– Ладно, с меня довольно этого бреда, иди к черту, Эдри! – бросил раздраженно Корс, и его раб быстро попятился к выходу.

Корс вдруг подумал о том, что ни разу не спрашивал у Эдриана, в чем заключался его проступок. Не интересовался он об этом и у других нечистых. «Это трусишка» – так примерно ему сказали, и Корс не стал уточнять. Так в чем заключалась твоя трусость, Эдриан? А впрочем, какая разница?

Корс маялся весь оставшийся день. Он то ложился на кровать, то вставал и курил, и так каждые минут двадцать. Ему было скучно, тоскливо, невыносимо одиноко и страшно. Ничего не происходило так, как он хотел, и он не знал, что ему делать, прекрасно понимая, что Ник спит и не позовет его. Нужно было ждать. Не выдержав, Корс все же «посмотрел» на него.

В их палатке по-прежнему царил беспорядок, Верный и Валентин ничего не убрали, и сапог Ника так и валялся у входа, там, куда он его швырнул. Корс увидел Ника и Арела. Они спали вдвоем на узком топчане, небрежно укрывшись парчовым одеялом и тесно прижавшись друг к дружке. Ник лежал на месте Корса. Его лицо оставалось обмотанным черными полосками ткани. Он выгнал Корса, но не снял их, не разбинтовал лицо. «Наверное, там действительно что-то серьезное, – с грустью подумал Корс, – он не справится с лечением и все испортит, он окончательно все испортит! Ну что за упрямый идиот!»

Ник лежал, прижавшись к Арелу. Корс видел его забитое татуировками и потому казавшееся черным плечо, полностью разрисованную и от того такую же черную руку, лежащую поверх «золотого» одеяла. Он обнимал Арела, а тот мирно спал, чуть приоткрыв рот и тихо похрапывая. Волосы князя, как водопад из темного шоколада, струились вниз с края топчана до самого пола. «Но почему Ник так любит Арела?! – Корс этого не понимал. – Они всегда вместе. Они вообще когда-нибудь ссорились по-настоящему? Почему? Почему он так его любит?!»

«Арел ничем ему никогда не помогал, ничего не сделал для Ника. Ненадежный, капризный и жестокий потомок древнего рода, он всегда плохо обращался со своими людьми, и Ник не был исключением. Арел использовал его, не жалея, приказывал доставать для него деньги! Не лечил его, а наоборот, только избивал и калечил. Унижал. Надел на него «пояс верности». Никак не развивал его, не объяснял правила жизни, не давал разумных и полезных советов! Не спасал из тюрьмы. Он ничего не сделал для Ника! Ничего! И несмотря ни на что, Ник так его любит! А я всё для него делал! Лечил, учил, заботился! И что в итоге? Меня обманывали, потешались и прогнали! Вот она, благодарность!» – Корс со злостью «схлопнул» видение.

Он хотел наконец перестать бесконечно думать о Нике и растравливать себя обидами, поэтому позвал Парки, чтобы тот доложил ему об обстановке в их лагере и хоть как-то отвлек его.

Парки со спокойным равнодушием отчитался о том, что все в полном порядке, и, к разочарованию Корса, не дал ему ни малейшего повода применить свой железный прут.

– Парки, ты знаешь, что я не только слышу мысли, но могу видеть жизни, и не только каждое плохое слово или мысль обо мне я услышу, но и каждый проступок я увижу. Ты знаешь об этом? Любой тайный поступок станет явным. Понимаешь? – строго спросил его Корс.

– Да, конечно, командир, – ничуть не испугавшись, ответил Парки, – у меня нет дурных мыслей, и я выполняю ваши приказы.

А Корса вдруг осенило:

– Парки, а ты видишь мой демонический звериный облик?

– Да, командир, – совершенно буднично ответил тот.

И Корс едва скрыл удивление:

– Ты видишь мои рога?!

– Да, командир, – Парки пожал плечами.

– О-о-о! И ты поэтому в своих мыслях назвал меня шерстяным в начале? Потому что я покрыт шерстью?

Парки засмеялся:

– Не-е-ет, командир, не поэтому. Простите меня.

– Представь мой образ сейчас!

– Есть, командир!

Корс попытался увидеть свой звериный образ в мыслях Парки, но видел лишь размытое темное пятно. Высокий мощный силуэт с двумя длинными загнутыми отростками в районе головы. Даже судя по этим нечетким теням, рога выглядели внушительно.

