Облик «скифской» культуры Центральной Азии, восстановленный археологами, мало дополняется письменными источниками, созданными в древнем Китае. В иньских гадательных надписях на панцирях черепах и лопаточных костях животных (XIV–XI вв. до н. э.) северо-восточные соседи протокитайских племен обычно именуются цянами или, позднее, уже в исторических трактатах, жунами. Они названы в надписях «лошадиными цянами» и «во множестве разводящими лошадей цянами». Северные соседи китайских государств VIII–VII вв. до н. э., именовавшиеся ди, также относились к кругу «скифских» племен, что археологически засвидетельствовано находками так называемых «ордосских бронз» — великолепных памятников «скифского» искусства Центральной Азии.
Ранние рассказы о «северных соседях» собрал в своих «Исторических записках» создатель нормативной китайской историографии Сыма Цянь (135-67 гг. до н. э.). Все его сведения по этому сюжету отрывочны, не систематичны, предельно кратки и ничем не напоминают обширные повествования Геродота о причерноморских скифах.
Кочевники, населявшие Центральную Азию в VII–VI вв. до н. э. именуются Сыма Цянем жунами и ди. Позднее их стали называть ху. В ту же эпоху в степях Внутренней Монголии, Южной Маньчжурии и в отрогах Большого Хингана жили «горные жуны» и дунху («восточные варвары»). Северные племена были постоянными участниками политической жизни древнекитайских царств, то сражаясь с ними, то вступая в коалиции воюющих друг с другом государств и получая за это вознаграждение.
Сыма Цянь ярко описывает их «варварский» образ жизни и общественное устройство. Жуны и дунху не были политически объединены, «все они были рассеяны по горным долинам, имели собственных вождей, и хотя нередко собиралось свыше ста племен жунов, они не сумели объединиться в одно целое». Источники отмечают у жунов и дунху посевы проса, но главным их занятием было скотоводство: «переходят со скотом с места на место, смотря по достатку в траве и воде. Постоянного пребывания не знают. Живут в круглых юртах, из коих выход обращен к востоку. Питаются мясом, пьют кумыс, одежду делают из разноцветных шерстяных тканей… Кто храбр, силен и способен разбирать спорные дела, тех поставляют старейшинами. Наследственного преемствия у них нет. Каждое стойбище имеет своего начальника. От ста до тысячи юрт составляют общину… От старейшины до последнего подчиненного каждый сам пасет свой скот и печется о своем имуществе, а не употребляют друг друга в услужение… В каждом деле следуют мнению женщин, одни военные дела сами решают… Войну ставят важным делом» [Бичурин, I. с. 142–143].
Трудно нарисовать более выразительную картину родоплеменного общества, еще не знавшего классового расслоения и насильственного авторитета. По словам китайского наблюдателя VII в. до н. э., у жунов «высшие сохраняют простоту в отношении низших, а низшие служат высшим [т. е. выборным старейшинам и вождям — С.К.] руководствуясь искренностью и преданностью» [Таскин, I, с. 123[. Война и набег с целью захвата добычи — важная сторона их жизни. По словам китайского сановника VI в. до н. э., северные варвары «ценят богатства и с пренебрежением относятся к земле»; слово «богатство» объясняется здесь как «золото, яшма, полотно и шелк». Однако; даже во времена наибольшей слабости мелких китайских царств, жуны никогда не угрожали им завоеванием. Набеги кочевников сдерживались или ограничивались военными мерами, дарами, подкупом вождей, торговлей. В ходе военных столкновений китайцы не раз убеждались в достоинствах варварской конницы, а иногда даже перенимали одежду и оружие своих противников. Правитель царства Чжао, Улинь-ван (325–299 гг. до н. э.), «изменив существовавшие обычаи, стал носить варварскую одежду, обучаться верховой езде и стрельбе из лука». Впрочем, Улинь-ван, как и другое правители, более полагался на строительство длинных стен и укреплений вдоль пограничной линии, чем на полевую армию. Вместе с тем, сами китайцы не только сдерживали жунов у своих границ, но и захватывали их земли. Первое такое сообщение относится к 623 г. до н. э., когда правитель царства Цинь, Мугун, напал на жунов и захватил «двенадцать их владений» [Таскин, I, с. 122–123].
Радикальное изменение общей ситуации в Центральной Азии произошло, согласно Сыма Цяню, в «период воюющих царств» (403–221 гг. до н. э.). Вместо прежних жунов на севере и западе появляются сильные объединения кочевых племен сюнну (гуннов) и юэчжей, а про дунху сообщается, что они «достигла расцвета» и у них появился единый правитель. В IV в. до н. э. китайцы впервые называют гуннов среди своих противников; позднее те начинают ожесточенную борьбу за Ордос с царством Чжао. Война шла с переменным успехом, но в составе гуннского объединения оказались за это время те жунские племена, которые прежде были независимы. На западе соседями гуннов были юэчжи — восточно-скифские (сакские) племена, занимавшие, вместе с родственными им усунями, огромную территорию от Тянь-Шаня до Центральной Монголии. Тамги (геральдические знаки) вождей юэчжийских племен, недавно обнаруженные на черных скалах ущелья Цаган-год в Гобийском Алтае, фиксируют южную границу юэчжийских земель.
Благодаря работам советских и монгольских археологов оказалось возможным проверить, дополнить и конкретизировать сообщения письменных источников. Раскопками обнаружены два типа культур скифского круга (I тыс. до н. э.). Один тип представлен культурой плиточных могил и «оленными камнями». Плиточные могилы сооружались из неглубоко погруженных в землю плоских каменных плит, образующих прямоугольный ящик. Погребенных клали головой на восток вместе с оружием, украшениями, сосудами. Специфическими предметами в захоронениях являются сосуды на трех полых ножках (триподы) и бронзовые ножи с выемчатыми фигурками людей и животных, бронзовые удила, часто кости коня. Плиточные могилы располагаются на местности цепочками, образующими родовые кладбища. К сожалению, большинство погребений начисто ограблены.
С плиточными могилами сопряжен другой тип памятников, «оленные камни», — каменные стелы, на которые нанесены изображения стилизованных оленей с вытянутыми вперед узкими клювообразными мордами, закинутыми за спину длинными ветвистыми рогами и подогнутыми в летучем галопе ногами. Вместе с ними на камень нанесены изображения других предметов — боевых топоров, кинжалов, зеркал, круто изогнутых луков. Большая часть этих предметов, сделанных из бронзы, и роговые обкладки луков найдены в плиточных могилах. Находки железных предметов там крайне редки.
Культура плиточных могил распространена на огромной территории от Забайкалья до Северного Тибета, охватывает степную часть Маньчжурии, всю Внутреннюю, Восточную и Центральную Монголию, резко обрываясь на западных склонах Хангайских гор. Там начинается область другой культуры скифского типа: каменные ящики сменяются курганами, такими же, как раскопанные на Алтае знаменитые гробницы Пазарыка. Эта область охватывает Западную Монголию, Туву, Алтай, Восточный Казахстан. Антропологически погребенные различаются так же резко, как и тип захоронений. В плиточных могилах погребены монголоиды северной (палеосибирской) ветви этой расы, а в курганах — европеоиды. В III–II вв. до н. э. плиточные могилы и скифские курганы вытесняются иными по облику погребениями, в которых железный инвентарь сменяет бронзовый.
Теперь, накладывая сведения письменных источников на археологическую карту, логично заключить, что носителями культуры плиточных могил были племена жунов и дунху. Культура курганных захоронений Западно-монгольского и Саяно-Алтайского регионов, датируемая V–III вв. до н. э., принадлежала восточно-скифским племенам — юэчжам и усуням.
Именно среди памятников близких, но не тождественных скифским, выделены теперь многочисленные погребальные комплексы VII–V вв. до н. э., несущие все признаки, характерные для позднейших гуннских захоронений. Район распространения этих своеобразных памятников расположен к востоку и юго-востоку от нынешней Монголии, в степных и лесостепных пространствах Маньчжурии и, частично, во Внутренней Монголии. Здесь и была, скорее всего, первоначальная родина или территория формирования тех кочевых скотоводческих племен ярко выраженного монголоидного облика, которые позднее, в IV–III вв. до н. э., сместившись к западу и овладев степями между Ордосом и Забайкальем, стали известны под именем гуннов [Миняев, с. 70–77].
