Из упомянутых докладных записок местных китайских властей о поступлении предметов «дани» можно увидеть, что иногда правители заморских стран, присылая «дань», сообщали, что бы им хотелось получить взамен. Так, в одном из этих документов в качестве подзаголовка выделено: «Ван страны Сиам Накань просит Императора о милости — прислать хороший атлас и шелк». Далее говорится, что, доставив «дань», сиамские послы отправились в столицу Китая просить у императора «даровать» по 20 кусков красного и зеленого атласа и по 20 кусков красного и голубого шелка[566]. Следующий документ сообщает, что правитель Сиама получил простые ткани в указанном количестве и высылает дополнительную «дань» в виде благодарности[567].
Начиная с XV в. китайское правительство пыталось установить определенные нормы ответных подарков иноземным властителям. В 1403 г. правителю Тямпы было даровано три куска парчи, шесть кусков полотна, по четыре куска газа и тюля, а его супруге — четыре куска полотна и три куска газа и тюля. При этом отмечено, что впоследствии китайские власти старались придерживаться этой нормы для властителя Тямпы[568]. Нормы подарков для властителей различных стран были различны[569].
Стремление китайского правительства придерживаться определенных норм, посылая ответные подарки иноземным властителям, и запросы последних на получение того или иного товара в ответ на свою «дань» привели к тому, что уже в первой половине XV в. в Китае установились определенные нормы оплаты разных сортов «дани». Наиболее ранний пример стоимостной оценки предметов «дани» относится к товарам, поступившим из Монголии. Это запись из «Мин хуй дянь», датированная 1426 г. «За каждое представление дани двору… отдаривали за каждый сорт дани особыми вещами, а именно: за каждую лошадь среднего разряда — цветным атласом на две пары платья, а сверх того деньгами уплачивали стоимость двух кусков тафты; за лошадь низшего разряда — отдаривали пеньковой материей одним куском и из восьми кусков тафты за один кусок деньгами; за лошадь самого низкого разряда — шестью кусками тафты и за один кусок деньгами. За каждого верблюдца — цветным атласом на три пары платья и сверх того деньгами за десять кусков тафты. За кречетов — одной парой платья; за 200 горностаевых шкурок –12 парами платья; за две шкурки соболей — одной парой платья; за десять больших шкурок — одним куском тафты; за одну рысь — семью с половиной кусками тафты»[570]. Аналогичный пример, относящийся к середине XV в., имеется и в отношении «дани» из Самарканда[571]. Следовательно, это явление не носило случайного, частного характера, и стоимостные эквиваленты «дани» должны были складываться и для отдаривания посольств из стран Южных морей. Чжэн Хао-шэн считает, что определенные стандарты в оценке иноземных товаров окончательно сложились к концу XV в.[572].
О широком распространении стоимостной оценки «предметов дани» в Китае свидетельствует тот факт, что некоторые иноземные послы даже запрашивали за доставленные товары определенную цену, а китайский двор торговался с ними. Так, в «Мин ши лу» сохранился текст доклада Ведомства обрядов императору, датированного 8-м месяцем 12-го года Чжэнтун (1447 г.): «Посол из страны Сиам Куньпулуньчжи (в китайской транскрипции. — А. Б.) и его люди докладывают, что доставленный ими в дань в количестве 1380 цзиней (ок. 824 кг) камень "вань" (вань ши) не является продуктом их страны, а целиком закуплен во время поездок в Западный океан и достать его очень трудно. Они просят согласно прецеденту 2-го года Чжэнтун (1437 г.) оценить каждый цзинь в 250 связок монет в пересчете на ассигнации. Затем при рассмотрении дела выяснилось, что когда в 9-м году Чжэнтун (1444 г.) посол из той страны Куньшацюнь (в китайской транскрипции. — А. Б.) и его люди доставили в столицу в дань 8 тыс. цзиней (ок. 4776 кг) камня, "вань", то наше ведомство ввиду того, что это не драгоценная вещь, докладывало, чтобы каждый цзинь камня был оценен в 50 связок монет в пересчете на ассигнации. Каждые 200 связок монет в пересчете на ассигнации приравниваются к одному куску тонкого шелка, поэтому всего в шелке [камень был оценен] в 20 кусков[573]. Император повелел выдать им вдвое меньше (учитывая, что половина товара отбиралась безвозмездно в виде налога. — А. Б.). Ныне Куньнулуньчжи просит цену согласно прецеденту 2-го года Чжэнтун. Не осмеливаемся с легкостью разрешить это [дело]. Император дал следующий ответ: «Камень, "вань" исстари есть в Китае. Это нередкая вещь. За каждый цзинь дать но 50 связок монете пересчете на ассигнации и впоследствии не принимать его как дань»[574].
Этот красочный эпизод прямо свидетельствует о торговом характере такого рода операций. В связи с этим становится понятным, что уже в 1424 г. мы находим в китайских источниках термин «покупать дань двору». В «Мин да чжэн цзуань яо», например, записано: «В 12-м месяце 22-го года Юнлэ прекращена покупка дани двору в Западном Крае»[575]; Правда, это не относится непосредственно к странам Южных морей, но для нас важен сам факт употребления такого термина в источнике уже под 1424 г.
Таким образом, само по себе представление «дани двору» и ее «отдаривание», если абстрагироваться от политического значения, которое придавалось китайским правительством этой процедуре, было определенной торговой операцией менового характера. От обычной торговли ее отличало то, что она в принципе не подразумевала эквивалентного обмена или, точнее, стоимостного возмещения. Однако, как мы видели, вследствие того, что эта процедура в конце концов выливалась в товарообмен, уже к середине XV в. «дань двору» и «отдаривание» начинают сопровождаться стоимостными отношениями и тем самым все более приобретают характер торговли.
Однако этот процесс нельзя представлять упрощенно, как механическую замену «дани», приобретению и «отдариванию» которой придавался определенный политический смысл, чисто торговыми отношениями. Нет сомнения, что в связи с общим разложением системы номинального вассалитета заморских стран с середины XV в. заметно ослабло и политическое значение «дани». Но в целом в течение всего XV и в начале XVI в. минское правительство по-прежнему придавало этой процедуре определенный политический смысл. В связи с этим ее приближение к обыкновенной централизованной торговле шло не только за счет таких внешних признаков, как появление в обмене стоимостных эквивалентов, но и за счет изменений в самой структуре «дани».
В чем это проявлялось? Начиная с XV в. послов с «данью» приезжало настолько много, что официальные китайские источники стали просто отмечать дату ее доставки. Однако по некоторым данным можно заключить, что товарный компонент «дани» с течением времени возрастал за счет компонента редкостей. Так, имеющиеся сведения о составе «дани» из Сиама, присланной в 1533 и 1538 гг., показывают, что она состояла главным образом из «местных товаров»[576]. Если в конце XIV — начале XV в. китайский двор охотно принимал в виде «дани» такие «редкости», как различные заморские звери и птицы, то в 1483 г. на имя императора поступил следующий доклад по поводу присылки в «дань» львов: — «Это — бесполезная вещь, их нельзя принести в жертву в храме и нельзя приспособить в упряжку при выездах. Не следует их принимать»[577]. Это говорит о появлении известного «практического подхода к приобретению, дани"».
