— Сейчас, мой котёнок! — ответил я.
И что ж тебе моя рыбка не спиться, подумал я, наливая бодрящий напиток и нарезая бутерброд с ветчиной. В спальной комнате, когда я туда поднялся, эльфийка, лукаво улыбаясь, растянулась на кровати, как тигрица перед прыжком.
— Что ж тебе моя рыбка не спиться, — пробормотал я.
— Что? — удивилась Иримэ.
— Да вот думаю всё, где мне эти сорок золотых найти, — я поставил поднос на кровать.
— А ты вызови Мироедова на дуэль и убей, — проворковала моя лесовица, — а что? У нас в Чудесной стране всегда так делают. Он ведь нарушил договор, значит, его можно убить. Нет человека — нет проблемы.
— Это кто же у вас такое изречение придумал? — я почесал свой затылок, прикидывая, может действительно грохнуть купчину.
— Так говорил мой предок, царь Львиное Сердце, — гордо ответила мне Ири, прихлёбывая кофе, — очень мудрый был человек.
— И поэтому ты сейчас и скрываешься от родни? — я внимательно посмотрел на реакцию свой жёнушки, — ведь может оказаться и так, что ты тот самый человек, который создаёт проблемы.
Однако Иримэ даже не повела бровью, хотя я и почувствовал, что она немного напряглась. Ну, ничего, придёт время сама всё расскажет. Просто так потомки древних правителей не бегают по Мирянскому царству, где в принципе, кроме как в циркусе выступать делать-то особо и нечего.
— Как кофе? — я перевёл разговор.
— Очень необычный вкус, — сделала пару глотков лесовица, — и как ты это делаешь, вот бы научиться.
— Это мне подарок от всех Святых, — хохотнул я, — буду с сегодняшнего дня продавать на разлив этот напиток. Хватит местному населению лакать водку, пиво и вино. Пора завязывать с тёмным средневековьем.
— Правильно! — поддержала меня эльфийка, — даёшь расовое и гендерное равноправие!
— Подожди, подожди, — я чуть не подавился бутербродом, — давай сначала с долгами рассчитаемся.
После небольшого очередного любовного раунда в честь медового месяца, я выбрался в город. Торговый дом «Рога и копыта» остались на попечении эльфийки, пусть привыкает к равноправию, решил я. А сам первым делом побежал в ремесленный квартал, к стеклодувам. Пообщавшись немного со знакомыми по мордобойке кузнецами, я направил свои стопы к некоему мастеру стекольных дел Митрофану. Сказали, что стеклодув он первостатейный, только психованный немного. Поэтому без чертежа лучше к нему не соваться, на дух не переносит дилетантов. Позаимствовав кусок бумаги у кузнецов, которые зла на меня за разбитые в цирке морды не держали, я сделал небольшой набросок. Бутылку нарисовал квадратного сечения, чтобы проще было транспортировать, пробку я задумал сделать притёртую. Если случайно разобьют мою тару, за отдельные деньги починю, подумал я.
От кузнецов до стеклодува я дошёл примерно минут за десять, и, вынырнув из очередного кривого переулка, моему взгляду открылась следующая картина. С десяток зевак, облепив ограду нужного мне дома, что-то весело обсуждали и тыкали пальцами.
— Зашибу, сука! — раздавался крик со двора мастера стеклодельного производства Митрофана.
Я тоже пристроился рядом с неравнодушными горожанами.
— Убью! — орал крепкий бородатый босоногий мужик в одной рубахе по колено, размахивая оглоблей.
— Ты так её не зашибешь! — выкрикнул какой-то плюгавый старичок, — вишь она в сарайке спряталась, ты её сперва за волосы выташь, а апосля уже зашибай.
И действительно мужик зачем-то снова грохнул в дверь собственного основательного деревянного пристроя.
— Ничего не получится, — махнула рукой толстая баба, — дверь сковырнуть надо. А так до вечера биться можно.
Но бородач оказался не так глуп, он сообразил, что дверь в сарае капитальная и оглоблей её не пробить, поэтому со всего маху бабахнул по крыше, которая отчаянно затрещала.
— Давай Митрошка колошмать крышу! — заверещал дедуля, радостно потрясая маленьким сухоньким кулачком, — мы тута все за тебя!
Вдохновлённый первыми успехами мужик, что есть мочи, стал разносить в щепки бедную соломенную кровлю. И с каждым удачным попаданием толпа дружно вскрикивала. Вдруг я заметил, как в маленьком окошке сарая, мелькнуло чьё-то встревоженное лицо.