Парки молча, стоял перед ним, ожидая. Корс понял, что не может ничего толком рассмотреть, и ему не хватает силы увидеть свой демонический облик таким способом.

– Достаточно, – раздосадовано приказал он.

– Есть, командир, – Парки не сдержал быструю едва заметную улыбку. По-видимому, представлять своего командира в рогато-мохнатом виде показалось ему забавным.

– Да почему ты такой веселый, волчок-дурачок? – Корс успел заметить эту ухмылочку. – Всегда тебе весело!

– ОТ УЛЫБКИ СВЕТЛЕЕТ, – сказал Парки.

– Вот идиот! Все, убирайся!

Парки ушел, а Корсу не стало легче – наоборот, ему стало еще хуже и еще обиднее, что его сила так мала, и никого он сжать не может, и образы сущностей видит обрывками и нечетко. А Демон его ничему не научил и ничего не дал ему! И ничем не помог! Арела научил, а его – нет!

Корс совершенно не понимал, чем занять день. Раньше у него всегда были дела, важные встречи, работа, аудиенции во дворце. По вечерам – поездки в гости. Часто он сам устраивал приемы в своем особняке. У него не было ни минуты свободного времени, его постоянно окружали соратники, нужные люди и друзья.

С Ником он все это растерял, невольно подстроившись под его ритм, а Ник большую часть времени кололся, употреблял разную дурь и спал. Он совершенно не занимался ничем полезным, и валяться на кровати было его излюбленным времяпрепровождением, ему и не надо было ничего. Корс, конечно, поначалу был шокирован подобным стилем жизни, но очень скоро и сам как-то втянулся. С Ником хотелось быть здесь и сейчас, никуда не тянуло, ничего было не нужно, кроме как только быть с ним рядом. Корс вспомнил, как раньше, присутствуя на каком-нибудь приеме и общаясь с нужными и важными людьми, он вдруг терял интерес к происходящему и начинал ощущать скуку, понимая, что в этот момент, хотел бы совсем другого – оказаться, к примеру, за одним столом с Варахом, душевно выпить и поболтать. Но он оставался и проводил время на этом приеме, потому что так было нужно, да и Варах занят своими делами. С Ником такого не было никогда. Если Корс был с ним, ему уже не хотелось ничего другого, никаких других встреч и другой компании. Не хотелось никуда идти и ни с кем общаться. И даже если они с Ником ничем не занимались, или занимались, по мнению Корса, полной ерундой, с ним это было интересно и весело. И Корс всегда делал выбор в пользу Ника, забывая про все другие дела. А сейчас у Корса нет ни дел, ни друзей, ни Ника.

Он ограничен обстоятельствами, как стенами тюрьмы. Нет никаких интересных дел, нет друзей, ничего не происходит, и он не может на это повлиять. Остается только лежать, курить и в конце концов постараться заснуть, провалиться в спасительное забытье как можно скорее.

Корс «видит» себя со стороны. Это прошлое, и он ещё довольно молод, ему здесь, может быть, чуть больше тридцати, но как плохо он выглядит! Запавшие мутные глаза в синяках, опухшее лицо, сгорбленные плечи, на столе стоит бутылка, и на полу валяются уже пустые. Корс пьет. И по количеству бутылок, и его внешнему виду понятно, что пьет он давно и много. О-о-о! А ведь он и забыл этот период своей жизни, вычеркнул из памяти, как дурной сон. Зря он ругал Ника. Судя по тому, как выглядит он сам, его сыну было от кого унаследовать тягу к алкоголю. Корс сидит за столом и мрачно смотрит на Камиэля Вараха, который стоит перед ним.

– Нам нужно уехать, – с волнением говорит Варах, – ты погибаешь здесь. Достаточно этого безумия. В столице тебя ждут!

– Нет, – тяжело мотает головой Корс.

– Сколько писем от наших друзей ты получил?

– Я не считал.

– А сколько писем из Черного города ты просто выбросил, так и не прочитав?!

Корс не отвечает, отворачивается и тянет руку к бутылке.

И, видя это, Камиэль Варах вдруг бросается к застекленному шкафу, стоящему у боковой стены комнаты. Рукой в кожаной перчатке он бьет по нему, с какой-то отчаянной злостью кулаком разбивает стеклянную дверцу. Раздается оглушительный грохот и звон, но Корс даже не поворачивает головы. Внутри шкафа на полках поблескивают ордена и медали Корса. Они красиво разложены на черных бархатных подушках и подставках. Варах хватает один из орденов, и, приблизившись к Корсу, буквально сует его ему в лицо: