Совсем не просто сожительствовать с таким взбалмошным соседом. То придет пьяный, да так, что все из рук валится. То приволочет молодую девушку, пестро и не замолкая, обхаживая их доверчивые уши. Девушек он видимо цепляет в крошечных деревеньках вокруг города, слишком уж наивные они для городских. Плохо спится под звуки стонов. Один раз я встал посреди ночи, или скорее рано утром, по привычке услышал во сне звук колоколов, зовущий на дзадзэн. Вышел из коморки, потирая лицо, хотелось подышать прохладным воздухом, вялой ночной Удзиямады*, шел вперед, как заворожённый пока не споткнулся об лежащих на полу, изрядно пьяного Минору и очередную любовь всей его жизни. Конечно, я извинился, и вроде бы ничего такого, но какой визг она подняла, сумасшедшее создание. Можно было бы и привыкнуть к его выходкам и образу жизни, но самое странное, что все всегда происходит ночью, он вообще спит, когда темно? По-моему, он и вовсе не спит по человечески, так, сваливается на пару часов, то на полу, то на столе, пару дней назад он выходил на улицу покурить трубку, там и распластался. Подумать только, как незримо быстро бежит время, казалось я только вчера, заселился к Минору, а на самом деле терплю его уже неделю. Целая неделя, щёлк, и исчезла, завтра уже пойдет следующая.

А эти его постоянные расспросы:

– Как считаешь, может лучше на фоне нарисовать сразу две Фудзи?

– Думаю, будет смело, совмести я карандашные зарисовки с мазками краской, как считаешь?

– Будут ли восхищаться Сакаи Хоицу и Хонъами Кохо, через сто лет, а через двести? Не хочу верить в то, что деградация неминуема, у них же никакого роста, только самоповторы и общие места.

На все это по своей давней привычке мне только и остается, что отвечать, «не знаю, «возможно», «думаю тебе видней». Впрочем, если бы я и отвечал развернуто, он бы только кивнул головой и продолжил заниматься своими делами, как ни в чем не бывало. Его волновало, само наличие витающих вокруг него громких слов, звуков, мыслей и любой другой нервирующей меня суеты. Да ладно, что это я так распаляюсь, перепись тут завершена, только и остается, что отнести бумаги местному чиновнику, который и определил меня жить в этом доме, и налегке брести в Мацусаку. О шумном соседе уже стоит позабыть, и так или иначе спасибо ему, что приютил, хотя у него и выбора то особого не было. В Мацусаке перекантоваться можно будет у тети, она и до замужества была спокойной и покладистой женщиной, а когда овдовела, говорят, замкнулась в себе и стала олицетворением слова тишина. Тем не менее, думаю, ей будет приятно увидеть родного племянничка, последний раз то года два назад виделись, как раз на похоронах.

Ну что же, раз с делами покончено, могу себе позволить прогуляться по-человечески, без надоедливых однотипных расспросов людей, проводимых моим монотонным, скрипучим голосом. Прогулка, увы, не будет полноценной, пару недель назад закрылся мой любимый книжный магазинчик. Наверно обанкротился, людям сейчас не до чтения, какие-то они дикие все стали, шастают украдкой по улицам, в глаза друг другу не смотрят. Ну а впрочем, чего это я, сам ведь такой же. Надеюсь хоть, «скалы супруги» за ночь водой не смыло, было бы совсем грустно.

Свою одежду на протяжении всего пребывания здесь я заталкивал в узкий проем между столиком и стеной, одно из немногих мест, до которых не доставала грязная рука, нога, и любая другая часть тела «гениального художника» Можно было бы поискать укромное место в других комнатах, однако с таким неусидчивым соседом, я бы ее потом никогда не нашел. Конечно, кимоно и хакама были страшно скомканными, и по городу я ходил в мятой, прожеванной одежде, ну и ладно. Иногда приходится найти внутренний компромисс и отправить свою любовь к порядку и чистоте на длительную прогулку по побережью. Тем более, сколько не наводи тут порядок, Минору достаточно вот просто пройти по комнатам, и все, труды впустую, за ним прямо таки тянется шлейф человеческой копоти. Натянув на волосатые ноги пару новеньких, свежих таби, купленных вчера у одной старой, крайне любезной женщины, я услышал знакомый топот, вызывающий легкую нервную дрожь по всему телу. Вернулся!

– Аааааааааки! Ты дома? Спишь?…– Горлопанил, пришедший ранним утром Минору. Даже если бы я и спал, его визг наверняка бы вырвал меня из сна.

