Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Что касается иноземных посольств, то их появление при дворе Минов не было вызвано стремлением этих стран соблюдать нормы вассалитета по отношению к Китаю. В этой связи показательно, что официально установленные китайцами сроки присылки посольств с «данью» не соблюдались ни одной страной Южных морей. Как свидетельствуют источники, иногда посольства присылались какой-либо страной по нескольку раз в год, а иногда не присылались по многу лет. Направляя посольства в Китай, властители стран Южных морей преследовали свои, совсем иные, нежели их изображала китайская дипломатия, цели: заручиться поддержкой Китая в борьбе с соседними странами, в междоусобных войнах, повысить авторитет своей власти в стране, получить в подарок те или иные китайские товары, обеспечить право морской торговли с Китаем и т. д.

Иноземные посольства в Китай в первые годы существования Минской империи не были односторонним актом. И хотя, исходя из вышеуказанных дипломатических целей, китайские политики того времени обычно выдавали иноземные посольства за проявление вассалитета, а китайские — за проявление сюзеренитета, на деле это был взаимный обмен посольствами, который сам по себе не был показателем какой-либо зависимости или господства. Он был для того времени принятой дипломатической нормой. Этот факт сознавался некоторыми китайскими политиками. Так, в комментариях в «Тун дянь» довольно метко вскрывается сущность взаимных посольских связей: «В начале династии Мин было определено, что иноземные послы должны приходить ко двору, и установился порядок посылать с визитами правительственных уполномоченных к государям иноземных стран. Этот взаимный [обмен] посольствами очень напоминает нормы отношений между равными государствами»[119]. Вместе с тем иноземные послы в Китае соблюдали диктуемый им здесь церемониал, который во многих случаях был для них довольно унизителен (битье земных поклонов, коленопреклонения и т. д.). Исполнению этого церемониала китайский двор придавал большое значение. Однако в данном случае у прибывавших в Китай иноземных послов не было выбора. Международного права, обеспечивающего неприкосновенность представителям иностранных держав, тогда еще не было. Поэтому, попадая в чужую страну, послы оказывались во власти ее правителя. Они могли быть схвачены, задержаны, брошены в тюрьму и даже казнены. Неисполнение церемониала влекло за собой и потерю возможности получить богатые дары. Кроме того, отказ посольства исполнять те или иные требования церемониала чужой страны мог привести попросту к высылке его обратно, т. е. к неудаче. Поэтому можно сказать, что соблюдение иноземными послами в Китае положенного для них церемониала было в значительной мере вынужденным, а не диктовалось стремлением иноземных властителей подчеркнуть свое «зависимое положение». Формальное соблюдение «вассального этикета» послами практически ничем не связывало и ни к чему не обязывало направлявших их в Китай властителей.

Вместе с тем нужно учитывать, что ни в одной стране Южных морей в XIV–XVI вв. не существовало столь детально разработанного, как в Китае, придворного церемониала. Поэтому во многих случаях иноземные послы, исполняя те или иные обряды, не понимали их символического в глазах китайцев значения. Весьма красноречиво свидетельствует об этом следующий факт, зафиксированный в «Мин ши». На о-ве Калимантан в Брунее присланная китайским императором местному властителю государственная печать использовалась весьма своеобразно: отпечатки ставились людям на спины во время свадебных торжеств и других празднеств[120].

Хотя китайский церемониал и устанавливал определенные нормы приема китайских послов в зарубежных странах, местные-правители даже не знали об этом. Немногие сохранившиеся описания встреч китайских послов за границей свидетельствуют, что местные властители принимали их согласно существовавшим в своих странах нормам. Так, во время посещения миссией Хоу Сяня Бенгали в 1415 т. китайские послы в сопровождении местного церемониймейстера проследовали вдоль внушительного почетного караула пеших и конных воинов, причем они приветствовали местного властителя через каждые пять шагов и властитель отнюдь не падал на колени и не бил челом перед императорским манифестом[121].

Китайские послы за рубежом далеко не всегда могли требовать соблюдения китайского церемониала, так, например, было с Шэнь Чжи в Бони. Необеспеченность посольских прав сознавалась и китайцами, тем более что известны случаи, когда китайские посланцы становились жертвами местных властей (убийство китайских послов Яванцами в 1377 г.). Чтобы хоть как-то обеспечить безопасность своих послов, китайское правительство обычно посылало с посольской миссией отряд солдат. И когда этот отряд оказывайся сильнее дружины местного властителя, как это было, допустим, в Бони в 1370–1371 гг., китайские послы могли чувствовать себя хозяевами положения. Однако для конца XIV в. такие примеры были редки. Но в целом китайский дипломатический церемониал практиковался лишь в самом Китае.

Китайское летосчисление для датировки официальных бумаг в странах Южных морей не применялось вообще, а доставляемые оттуда в Китай послания датировались здесь при переводе. Что же касается мистического обряда вознесения жертв «духам гор и рек» иноземных стран, то он производился без участия иноземцев и мог иметь значение лишь в глазах самих китайцев.