— Это кого он там оглоблей бить собрался? — спросил я ненормального дедулю.
— Как кого? — пискнул старик, — жену кончено!
— Не будет глазки соседу строить шалава! — добавила толстая баба.
— И перед нашими мужиками задом вилять тоже! — добавила ещё одна тетка с маленькими оплывшими глазками.
— Я смотрю, вы тут совсем с головой не дружите! — я резко крикнул на всех зевак, — я два дня назад был у бурмистра. Сейчас со всех кто своих жён лупит — штраф будут брать три монеты серебром! А с тех, кто не донёс вовремя, ещё два серебряника сдерут. В казне денег нет! Князь уже второй день в одних и тех же штанах ходит!
Я порылся в плечевой сумке, достал из неё листок с чертежом будущей бутылки и огрызок карандаша.
— Сейчас все быстро по одному подошли! — гаркнул я, — буду записывать имена, всех кто князя нашего не уважает!
Тётки, ожидавшие скорой расправы, тут же, как по команде бросились врассыпную. А сумасшедший дедуля неловко оступился, грохнулся на землю и заверещал.
— Я ничего не видел! Ничего не видел! У меня зрение слабое! И ноги не держат.
Однако я лишь оглянулся, чтобы удостовериться, что крыша ещё держится, как дедули и след простыл. Я вошёл на двор бушующего стеклодува.
— Митрофан Чеевич! — громко прокашлялся я, — вы бы оглоблю на место положили. В то время когда каждый как один должен сплотиться в деле построения развитого феодализма, вы, значит, ломаете сарай? Непорядок это, не по-пролетарски получается.
— Да я тебе сейчас черепушку размозжу! — заревел стеклодув и, не откладывая дело в долгий ящик, опустил деревянную жердь точнёхонько на мою голову.
К счастью, меня тоже не пальцем делали, я на мгновение замедлил время и ушёл в сторону от сокрушительного удара оглоблей. Когда же дубина воткнулась со страшной силой в землю, я пробил правым боковым прямо в челюсть психованному мужику. Мощное широкоплечее тело Митрофана, вмиг потеряв равновесие, грохнулось прямо около крыльца.
— Люди добрые убивают! — завыла женщина, которую ещё недавно должен был отлупить муж.
Она юркой лисичкой выскочила из сарайки и накинулась на меня.
— Что же это такое деется! — верещала она, — посреди бела дня моего Митрофанушку лупцуют ни за что, ни про что! Да я тебе сейчас все глаза выцарапаю, ирод окаянный!
За оградой вновь стал скапливаться народ, я даже заметил знакомое довольное лицо дедули, которое украдкой выглядывало из-за баб.
— А ты его ухватом! Ухватом бей! — понеслись подсказки ненормальной женщине.
Жена Митрофана тут же метнулась в дом, надо предполагать, что не за пирогами. Я, честно говоря, растерялся, вроде как сделал доброе дело, угомонил ревнивого мужа, за что же меня сейчас ухватом? Однако в Мирянском царстве сначала бьют, а потом уже разбираются, поэтому женщина показалась на пороге дома с жердью, на конце которой была надета металлическая рогатка.
— Послушайте дамочка, давайте сначала погово…! — не успел закончить я реплику, как ухват просвистел в миллиметре от моего лица.
— Вот растяпа! — заорали тётки у ограды, — что ж ты тычешь в него, как в горшок! Бей наотмашь!
— Мочи его Настюха! — заверещал дедуля.
— Всё бурмистру доложу! — я показал кулак зевакам, которые в очередной раз бросились по хатам.
Затем ухват Настюхи я ловко перехватил, вырвал из рук и закинул на крышу.
— Ну что есть ещё в доме холодное оружие? — отдышавшись, спросил я у опешившей женщины.
— Сейчас утюгом тебя огрею, — уже без энтузиазма пробормотала Настюха.
Я склонился над Митрофаном и чуть-чуть поколдовав, привёл его в чувства. Однако мужик в чувства пришёл, а вот в себя почему-то не успел, поэтому его стальные пальцы мигом сжались на моем горле. Пришлось ещё раз дать ему в челюсть и снова отключить.
— Да что же это такое! — всплеснул я руками, — я вам работу принёс, а вы как кошка с собакой на меня бросаетесь. Деньги не нужны?