– Дома, дома… негромко прикрикнул я из комнатушки, продолжая одеваться.

– Чайник ставил?…– Между прочим, интересовался мой сосед. В кой то веки ему захотелось чая. Довольно странный он человек, крайне редко пьет чай, обычно воду или спиртное, лень наверно ждать пока заварится.

– Нет

– Я поставлю, ты будешь?

– Буду

С неописуемым грохотом он стал ковыряться в еще одной маленькой кладовой комнатке, один в один похожей на мою, я бы мог жить и в ней, если бы «великий творец» потратил пару лет на то, чтобы привести ее в порядок. В ней, возможно, было все, о чем только можно вообразить. Где-нибудь в самых недрах валяется и его вдохновение, которое он постоянно теряет.

Выйдя из комнаты, я обнаружил чайник, он был на прежнем месте. Под мелодию из треска и звона, я засыпал чай. Вооружившись, исцарапанным деревянным ковшиком я наполнил сосуд прозрачной студеной водой. Принес дрова и развел безбурный огонек. Присел около уютного очага и согреваемый маленькими пурпурными угольками, ждал, когда чай будет готов. Я, было, пытался окликнуть художника, но он так увлеченно копошился в своем хламе, что пропустил все мимо ушей. Наконец чай был готов, я разлил его по двум небольшим кувшинчикам, кружек у него не было. Только я насладился мягким запахом бодрящей ароматной жидкости, как Минору выскочил из-за моей спины и обиженно заявил.

– Негодяй, почему не сказал, что чайник нашел.

– Потому что я его не искал, он все время был здесь, висел, над очагом… Монотонным усталым голосом гнусавил я.

Художник слегка закатил глаза и нелепо почесал затылок, затем как ужаленный дернулся и одним глотком высосал весь чай из кувшина, даже не дав мне возможности предупредить, что он не остыл. Тело Минору с поросячьим визгом, то сжимаясь то, расширяясь, летало по всему дому, сшибая все на своем пути.

– Ааааааа, горит, горит. Чертов чай, все горло расплавил…– Чуть ли не плача и по-куриному взмахивая руками как крыльями, верещал он. Ну что сказать, сам виноват, теперь то может, будет поспокойней и болтовни станет меньше.

– Какая напасть, сначала иноземцы проклятые, теперь горло. Проклятье, это проклятье, меня прокляли. Меня же могли проклясть, а, Аки? Говори, ты же монах! Ааай, кажется, у меня язык немеет. Аки, друг мой посмотри!…– Блея, от не на шутку разразившегося волнения, он с настежь раскрытым ртом бросился ко мне, еще и иноземцев своих вспомнил, теперь весь день будет лить слёзы.

Сейчас бегает, ошпарив свое горло, до этого бегал как ошпаренный, когда увидел злосчастные картины чужестранцев. Если верить его словам, пару месяцев назад его единственный друг пригласил погостить к себе в *. * – небольшой портовый город, живущий за счет ввоза всевозможных товаров, разумеется, в таком случае всегда появляются структуры, игнорирующие заглавную букву закона. И под их чутким контролем, в тесных ящиках и широких скрипучих бочках, нередко прячется нечто неожиданное. Минору с другом, которого, по моему удивлению он ни разу не унижал за спиной, прогуливались по шумному порту, как галки озираясь вокруг, в поисках того, на что можно накинуться, и утащить в свои гнезда в цепких лапах. На самом деле совершенно не важно, что именно прикупил Минору в порту, в лучшем случае, эта безделушка нашла бы достойное место в грандиозной коллекции хлама экспрессивного художника, в худшем он бы ее попросту потерял. И это была бы вполне рядовая прогулка, если бы друзей не занесло в старенький, подгнивающий портовый склад. Некоторые местные моряки, прекрасно понимающие, что в корабельных трюмах провозится не только то, что было заявлено в документах, прибывая в порт превращаются в скрытных и ушлых торгашей, заинтересованных в том, чтобы прямо тут продать часть неучтенного товара, пока он еще тепленький, не забывая конечно отдать, большую часть суммы, «на улучшение жизненных условий хозяина порта, и большинства местных чиновников и бандитов, что в обшем-то одно и то же». Один из таких, «предпринимателей» осторожно схватил друга Минору за руку, и певучим, развеселым голом, навязчиво предлагал пройти посмотреть диковинные товары.