Теперь уместно поставить вопрос, что понимается под термином «вассалитет» в межгосударственных отношениях вообще? Приведем определение из «Дипломатического словаря»: «Вассальное государство — характерное для эпохи феодализма зависимое государство. Вассальная зависимость связана с таким подчинением одного государства другому, при котором государство-"вассал" вынуждено допускать широкое вмешательство "сюзерена" в свою законодательную, административную и судебную деятельность, и лишается не только ряда существенных прав внутренней жизни… но и права вести внешние сношения. При этом соблюдаются разного рода формальности, свидетельствующие о таком подчинении — утверждение главы вассального государства его "сюзереном", уплата дани вассалом, принесение им присяги на верность и т. п., что придает личный характер зависимости вассала от сюзерена, отличает вассалитет от протектората»[122].

Отношения Китая со странами Южных морей, сложившиеся в конце XIV в., на практике не выражались ни в широком вмешательстве в законодательную, административную и судебную деятельность последних, ни во вмешательстве в их права вести самостоятельные внешние сношения. Поэтому эти страны не были в прямой политической зависимости от Китая. В то же время китайская сторона прилагала усилия к соблюдению различных формальностей, которые якобы могли свидетельствовать о существовании вассальной зависимости стран Южных морей. И в этом она достигла некоторого успеха. Поэтому нам представляется правомерным определить сложившиеся в конце XIV в. отношения Китая с этими странами как систему номинального вассалитета последних.

Следует добавить, что этот номинальный вассалитет не был подкреплен никакими договорными обязательствами ни одной из сторон, а потому не может считаться формой реальной политической зависимости[123].

Мы уже отмечали цели, которые преследовала китайская дипломатия, придерживаясь системы номинального вассалитета в отношениях с иноземными странами вообще и странами Южных морей в частности. Однако здесь уместно поставить вопрос: почему китайское правительство в конце XIV в. удовлетворялось претензиями лишь на номинальный вассалитет стран Южных морей? Ответ на него нужно искать в конкретной обстановке, сложившейся в Китае к этому времени. Установление сколько-нибудь реального господства потребовало бы немалых и постоянных усилий со стороны Китая. В конце XIV в. внимание минского правительства было отвлечено от южных рубежей и сосредоточилось на расширении своей власти в пределах самого Китая (как отмечалось, основные провинции Китайской империи оказались под властью минского правительства лишь к 1387 г.) и борьбе с северо-западными соседями. К тому же минская правящая верхушка еще не чувствовала себя достаточно сильной в самом Китае, чтобы приступить к широкой внешней экспансии. Поэтому она ограничивалась дипломатической деятельностью в отношении стран Южных морей, понимая, что для достижения целей, выходящих за рамки номинального сюзеренитета, потребуются иные средства и методы, прибегнуть к которым у нее пока не было возможностей.

вернуться

119

Лун Вэнь-бинь, Мин хуй яо, т. I, стр. 254.

вернуться

120

«Мин ши», цз. 323, стр. 31759(1).

вернуться

121

Фэй Синь, Син ча шэн лань, цз. 1, стр. 39–40.

вернуться

122

«Дипломатический словарь», т. I, стр. 244.

вернуться

123

Тот факт, что обмен посольствами, сопровождавшийся подношением «дани», выступал как средство поддержания внешних официальных связей Китая с зарубежными странами, явился причиной появления в исследовательской литературе терминов «даннические отношения» (tributary relations) и «данническая система» (tributary system). Наиболее полно раскрывают значение, которое вкладывалось в этот термин, Дж. Фэйербэнк и С. И. Тэн. Они пишут: «Поскольку все иностранные отношения с китайской точки зрения были фактически данническими отношениями, то, следовательно, все типы международных связей, если они вообще имели место в случае с Китаем, должны были приноравливаться к даннической системе… В рамках даннической системы различного рода интересы — личные и имперские, экономические и социальные — находили свое выражение… Данническая система как общая сумма формальностей была тем механизмом, с помощью которого варварские, т. е. некитайские, районы ставились на свое место во всеобъемлющей китайской политической и тем более этической схеме…» (J. К. Fairbank, S. Y. Teng, On the Clung Tributary System, pp. 139, 141). Далее авторы, характеризуя происхождение «даннической системы» и выполняемые ею функции, выделяют следующие ее черты: 1) данническая система была естественным продуктом культурного преобладания древнего Китая; 2) она использовалась правительством Китая в политических целях самозащиты страны; 3) на практике она имела фундаментальные и очень важные коммерческие основания; 4) она служила средством осуществления китайских международных связей (Ibid., р. 137.) Как видим, термин «данническая система» обозначает совокупность теории и практики внешних связей Китая с зарубежными странами в традиционных формах. Однако нам представляется, что данный термин не подходит для этого понятия. Как мы показали выше, посольский обмен вообще и тем более предоставление «дани двору» были лишь одним из звеньев внешнеполитической теории и практики средневекового Китая, в основу которых был положен принцип номинального вассалитета зарубежных стран по отношению к Китаю. Помимо «присылки дани», которая термином «данническая система» ставится во главу угла, номинальный вассалитет имел целый ряд других формальных проявлений. Поэтому нам кажется, что для характеристики данного типа внешних связей Китая более подойдет предлагаемый нами термин — «система номинального вассалитета иноземных стран».

12
{"b":"829889","o":1}