допивали наколдованное мной молоко, я посмотрел по сторонам, нужно было переходить к цели нашего визита, и спешно препроводить детишек в безопасное место. Даже со своими волшебными способностями я мог в прямом бою с бандой и не совладать. Замедлялка времени козырь весомый, а вдруг они тоже кое-что умеют. Тогда порвут на куски и пустят рыбам на фуршет. Тем более тут до реки рукой подать, и рыба голодная до халявы в ней имеется.

— Маришка, — обратился я к девушке, — несколько дней назад Щукарь у вас купил старые вещи. Что-то ещё из них осталось?

— Вон там, в коробке, — пожала плечами девчонка, — несколько железячек и тряпочки какие-то, но они все уже ни на что непригодные.

Я прошёлся в указанном мне направлении, в фанерной коробке действительно лежал плохо пахнущая куча. Я, зажав нос пальцами, одной правой рукой пошарил в хламе. И нащупал очень знакомый предмет. Етитская сила! Это же часы! Сильно проржавевшие, покрытые каким-то налётом, но часы. Я тут же плюнул на неприятный запах и стал, как ненормальный разгребать тряпьё. Вот ещё одни! Вот ещё. Пять штук, все как братья близнецы, ржавые и страшные. Я поскрёб ногтем браслет. Вроде стальной корпус. Неужели командирские часы? Хоть бы они были механические, им же цены нет!

— Ладно, — я посмотрел на притихших ребятишек и такого же настороженного Щукаря, — беру всю коробку, даю за неё четыре золотые монеты.

— Туды твою растуды! — пискнул старьёвщик.

— Больше у меня пока нет, — продолжил я, — если всё у меня с починкой получится, добавлю ещё два золотых. А сейчас давайте отсюда выбираться. Будем переселяться в стрелецкую слободу. Хватит мореходить. Скоро каждый стрелец на вес золота будет.

— А как же папка? — растерялась Маришка.

— Записку оставим, как проспится сам придёт, — я порыскал глазами и нашёл кусок уголька, которым можно было оставить послание прямо на стене, — думаю, банда Фомки Шрама его в бордель не сдаст.

Я посадил троих мелких детишек в деревянный ящик, с которым они играли на улице, поднял его вверх и понёс прямо на голове. Само собой без колдовства такой трюк не обошёлся. Проржавелые командирские часы я предусмотрительно рассовал по карманам. Остальное содержимое коробки взяла в руки Маришка. Впереди нашу процессию возглавлял дед Щукарь.

— Поднять пагуса! — кричал из ящика, сидя на моей голове капитан Дениска.

Глава 22

Моё появление в «Рогах и копытах» с кучей чумазых ребятишек и худой, как мальчик подросток, девушкой все восприняли по-разному.

— У нас тут не баня! — встала на моём пути Хелена Олливандер, — мы тут боремся за звание самого культурного торгового заведения на рынке! На них, — кивнула она на детей, — вредных насекомых больше, чем я за всю жизнь видела.

— Дети, не обращайте внимания на тётю, — я попёр буром прямо на свою вредную управляющую, — она так-то добрая, только снаружи иногда злая. Сейчас мы всю ребятню приведём в божий вид. Будут как на утреннике. Ванюха, — обратился я к подчинённому, который стоял с задумчивым и романтичным лицом, как Сергей Есенин перед домами родной деревни, — срочно принеси два ведра воды.

— Ивану нельзя носить воду, — пробубнила, смутившись, дочка книгочея.

— Это ещё почему? — я чуть не выронил ящик с тремя мелкими сорванцами.

— Он стихи пишет, — ещё более тихо произнесла Хелена, — хорошие.

— Вот и молодец, когда вёдра с водой таскаешь, завсегда лучше сочиняется, — я опустил ящик с Дениской и его младшими братом и сестрой на пол.

Дочь Олливандера метнула вопросительный взгляд на Ивана, и тот мигом сорвался за вёдрами. Кстати, за столиком уже привычно для меня удобно расположились и попивали бесплатный кофе сам Ярослав Генрихович, писарь с рынка Пантелеймон Чичиков и лекарский магик сэр Пилигрим. Я кивнул головой всей частной компании, и на секунду задумался, чем же сегодня озадачить стариков?

— Как вы считаете, уважаемые, что первично в этом мире, дух или материя? — я почесал затылок, — что было в начале мироздания мысль, идея или грубая физическая оболочка?

— Идея, безусловно, идея! — одухотворённо заговорил Олливандер, — вот книга, прежде чем буквы ровненько лягут на листок бумаги и появятся красивые картинки на заглавном листе, должна быть идея!

— Да, да, — закивал головой сэр Пилигрим, — вначале было слово.

— Да, прекратите мне голову морочить вашими словами! — разволновался писарь Пантелеймон, — я целый день сижу на рынке и пишу кляузы на заказ. Поэтому сначала должен появиться сам жалобщик и мне, как следует заплатить!

— Деньги, презренный металл, — пробурчал Ярослав Генрихович.

— Скажите это моей бывшей жене! — взвизгнул Чичиков, — которая ушла от меня к торговцу керамическими горшками! Вот что она в нём нашла?

— Да, да, — закивал головой лекарский магик, — на женщин этот закон мироздания не распространяется.

Чем в итоге закончился интеллектуальный диспут, я не узнал, так как перевёл детишек на ту половину торгового дома, где была кухня. Наколдовал им ещё горячего молока и наломал душистого свежего хлеба. На звуки дружного чавканья спустилась со второго этажа Иримэ.

— Чьи это дети? — ушки эльфийки мгновенно вытянулись вверх.

— Спокойно Ири, — я отчего-то растерянно улыбнулся, — это дети свои, то есть наши, то есть житомирские. Сейчас их помоем…

— Что значит наши? — лесовица, как фурия метнулась к столу и грозно посмотрела на испуганных ребятишек.

Маришка и малышня догадались, что назревает скандал, поэтому все разом скуксились, но пережёвывать хлеб и запивать его молоком не перестали.

— Ну, допустим, эти трое твои дети, — Иримэ ткнула пальцем в мелких, — но этой самке уже минимум семнадцать лет! — эльфийка показала на Маришку, — она тоже твой ребёнок? Что ты от меня скрываешь?